***
Пепел почти коснулся спасительных вод фонтана, когда её руку, держащую горшочек, остановила другая рука. Габриэль смотрела в глаза Зене и не верила, что должна будет отказаться от возможности видеть их навеки — пусть даже и ради спасения сорока тысяч душ. Зена плакала. Её Зена, которая не боялась ничего и никого, которая столько раз побеждала смерть, — плакала. Она знала, что это будет слишком тяжело. Но она верила Габриэль — и Габриэль послушалась её. Солнце ушло за горизонт, унося с собой последнюю надежду.***
— Ах! — Габриэль поднялась и села, тяжело дыша. Слёзы всё ещё текли по её щекам, возвращая в тот день, когда её жизнь изменилась навсегда. — Тише, тише, — раздался рядом родной и знакомый голос, и Габриэль, не глядя, уткнулась в тёплый воздух, наощупь находя лицом шею Зены, — снова видела тот сон? Габриэль молча кивнула и огляделась — лагерь вокруг спал. Она снова находилась в родной Греции, пришла сюда на зов людей, которые нуждались в помощи девушки с шакрамом. Они звали Зену — но приходила только Габриэль. И после её появлений то здесь, то там, новость неслась со скоростью тысяч лошадей — зовите Габриэль, девушку с шакрамом. Звание Королевы Воинов так и осталось за Зеной — Габриэль не позволяла никому так её называть. — Всё позади, — сказала Зена, перебирая пальцами волосы Габриэль, — всё позади. Габриэль крепко обняла её, и Зена опустилась на жёсткую постель, держа её в уютном кольце своих рук. Габриэль прижималась к её груди и успокаивалась, слушая отзвук своего сердцебиения. Сердце Зены давно не билось — сердце Габриэль билось за двоих.***
Она впервые появилась у подножия горы Фиджи — тёплый поток энергии, бесплотный дух, видимый, только если сильно этого захочешь. Габриэль ничего на свете не хотела сильнее, чем вновь увидеть Зену — и бросилась к ней в объятия, едва это произошло… Но чуть не упала, пройдя сквозь неё. Зена улыбалась, хотя слёзы сверкали на её щеках, и Габриэль попыталась коснуться её лица. На этот раз получилось — требовалась большая концентрация на том, что чувствуешь. Габриэль поняла это, стирая солёные капли с лица Зены. — Ты вернулась, — прошептала Габриэль, не веря самой себе, и едва не разрыдалась от счастья. Зена отрицательно покачала головой. — Не до конца, — сказала она, виновато поджимая губы, — и никогда не смогу вернуться. Но я обещала быть с тобой — и боги решили, что я могу сдержать своё обещание. Габриэль смотрела на неё — и не могла насмотреться. Она внутренне умерла с последним лучом солнца, забравшим Зену у неё — и воскресала с каждой секундой, которую могла снова смотреть на Зену. — Боги немилосердны, — прошептала она, обнимая лицо Зены ладонями, — я едва могу прикасаться к тебе. — Но зато ты всё-таки это можешь, — ответила Зена и склонилась, легко касаясь губами губ Габриэль. Габриэль крепко зажмурилась, собирая всё сознание на тонкую грань поцелуя, и слёзы всё-таки выступили на её глазах от бесконечной нежности, которую вкладывала в этот поцелуй Зена. Непостижимо, против всех правил Вселенной — они остались вместе, запертые в рамках своих миров: материального и нематериального, физического и духовного, но благодаря силе той любви, которая связывала их души, они могли касаться друг друга, вкладывая в это все свои чувства. Этого было бесконечно мало, если задуматься, но для Габриэль это было подарком небес.***
