1.
«Не так-то просто быть любовницей императора», - говорит Адаар, жуя травинку. Зеленые поля Внутренних Земель безбрежны. Высокая трава колышется, в них бродят лохматые, медлительные друффало, крича протяжными голосами. Адаар и Бык сидят на склоне холма, Бык опирается на руки, широко расставив ноги в полосатых шальварах, а Адаар на ривейнский манер поджимает под себя ноги, упираясь ладонями в колени. «Ты откупориваешь его пробку, вот и все. Или он твою», - Бык пожимает похожими на булыжники плечами. Адаар смотрит на него и думает, что они были бы красивой парой, парой, похожей на ее родителей, если бы она могла любить Быка, но она его не любит. Она любит мужчину, который правит народом масок — и, стоит ему только оказаться у себя, срывает с себя маску и бросает ее на трюмо. Трюмо — новое слово для Адаар — это комод с маленьким ящичком для щеток и пудр, и с зеркалом сверху, иногда тройным. «Не все так просто», - говорит Адаар, но Бык перебивает ее: «Нет, все именно так просто. Не нужно смешивать дружбу и секс, хорошо? Ты Тал-Вашот, но ты же не дура. Гаспар хороший лидер, с твердой рукой, конечно он тебе нравится — с ним можно поговорить нормально, ну как со мной. Еще тебе нравится с ним спать, потому что с людьми спать забавно, они такие маленькие и такие... изобретательные». На губах Быка появляется мечтательная улыбка. Адаар знает, что он думает о Дориане. Тал-Вашот, но не дура Адаар должна не любить тевинтерцев по той же причине, по которой не должна смешивать дружбу и секс — по причине, которой для нее не существует. Адаар с сомнением относится к магии, но если ей нужен маг, она идет к Соласу или Дориану. Она рада, что Бык и Дориан поладили, так ей не нужно испытывать вину за то, что она не хочет кунарийскую семью с Быком. Она хочет лежать в шатре у пруда с мраморным дном и целовать мужчину, который слегка картавит и никогда не ходит кругами, как все эти люди в пышных шляпах с высокими плюмажами. Орлесианцы не похожи на марчан, марчане не похожи на ферелденцев, а Гаспар не похож на орлесианца — иногда Адаар жалеет, что он не может стать выше ростом и отрастить рога. «Тебе хорошо говорить, - упрекает Адаар Быка. Если она и приунывает, то ненадолго. - Дориан изгой, одиночка, как и ты, в Инквизиции он мой боец, мой солдат — вы на равных. Представь, что было бы, полюби ты Аришока». «Ничего бы не было, - хохочет Бык. - Аришок не настолько потерял свой Кун, чтобы влюбиться в меня. Все твои проблемы от того, что у тебя слишком много человеческого в голове. Отпусти это. Зачем тебе носить в себе так много?» Бык счастлив потому, что у него все хорошо — доносы в Бен-Хазрат, которые читает и правит Лелиана, поступают исправно, Дориан зовет его к себе почти каждую ночь, у его отряда всегда есть работа. Бык уверен в себе, и уверен в том, что может Адаар поучать. От этого Адаар вскипает, как молоко над огнем. «Затем, что я не машина Кун, как ты, - взрывается Адаар. - У меня есть сердце, у меня есть душа, и у меня есть голова на плечах, которой думаю я, а не Тамассран, и не Бен-Хазрат. Знаешь, почему ты так счастлив, Бык? Потому что у тебя всегда был кто-то, кто говорил тебе, что делать. Ты никогда по-настоящему не жил, поэтому тебе все так просто и понятно. А я — я живу, и это ты должен мне завидовать, потому что ты, и все твои друзья по Кун — вы мертвецы». Лицо Быка, когда он смотрит на Адаар, вытягивается. Адаар ликует — супершпион потерял концентрацию. Бык не ожидал отпора, но он быстро приходит в себя, и его лицо становится беспечным и незаинтересованным, как будто бы Адаар ему ничего и не говорила. Единственное, что выдает Быка — потемневшие глаза. Адаар поднимается с земли, подцепив пальцем перевязь с кинжалами. «Тут неподалеку логово виверна. Я хочу ударить тебя, а ты — меня, но солдаты не должны видеть нас такими. Пойдем, убьем его», - говорит Адаар, и Бык коротко кивает. Что-то стрекочет в траве, пахнет навозом и нагретой солнцем землей.2.
