Red Forest

Лес. Чарующий шепот листьев и едва слышные шорохи от лап и крыльев лесных жителей. Их трудно увидеть случайному путнику – лишь мимолетная тень проскользнет по деревьям, а тот, кому случится её увидеть, вполне может подумать, что ему показалось. Лес живёт своей жизнью: день за днем собирает белка грибы и орехи, делая запасы на зиму, птицы вьют гнезда для птенцов и летают по лесу в поисках пищи. Вот по листу ползет гусеница, что вскоре станет прекрасной бабочкой, но только если до этого времени до нее никто не доберется. А из озера с кристально чистой водой пьет белоснежный единорог, задевая рогом гладь воды, от чего по ней проходит легкая рябь. Качается на ветру бутон какого-то лесного цветка оттенка сирени – обычный день из жизни леса, и ничего не предвещает катастрофы. По едва видимой тропинке между деревьев идёт усталый путник, опираясь на толстую ветку, что на манер трости. Этот забредший в глубины леса человек, казалось, хочет лишь одного – найти место, где можно отдохнуть, попить и хорошо бы было, если б удалось поесть. Он слышал, что в этих лесах живут единороги – существа загадочные, волшебные, обладающие множеством свойств, из-за которых люди, подвергшись алчным мыслям, начали на них охоту. Единороги – существа невинные, помогающие заблудшим душам найти пристанище или выход из леса. А охотники, пользуясь их невинностью, могли сами завести бедное животное в ловушку, грозящую им скорой смертью. И, неудивительно, что теперь запах человека ассоциируется у них лишь с опасностью и желанием убежать. Поэтому путник, дошедший наконец-то до озера, где можно отдохнуть, увидит только мелькнувший белый хвост. Посмотрит вслед ему, мотнёт головой из стороны в сторону и спишет всё на усталость, одолевающую его после десятков пройденных километров. Зачерпнет он воду из озера двумя руками, утолит жажду и присядет, облокотившись о ближайшее дерево, наблюдая за водной гладью. Даже вода здесь кажется особенной – после неё по телу разливается чувство умиротворенности и ощущение невидимой защиты. И ощущения не обманывают, ведь над озером и правда невидимым куполом разливается защитное поле, не пропускающее зло. Подобно храму, стоящему в центре людского города, это озеро является центром всего леса. И, подобно священнику, всегда ждущему заблудшие души в храме, здесь живет Хранитель. Хранитель Озера себя называет Джеро, олицетворяя Ноль или Единое Начало, и защищает всех, кто приходит к нему. Но только не людей – их он боится, и спешит исчезнуть едва учуяв человеческий запах. Он похож на запах дыма, что душит всё сильнее по мере приближения к очагу. И в этот раз всё происходит точно так же: путник успевает заметить лишь чужой белоснежный хвост. Который принадлежит ни кому-либо, а единорогу, живущему в этом лесу испокон веков. Прислонившись к дереву, путник задремлет. И, чувствуя защиту озера, будет спать так долго, что Солнце, совершив полный круг и поставив себе на замену Луну, уйдёт за горизонт, где ждёт его такая же мягкая постель, что ждёт нас каждый вечер дома. А выспавшись, солнце протянет к путнику свои руки-лучи в попытке разбудить ими его, как и других живых существ, попавшихся на своем пути, но потерпит поражение. Путник, кажется, заснул вечным сном. И ничто не в силах его разбудить. Вот на водопой идёт лиса, что слишком долго бродила в поисках пищи по лесу. С другой стороны озера, пристроившись поудобнее, сидят птицы разных пород, проснувшиеся с первым лучом солнца – их он достигает первыми, ведь кроны деревьев находятся ближе всего к небу. И даже единорог, осторожно посматривая в сторону человека, что не двигается уже с полдня, подходит ближе к нему. Шаг за шагом расстояние между ним и человеком становится всё меньше, а страх в глазах животного всё больше – ведь все знают, что людям в этом мире доверять нельзя. Закат разливается над озером, покрывая водную гладь красным светом, будто добавляя в неё последнюю кровь ушедшего дня. Оттенками алого полнится весь лес, в какую сторону ни глянь. А тишина, словно всё живое уже уснуло мёртвым сном, буквально ощущается кончиками пальцев. Путник, проспавший ни много ни мало суток двое, открыв глаза, подумает, что умер и почему-то попал в ад – красным цветом отдает даже его кожа, словно мир окрасился за одно мгновение в алые цвета. Однако огня не было, как не было и мертвенного холода, которыми славится всем известная преисподняя, – а есть лишь прохлада обычной летней ночи. Он встанет, чтобы попить воды, утолив жажду, от которой, наверное, и проснулся, и снова сядет к тому же дереву, закрывая глаза. И, наверное, будь человек хоть немного внимательнее, то заметил бы, что у воды появился странный привкус железа.

