Вот приставучая...
Сейчас же его воспитанники постоянно огрызаются друг на друга и стараются не замечать. Жаль, что стараются они из рук вон плохо. — Чёртов придурок! Какого ты вообще к нему полез?! — девушка ворвалась в комнату к брату, громко хлопнув дверью. — Тебя это не касается, мусор, — вариец был спокоен, как удав. Будто и не он несколько часов назад отправил поклонника сестры в реанимацию. Будто и не он злился до красных пятен перед глазами, увидев их вдвоём.Блядская ревность...
Кьюдайме покачал головой, отгоняя воспоминая. Сейчас не до них, нужно, наконец, провести воспитательную беседу с детьми, иначе скоро и от особняка один фундамент останется. Решив, что лучше сначала позвать Занзаса, а потом и Тсуну, мужчина направился к комнате сына. Свернув несколько раз, Тимотео оказался напротив дверей, ведущих в комнату варийца. Приоткрыв одну из створок, он оказался в небольшой тёмной гостиной. Только переступив порог, Ноно понял, что его сын не совсем один. За закрытой дверью комнаты слышались громкие стоны. Кажется, они там не в шахматы играют... Девятый подумал, что можно было бы зайти и попозже. Но тут же отринул эту идею. Нельзя. Иначе разговор так и будет переноситься на «потом». Стремительно преодолев расстояние от одной двери до другой, мужчина постучался и резко открыл дверь. — Сын, заканчивай. Нам нужно серь... — договорить он так и не успел, потому что открывшаяся картина повергла его в шок. Занзас навалился на прижимавшуюся к нему девушку, которая, вцепившись пальцами тому в волосы, вдобавок ещё и обхватила бёдрами торс. И ладно бы он трахал какую-нибудь шлюху или горничную. Так нет! Под ним стонала Тсуна!***
Ноно расхаживал по своему кабинету и пытался успокоиться. Вот черти! Хотя, он сам ведь виноват. Первый соврал, загнав их в жёсткие рамки крови. Заставил считать друг друга братом и сестрой. В креслах, стоявших напротив крепкого дубового стола, сидели его воспитанники. Тсунаёши, сжавшись, всё время отводила взгляд и краснела. Занзас же вёл себя так, будто ничего и не произошло. Будто бы и не его застукали на том, что он трахал собственную «сестру». Его выдавала лишь ладонь, в которой тонула маленькая ладошка шатенки. Тимотео еле сдержал улыбку. — Папа... — Тсуна, собравшись с духом, хотела объяснить всё отцу. — Простите, — Кьюдайме, прервав приёмную дочь, высказал одним словом всё, что думает. — Что ты несёшь, старик? — даже невозмутимый Занзас растерялся, забыв кинуть своё презрительное «мусор». И вот тогда Ноно будто прорвало. Он, слёзно моля о прощении, рассказал им, что хотел, чтобы они сдружились, стали одной семьёй, поэтому и соврал. Что он их всегда любил и расстраивался, когда они ругались. Что он не против их отношений. Да что там не против! Хоть завтра в ОРАГС[1]! После этого в комнате минут десять стояла гробовая тишина. Молодые люди пытались усвоить новую для них информацию. — Папа, а я... я беременна, — Тсуна, запинаясь, пыталась донести как бы радостную новость. Они думали, что это двусмысленно и грязно. А Тимотео счастлив — у него, оказывается, уже и внуки на походе.