У Адаар — длинные красные волосы, которые она долго и с удовольствием расчесывает у трюмо расческой из драконьей кости с инкрустацией. Прежде, чем расчесаться, она долго и с удовольствием разглядывает расческу, любуясь блестящими камнями. Гаспар допивает вино из длинного синего бокала и говорит, что расческой пользоваться проще, чем топором. «Никогда не брала топор в руки, - фыркает Адаар. - Он слишком большой, и слишком шумный. Все ждут, что кунари будет большим и шумным. Никто не ждет, что кунари будет красться в тенях, высматривая брешь в твоих доспехах, чтобы вогнать туда нож». «Убийцы, которых подсылали ко мне, были либо людьми, либо кроликами, - веселится Гаспар. На столе стоят еще бутылки, первая уходит на разогрев. - Убийца-кунари меня бы развлек. Если бы ему не удалось избавиться от меня как положено, он бы мог попробовать забить меня канделябром до смерти». Гаспар задирает на пуф ноги в пыльных сапогах, оставляя на пастельной обивке серые следы, он откидывается в кресле и сцепляет пальцы на животе. Адаар расчесывается, зная, что Гаспар следит за ее отражением в зеркале, и неторопливо разбирает волосы пальцами, унизанными ривейнскими кольцами, чтобы доставить ему удовольствие. «Кролики, - запоздало говорит Адаар, вдоволь налюбовавшись на твердый властный рот Гаспара, его лиловый от щетины подбородок, его некрасивое, но живое лицо, которое она видит в створке трюмо. - Какие кролики?» Адаар морщит лоб, она не может вспомнить. Она слышала это раньше, и удивилась сравнению, но не придала особого значения ни словам, ни тому, кому они были сказаны. Гаспар приподнял брови, пожав плечами. Луч солнца, прорвавшийся через щель в портьере, кометой вспыхнул в темно-желтом камне его кольца, похожем на лисий глаз. «Эльфы с кроличьими ушами. Больше животные, чем люди, неудивительно, что прячутся в лесах, - отвечает Гаспар. - Я знаю ученых, которые изучают происхождение эльфов. Если однажды они докажут, что эльфы произошли от кроликов, я не удивлюсь». «Что ты будешь делать с учеными, которые докажут, что я произошла от коровы?» - Адаар стремительно оборачивается, сжимая щетку в руке. Платье кажется ей похожей на попону, угловая тиара, закрывающая лоб между рогами, упряжью. Она разгневана, но Гаспар этого не замечает — он смеется, он думает, что Адаар шутит. «Эльфы и кунари это как кролики и драконы. Кролики хороши в пирог, на шапки для дочерей лавочников, и в подарок малышне. Кролики — это рабы. Драконы — это противники. Хорошая драконья охота стоит войны, армии, даже жизни». «И что? - Адаар откладывает щетку. Она поворачивается к Гаспару вместе со стулом, и Гаспар расстегивает верхнюю пуговицу у камзола — ему жарко, плотная парча в отличие от сегеронского наряда Адаар, который она носит в гостях, почти не дышит. - И кролики, и драконы животные. Что это меняет?» «Люди — тоже животные, - отвечает Гаспар, покачивая ногой. Его лицо темнеет, он начинает раздражаться — он не любит, когда с ним спорят, даже если не хочет вникать в причину. - Только умнее и развитее остальных. Так же, как дракон умнее и развитей кролика». «Я не дракон и не кролик, - Адаар раздувает ноздри. - А ты, любитель животных, вступай в связь с ослом, если для тебя нет никакой разницы!» Адаар кидает в Гаспара расческой, но он отбивает ее рукой. Расческа отлетает на кровать под длинными балдахином с кистями и подпрыгивает на перинах. Адаар чувствует мгновенное облегчение — в гневе она не владеет собой, но ей нравится эта расческа, и она вовсе не хочет ее разбить. Гаспар отодвигает пуф ногой и встает, подходя к Адаар. Он упирается руками в трюмо и Адаар сидит в кольце его рук, надменно глядя на него из-под полуприкрытых, жирно подведенных синей сурьмой век. «Ослу - отказать, - говорит Гаспар Адаар на ухо. - Этот век назовут веком Льва и Дракона, а не веком Льва и Осла».3.