Самым тяжёлым было научиться не выдавать присутствия Зены. Габриэль всегда искала её глазами — привыкла за долгие годы совместных путешествий, но, когда она улыбалась ей, другие люди недоумевали. Она не боялась прослыть сумасшедшей — Зена была против этого. — Мир остался без Зены, — говорила она, — но у него всё ещё есть Габриэль. И, как бы Габриэль не хотелось, ей приходилось делать вид, что она одна. Люди верили ей, видели в ней бесстрашную непобедимую воительницу — и Габриэль не разочаровывала их. Вот только с каждой зарёй она вставала на тренировки, которые проводила лучшая из лучших, Королева Воинов — Зена. Она командовала Габриэль, показывала ей приёмы, изобретённые или выученные ею у кого-либо, учила хитростям боя, какие могла знать только она — и Габриэль одерживала всё новые и новые победы с её помощью, ведомая, но не ведущая. А люди видели только её одну.***
Габриэль не чуралась человеческого общества — но больше любила путешествовать одна. Она часами могла ходить по лесным дорогам, разговаривая с Зеной обо всём на свете, смеясь её шуткам и сочиняя на ходу разные забавные стихотворения, чтобы услышать её смех. Раньше это было их бытом, простой вещью, само собой разумеющимся: Габриэль и Зена, Зена и Габриэль. Двое в одном, две девушки — но одна большая любовь. Теперь Габриэль приходилось прятать это в уединённости пустынных дорог и под сенью густых лесов. Она по-прежнему наслаждалась обществом Зены — но как резало по сердцу, когда в бою нельзя было услышать такой знакомый воинственный клич! Габриэль забивала эту тишину свистом летящего шакрама, рассчитывая траекторию его полёта почти так же быстро и ловко, как это делала Зена, кричала сама — резко, отрывисто, громко — но боль всё равно пронзала её сердце каждый раз, когда она заканчивала бой и находила глазами Зену, отчаянно желающую присоединиться и не имеющую ни малейшей возможности этого сделать. Привыкать к этой новой реальности было безумно тяжело — Габриэль столько раз приходилось произносить «Зены больше нет», когда она встречала старых друзей, столько раз она видела слёзы и боль, которую вызывало это известие, и каждый из них ей хотелось воскликнуть: «Она здесь! Она со мной!»… А по вечерам, обессилевшая от вынимавшей из неё все душевные силы реальности, Габриэль засыпала на плече Зены, обнимавшей её почти так же крепко, как и при жизни.***
Впервые они заговорили об этом где-то через полгода после смерти Зены. Габриэль столкнулась с Афродитой, которая попыталась своими кознями отвлечь её от творившегося в одном небольшом городке беспредела, и с лёгкостью преодолела все её чары, лишь на мгновение дрогнув, когда перед ней появился призрак обнажённой Зены, звавший её к себе. Габриэль заставила Афродиту вернуться на Олимп — но вечером Зена как бы невзначай сказала: — Ты хочешь близости. Габриэль, настроенная немедленно уснуть — нервы её знатно поистрепала зарвавшаяся богиня, — тут же ощутила, как усталость испаряется, словно дым. — С чего ты взяла? — прямо спросила она у Зены — благо в ту ночь она ночевала вдали от городка в глухом лесу. — На секунду, когда морок позвал тебя, ты замешкалась, — Зена никогда не стеснялась говорить прямо, — поэтому я решила, что ты хочешь близости. Габриэль набрала было воздуха в лёгкие, чтобы громко сказать, что ничего такого она не хотела, но вместо этого произнесла: — Да, но ведь только с тобой! Зена скептически посмотрела на неё и чуть наклонила голову, сощуриваясь. — А по-моему, ты о чём-то забываешь, Габриэль. Габриэль поняла, что сон откладывается на неопределённый срок, и поднялась. Она спала в простой рубашке, и ночная прохлада коснулась её ног, приводя в какое-то подобие душевного равновесия. — Я прекрасно знаю, что ты мертва, — сказала она спокойно, — и у нас с тобой ничего уже не будет. Но я не перестану этого хотеть — просто не могу. Понимаешь? Зена села и сложила руки на груди, наблюдая за ней со странной улыбкой — Габриэль знала, что если Зена так