Невозможно

Бонни бы, в общем-то, умереть или сбежать, где тепло и дождливо, но на шее у нее веревка прочнее стали, а в душе льдина, что на айсберг похожа. Она себя обязанно-привязанной чувствует, ощущает и, черт возьми, не живет. Фальшивая насквозь улыбка на уста клеится так, что ее под пытками не содрать, не избавиться. Она и рада бы честным человеком со светлой душой стать, но детство за женщиной по пятам шагает, не отпускает ее, усмехаясь в спину, взглядом Эннализ по бледной коже скользя. Бонни связана по рукам и ногам, но от конвульсий ей не спастись. Струи упругие грязь смывают, Уинтерботтом хочется грудную клетку распороть и внутренности под воду горячую засунуть, почистить, промыть. Она руками себя обхватывает – дрожит – в объятьях стальных оказывается, что не сжимаются тисками на шее. Для нее непривычно, ново и страшно, но сердце, предатель, неровный ритм выстукивает, срывается, а сама она задыхается, слезы глотая, когда Дельфино будущее вырисовывает, что прекрасно до невозможности. - Невозможно, в этом суть, - шепот тишину прорывает, а Бонни сдается-плачет-смеется да верить начинает, про Орегону рассказывать. Она себе представляет, мечтает, Фрэнка целует. Бонни ночью на счастье надеется, утром за кофе идет, улыбаясь по-настоящему. Она могла бы влюбиться в Дельфино, маленький дом и собаку, что черна и лохмата до безобразия, но «У нас могли бы быть милые детки» отдается эхом в разбитом сердце, в пустой квартире.