***

Лес шумел. Настолько громко, что казалось, будто все его обитатели зачем-то вышли одновременно к озеру. Но никто не обращал внимания на открывшего глаза путника, что сонно потирал лицо руками, пытаясь проснуться окончательно. Чон Ходжун, или как-то так звали этого путника, не сразу понял, что происходит на этой поляне, и почему тысячи животных, птиц, насекомых и прочих тварей сползаются к одному месту на противоположном берегу озера. Справившись с удивлением от увиденного, Ходжун заметил то, что вечером посчитал лишь сумеречным светом или игрой воображения – озеро было красным. И даже листья на деревьях вокруг были алыми – словно они впитали в себя цвет кровавого заката. Протерев глаза, чтобы убедиться, что это не очередная галлюцинация от избытка сна или недоедания, Ходжун неспешно подходит ближе к месту, где толпятся все животные. И замирает от вида, что представляется ему – белоснежный [когда-то] единорог лежит в луже [своей же] крови, а животные вокруг толпятся и не знают, чем можно помочь своему Хранителю. Капкан, что путник не сразу заметил, железной хваткой впивается в ногу этому священному существу, не давая даже добраться до раны, чтобы как-то залечить её. Тщетно животные пытаются расцепить хищную хватку железного зверя и льют на неё слёзы священной птицы феникс. Зря набирают воду из озера, что призвана лечить, в лапы, и выливают её на рану. И ничего не могут сделать с вытекающей капля за каплей кровью, что, попадая в озеро, окрашивает его воды ещё сильнее в алый цвет. А следом за ним и весь лес. Лес, впитывая влагу из озера, становится похожим на поле сражения, где воинами были деревья, испачканные по самые корни кровью друзей и врагов. Безмолвно стоящие в поле, словно провожая их в последний путь. Ходжун, пробравшись сквозь толпу разношерстных жителей леса, присаживается у ног единорога, в глазах которого страх смешался с ужасом – он совершенно точно думает, что человек сейчас добьёт его, закончив так бесславно вечную жизнь Хранителя. - Не бойся, - шепчет путник, успокаивающе проводя по спине животного рукой, - я не причиню тебе вреда. Джеро не любил людей. Как не любили их и остальные жители леса. Но почему-то на этот раз он не хотел убежать, да и, в принципе, не мог этого сделать – капкан, вцепившийся в ногу, хоть и не оставил смертельную рану, но слишком ослабил его. Хранитель смотрел на всё уже почти невидящими глазами, застланными пеленой боли. И, наверное, оно и к лучшему - ведь увидь он, что случилось с лесом – не смог бы пережить. Он корил себя за то, что вышел за пределы купола, подвергнув опасности себя и весь лес. Хранитель навечно был в «плену» у озера, что не позволяло ему отойти далеко за пределы невидимой защиты, и чем дальше в лес, тем слабее он становился. В пределах купола он был неуязвим, но за ним превращался в обычное живое существо, которое легко можно было убить. Но, услышав грустный протяжный вой лисицы и писк маленьких лисят, что жалобно просили о помощи, он просто не мог сидеть на месте. И, не думая о последствиях, покинул свой защитный барьер. А теперь, эти маленькие лисята, которых он спас из лап браконьеров, лежат рядом с ним, положив мордочки на передние копыта. И будто понимают, что ему жизнью обязаны. Просят прощения, потому что знают, что из-за них чужая жизнь может так бесславно закончиться. Они лежат, тихо попискивая, и жмутся к Хранителю, словно тот сможет заменить им родную мать. Маму, которую они больше не увидят. Ходжуну