улыбается, то она что-то задумала. — Понимаю, — тоном учителя, соглашающегося с ребёнком, озвучившим прописную истину, заявила она, — но кое-чего не понимаешь ты. Габриэль никогда не умела играть в игры с намёками, а потому спросила прямо: — И чего же? — Того, — сказала Зена, поднимаясь и подходя к Габриэль вплотную, — что даже не имея возможности касаться меня, не сосредотачиваясь, ты всё ещё можешь меня слышать. Последние слова она выдохнула Габриэль прямо в губы — и та отпрянула в озарении. — Нет. — Да, — Зена выглядела так, будто ей не терпелось поскорее начать, — я бы хотела сделать это с тобой. Но, пока я не могу, это можешь сделать ты. Габриэль смотрела на неё широко распахнутыми глазами, чувствуя, как от одной мысли о руках Зены сладкая дрожь прокатывается по её телу. — Но, — Габриэль почувствовала, что краснеет, — тебе не кажется, что это как-то… Непочтительно? Зена рассмеялась. — Этого хочу я, — сказала она, — и ты об этом знаешь. Что мешает тебе сделать нам обеим приятное? Габриэль не мешало ничего, кроме одного. — Я не очень-то умею делать это сама, — призналась она, но Зена лишь махнула рукой: — Ты просто не пробовала делать это правильно. И по её торжествующему виду Габриэль поняла, что у неё просто нет другого выхода.***
В ту ночь у них ничего не вышло — на Габриэль напали разбойники, и, хотя это не было особенной проблемой, времени они всё-таки отняли прилично, так что Габриэль связала их, отвела в город и рухнула на постель в первом же постоялом дворе, пытаясь отоспаться. В лес она вернулась только к вечеру и прошла в самую глушь. — Ты всё-таки собираешься послушаться меня? — спросила Зена, делая вид, что она ни при чём. — Я собираюсь хорошо отдохнуть в месте, где меня никто не тронет, — уклончиво заметила Габриэль, — не то чтобы я кого-то боялась, но это утомляет. Зена рассмеялась, и Габриэль улыбнулась. На пути им встретился небольшой ручеёк — Зена предположила, что в месте, откуда он течёт, есть озерцо, и Габриэль повела коня сквозь густой кустарник, треща ветками как можно тише. Чутьё не обмануло Зену — вот только озерцо оказалось в глубокой, едва освещаемой солнечным светом пещере, в которой можно было устроиться на ночлег. Пещера находилась за весьма удобно закрывавшими её кустами, так что Габриэль с удовлетворением отметила, что здесь уж точно никто её не потревожит. Обустроившись, Габриэль разделась и забралась в озерцо. Размером оно было с небольшой бассейн, и вода оказалась довольно холодной, но Габриэль всё нравилось. Она села, прислонившись спиной к камням, и с наслаждением выдохнула, но тут же вздрогнула, когда её спины коснулись тёплые пальцы. — Тебе так идёт этот дракон, — сказала Зена с ноткой грусти в голосе и провела ладонями по плечам Габриэль, — нужно придумать прозвище, которое бы было с ним связано. — Девушка с татуировкой дракона и шакрамом, — фыркнула Габриэль, — не звучит. — Воин Дракона, — пафосно произнесла Зена и сама рассмеялась, — ты права, у нас не выйдет. Но, быть может, кто-то ещё придумал бы… — Девушка с шакрамом меня устраивает, — отрезала Габриэль и застонала, расслабляясь: Зена массировала её шею. — О, Габриэль… — прошептала Зена и вдруг склонилась к самому её уху, — сейчас самое время. Габриэль тут же вскинулась: — Вот прямо сейчас? — Спокойнее момента мы не найдём, — менторским тоном заметила Зена, — так что — да, сейчас. Габриэль замялась — между ними, конечно, были моменты интимности, но заниматься любовью друг с другом они ранее не решались. Всегда были другие мужчины — и только сейчас Габриэль понимала, как они ошибались, полагая, что им это не нужно. — Хорошо, — согласилась Габриэль, выбираясь из бассейна, — сейчас