Жозефина права, в стенах Скайхолда и правда зияют дыры. Адаар пыталась заставить Соласа найти их с помощью магии, но Солас только рассмеялся в ответ — магия, госпожа Инквизитор, так не работает. Пришлось оценивать ущерб по старинке, гуляя по крепостным стенам с Калленом и бумагой для записей. Карманы Каллена набиты мятыми бумажками с номерами башен и описаниями дыр. Аддар перегибается через каждый зубец и выворачивает голову, пытаясь разглядеть изнанку донжона. Каллену остается только записывать, он пишет лучше, чем Адаар, а ходит и держит равновесие хуже — решение отказаться от лириума далось ему нелегко. «Когда придет Блэкволл?» - спрашивает Адаар, уперевшись ногой в проем между бойницами. Держась за кладку, она балансирует над пропастью, разглядывая эрозию стены, которая держится не столько на известке, сколько на пышно растущем плюще. «Как только закончит с рекрутами, - Каллен сглатывает и записывает со слов Адаар, что известка вся высыпалась и камни не ровен час повыпадают прямо на головы гостям. От того, как Адаар лазает по укреплениям, ему заметно не по себе. - В бумагах Стражей которые мы нашли, были сносные чертежи укреплений. Блэкволл обещал разобрать их и подумать, как их можно применить в нашем случае». «Хорошо», - Адаар отряхивает руки и, покачнувшись — Каллен меняется в лице - спрыгивает на стену. «Иногда ты меня пугаешь», - признается Каллен. На сером лице Каллена красным выделяются воспаленные веки и белки глаз, отливающие кроличье-розовым. «Каллен, - говорит Адаар задумчиво. - Та женщина, которую ты любил в Круге, из которого ты потом ушел, эльфийка — ты когда-нибудь думал о том, что тебя в ней привлекло?» «Почему ты спрашиваешь меня об этом сейчас?» - угрюмо отвечает Каллен. Он мрачнеет на глазах, но Адаар не до его сложных чувств. «Потому что почему бы и нет. Я держала тебя во время ломки, когда даже Кассандра не могла тебя скрутить. Ты врал что я путешествую по делам Инквизиции в то время, как я плавала на корабле Гаспара. Мы друзья, друзья не обязаны всегда быть вежливыми. Так что ты в ней нашел?» «Друзья или нет, я не буду это обсуждать, - на лбу Каллена выступает испарина. Воротничок поддевки, торчащий у него над нагрудником, темный от пота. - Это личные воспоминания. Твоя связь с императором Орлея — это твое дело: я соврал и совру еще, если потребуется. Но я не буду говорить о ней». «Ты так любил ее, - продолжает Адаар, не замечая его протестов. - И я помню, как ты говорил, что не смог бы сойтись с гномкой или кунари — или ты говорил это не мне? Скажи мне, почему? Ты бы не полюбил Сурану, если бы она не была маленькой и хрупкой, или у нее не было острых ушей?» «Это мои чувства и я не обязан оправдываться, - огрызается Каллен, и добавляет более спокойным тоном: - Это дело вкуса. Я не нахожу гномок и кунари... простите, Инквизитор... привлекательными. И что с того?» «А если бы, - Адаар барабанит пальцами по зубцу, источенному ветром и похожему на обломанный драконий клык. - Если бы ты любил гномок за то, что они коренастые и маленькие, или кунари за рога или драконью кровь — можно было бы это назвать любовью? Можно ли назвать любовью любовь к волшебству или острым ушам, когда главное то, что снаружи, а не то, что внутри?» «Командор», - к ним подходит скаут с деревянным планшетом в руках, к которому приколоты листы бумаги и привязан карандаш на веревочке. Адаар видела, как он поднимался, но не придала значения — решила, что скаут дождется Каллена в башне или отрапортует Лелиане. Скаут решил обратиться напрямую. «Слушаю», - Каллен отворачивается от Адаар с заметным облегчением погружаясь в дела. Скаут говорит, что дело не то чтобы настолько срочное, чтобы отвлекать командора от разговора с Вестницей, но Каллен заверяет его в том, что для него нет ничего важнее, чем донесения его людей — как и для Инквизитора. Адаар не спорит. Она поворачивается к разрушенному зубцу и кладет на него локти. В башне Каллена больше дыр, чем во всей фортеции, неудивительно, что он все время кутается в меха. Скоро Адаар последует его примеру — чем ближе к осени, тем холоднее и безжалостнее становятся ветра, и тем чаще Гаспар присылает ей в подарок меховые накидки. Адаар старается не думать о Гаспаре, но иногда не получается. В нем столько мощи, столько жизненной силы, столько огня в его крови... Огонь, огонь, в его сердце огонь, так много шрамов, корона легче шлема, но рука все еще тяжела. У императора нет друзей, нет любовниц, нет союзников — есть честь у шевалье. Игра душит, Игра грызет, как хищный зверь, бьет исподтишка. Золотые рога... «Коул, - говорит Адаар, скосив глаза. Она не видит его, но чувствует его присутствие у себя в голове. - Не надо». «Но я хочу помочь!» - голос Коула звучит расстроенно. Адаар скрипит зубами. Ей хочется послать его подальше, но она сдерживается: с ним так нельзя. «Не надо мне помогать. Помоги лучше себе».