Йогурт с клубничным вареньем

      - А если сидеть так долго-долго, разве это что-то может изменить? – смешливый детский голос звоном отозвался в моей и без того перегруженной голове. Болезненно хотелось начать объяснять юному существу о нужде погрустить в одиночестве, но вряд ли пятилетняя малышка поймет странную потребность взрослого время от времени чувствовать себя самым грустным человеком на Земле. Возможно, я и сам не до конца понимал, зачем мне это все это, но продолжал приходить к обветшалому дому из моего детства, чтоб насладиться собственной печалью.        Гордостью тут и не пахнет, не так ли?        - Дядя, я же говорила, Грейсоны не живут здесь уже давно, так сказал мой дедуля. Если уж он сказал «давно», то это до войны было, наверное, - прыгая по лужам, сказала девочка с самым серьезнейшим из всех выражений лиц. Ёжик на её штанах был безнадёжно вымазан в грязи, но белокурая кроха явно не переживала о грозящей ей выволочке от родителей.       - Желание погрустить об ушедших людях тебе не должно быть понятно, девочка, но я просто хочу посидеть здесь и немного повспоминать.       - Зачем? Играть, прыгая по лужам куда веселее, а люди, умершие еще в войну, умерли слишком давно, чтоб по ним грустить, - я хотел было сказать, что она не поняла, что в моем случае «давно» - лет семь или восемь, но отчего-то лишь рассмеялся, глядя на расходящийся у моих ног океан встревоженных лужиц.       - Йогурт с клубничным вареньем, - девочка остановилась и склонила голову на бок, тряхнув косичками. Красивое, едва ли не сказочное удивление отразилось в её светло-карих глазах, я же продолжил: – Лизель, мать моего друга детства, всегда готовила нам йогурт с клубничным вареньем, и мы ели его каждые выходные, распластавшись на этой самой лавочке, - малышка слегка скривилась при слове «распластавшись», но переспрашивать не стала, и лишь особенно гулко запрыгнула в полюбившийся мне океан луж, вызвав у его несуществующих жителей очередной катаклизм.       - Малиновое варенье лучше, - сказала она, повторив прыжок.       - Наверное, если ешь его с другом.       - Особенно с другом, - поддакнула девочка. Почему-то мне показалось, что она хотела продолжить мысль, но я не из тех, кто выспрашивает. – Роксана, кстати.       Смущенный таким странным и не очень своевременным представлением, я отчего-то кивнул и поспешил представиться: - Тревор.       - Тревор, если бы я принесла йогурт с вареньем, ты бы съел его со мной?       - Уж не знаю, я ведь уйду скоро, и вряд ли вернусь. Фонари за моей спиной начали разжигаться мягким желтоватым цветом, слегка портящим мягкое зарево заката.       - Хорошо, - потупила взгляд Роксана, заерзав в луже яркими носками своих аляповатых галош. – Цветы колючие я вам носить к лавочке не буду, как это вы для своего друга делаете, - не без обиды в голосе продолжила она, я же удивился, позабыв про купленные в цветочной лавке розы, все то время индевевшие подле меня.       - Честно, - поднявшись, сказал я. Шарканье в луже прекратилось.       Щеки щипало от снижавшейся к ночи температуры.       - Это, - замялась в очередной раз кроха, поглядев мне в лицо, - я все же немного понимаю, каково скучать за человеком, который не вернется, - неподдельная, светлая грусть, отразилась в этом звонком милом голосе.       - Юность всегда делает мимолетные встречи красивыми, - отвернувшись, чтоб не видеть печали и удивления, ответил я на прощание.       Я зашагал в сторону метро, отчего-то точно зная, что меня еще долго будут ждать на лавочке с йогуртом в руках, пускай я и не вернусь никогда – эгоистичный взрослый во мне немного обрадовался, но «цветы колючие» отчего-то больно впились в ладонь.