кажется, что он слышит, как невидимые слёзы скатываются по щеке единорога, падая на землю и разбиваясь там, словно хрустальные, на осколки. Никогда в жизни ему не доводилось чувствовать такую всеобъятную грусть, что витает сейчас над этой поляной. Казалось, что время остановилось – тишина, нарушаемая лишь воображаемым звуком разбивающихся слёз, была настолько абсолютной, что её можно было, подобно воде, зачерпнуть ладонью. Он понимает, что кроме него никто не сможет помочь Хранителю, от которого зависела жизнь всего леса – если умрёт он, то и лес исчезнет. Лес, что так дорог самому Чону. Поэтому он, под пристальным взглядом всех животных, начинает раскрывать капкан - зажмурившись, тянет в разные стороны его железную пасть, мёртвой хваткой сжимающую ногу единорогу, изо всех сил стараясь не обращать внимания на почти физически ощущаемую боль того, кого он пытается освободить. И в какой-то момент ему даже чудится, что это его нога зажата между зубьев зверя, убившего мать маленьких лисят. Путник не был кем-то вроде атлета или мастера по капканам, но кое-как смог его разомкнуть, освобождая пострадавшую ногу животного. Однако то ли времени прошло слишком много, то ли капкан был какой-то особенный – но рана не заживала даже под воздействием волшебной воды из озера. Поэтому Ходжун, оторвав от рубашки часть материи, решил перевязать рану единорогу, в надежде, что это хоть как-то поможет остановить кровотечение. В момент, когда он отходит от единорога и вздыхает облегченно, его собственную ногу обжигает, словно раскаленным клеймом проходя по коже – на его щиколотке появляется такой же шрам в виде зигзага, какой алеет и у Хранителя. Он переводит взгляд со своей ноги на ногу единорога и не понимает – почему? Однако ответ на этот вопрос, сколько бы Ходжун не думает, не находится. Животные леса же постепенно разбредаются по своим жилищам, отходя от шока после увиденного. Наверное, каждый из них думает, что вскоре всё наладится, Хранитель выздоровеет, и лес снова окрасится в разные оттенки зелёного. Ходжун же думает, что уйдёт утром следующего же дня – встанет на рассвете и отправится в обратный путь, домой, где ждут родные стены. Но почему-то всё пошло совсем не так, как думали все. Утром, холодным рассветом встретившим Чона, он увидел то, из-за чего не смог уйти – единорог стал красным, таким же красным, как до сих пор были лес и озеро – источник его силы. Наверное, этого можно было ожидать – ведь эти три составляющих леса были связаны между собой – без озера нет леса, и без Хранителя нет озера. Красным шрамом алеет и его щиколотка, словно говоря о том, что он теперь тоже часть леса. «Ничего не проходит бесследно», - думает Ходжун, перевязывая рану единорогу, что встречает его уже без страха в глазах. И слышит голос, что словно в голове раздаётся: - Спасибо. И понимает, что это говорит с ним Хранитель. Единорог – существо волшебное, а значит, может говорить с людьми. Хранитель его плеча тихонько носом касается, стараясь не задеть рогом. И снова в голове «Спасибо» звучит. И думает Ходжун, что домой больше не вернётся – теперь его место рядом с Хранителем. Навеки. …Проходят дни, а лес всё так же выглядит, словно поле боя, что пропитано литрами крови до самых недр земных, где кончаются даже самые длинные корни деревьев. И стали лес называть «Красным», и стали люди слагать легенды о том, что произошло. Но ни одна из версий не была и близко похожей на ту, что произошла в реальности.