так сейчас. Она неспешно вытерлась, чувствуя на себе ожидающий взгляд Зены, и опустилась на раскинутые по каменному полу пещеры покрывала — свою нынешнюю постель, — принимая позу прилежной ученицы. Зена ласково улыбнулась: — Так ты ничего не достигнешь, — сказала она, опуская руки на плечи Габриэль, — закрой, пожалуйста, глаза. Габриэль повиновалась — она продолжала ощущать прикосновения Зены, но они были слишком призрачными, чтобы она чувствовала их, не прислушиваясь к себе. — Слушай мой голос, — прошептала Зена на ухо Габриэль, вызывая у той сладкую дрожь предвкушения, — я буду говорить, а ты делай. Габриэль кивнула, не открывая глаз, и слегка напряглась, но руки Зены надавили на её плечи, расслабляя их. — Когда я была живой, — начала Зена, — я постоянно смотрела на тебя, как на умелого воина и верную подругу. Ты — моя родственная душа. Но ты по-настоящему прекрасна. Мне хотелось бы — сперва — поцеловать тебя. Глубоко проникнуть языком в твой рот, сталкиваясь с твоим языком… Габриэль застонала и открыла глаза: — Ну, и как я буду это делать? — спросила она обречённо. — Саму себя не поцелуешь. — Представляй то, что не сможешь, — предложила Зена, — зажмурься. Габриэль подчинилась, и Зена продолжила: — У тебя такая соблазнительная шея. Мне хотелось бы провести по ней рукой… Габриэль заскользила пальцами по своей шее, ведя от уха до ключицы, и тихо выдохнула. — И губами… Здесь было сложнее, но Габриэль придумала способ: она облизнула два пальца, и проделала ими тот же путь, что и ранее. — Возьми свою грудь в ладони, — говорила Зена — голос её немного сел, — и слегка сожми. Вот так. Теперь погладь кончиками пальцев соски. Немного ущипни их… Хорошо. Облизни ладонь и возьми ею грудь — так, да, — а второй рукой погладь живот… Габриэль слушала её указания и ласкала себя. В какой-то момент голос Зены и её руки начали становиться одним целым — и вот уже ей казалось, будто это не она, а Зена скользит ладонями по её телу, разжигая в ней огонь Эроса. Зена спускалась всё ниже и ниже, и Габриэль легла, чуть раздвинув ноги, чтобы ей было удобнее. Её — Зены — руки огладили внутреннюю сторону её бёдер, и пальцы, едва касаясь, прошлись по островку волос на лобке и ниже, там, где… Габриэль застонала, когда Зена велела ей двумя пальцами обвести вход — но не более — и немного надавить подушечкой на клитор. — Пожалуйста, — попросила Габриэль, — Зена… — Проникни в себя пальцами, — наконец разрешила Зена, и Габриэль со стоном сделала это. Внутри неё уже было горячо и влажно; стенки влагалища туго обхватили её пальцы, сократившись, и Габриэль толкнулась в себя ещё одним пальцем, второй рукой лаская клитор. Зена уже не говорила, что ей делать — только изредка просила «Чаще» или «Резче», координируя, но не вмешиваясь. Габриэль чувствовала её взгляд и терзала себя, изнывая от того, как мучительно мало ей было своих рук и как она хотела ощутить поцелуи Зены на своей коже. Когда она выгнулась и осела на покрывала, достигнув вершины, Зена шумно выдохнула, заставив её открыть глаза. — Габриэль, как мне жаль, что я не могу прикоснуться к тебе, — сказала Зена. Взгляд её, обжигающий и отчаянный, скользил по телу Габриэль, и та вновь почувствовала, как саднит от возбуждения её лоно. — Мне кажется, ты всё-таки можешь, — ответила Габриэль, тяжело дыша, и протянула руку, пальцы которой только что были в ней, Зене. Та взялась за неё — и Габриэль ощутила, как всё более явно сжимает её ладонь рука Зены. Зена, похоже, тоже это почувствовала, потому что склонилась к Габриэль и поцеловала её так, как говорила вначале. И последняя связная мысль Габриэль в ту ночь была — боги всё-таки милосердны к ним.