Prowl

У него ломило шею. Он простоял у главной консоли больше четырнадцати часов, слишком долго держа голову наклоненной над клавиатурой и рабочим столом монитора. Его шея настолько устала выдерживать вес головы, что, когда он повернулся, даже захрустела. Кью пожал плечами, затем распрямил их и попытался повертеть головой, чтобы немного размяться, но та хрустнула настолько тревожно, что он решил оставить эту затею. Кью вздохнул и потер глаза под очками. «У МИ-6 должен быть штатный массажист», — подумал он. Это явно поспособствовало бы производительности труда. Возможно, он даже принял бы одного в свой отдел. Будучи главой отдела, Кью часто брал себе ночные дежурства. Аппаратная опустела, кругом было темно, разве что тускло светили резервные источники питания и лампы над головой. Большую часть дня он координировал двух агентов. Движение их кодовых имен по карте Белграда заставило его ощутить себя странно защищенным. Он спокойным голосом направлял их к месту встречи, услышал, как они добрались до цели, а потом вызвали группу захвата. Теперь все закончилось, остались лишь отчеты. Работа сделана. Позади него с шипением открылась дверь. Кью знал — пожаловал 007. Он был уверен в этом не потому, что узнал его по звуку шагов и запаху дорогого лосьона после бритья. Просто так поздно и без предупреждения мог заявиться только Бонд. Кью вздохнул с фальшивым смирением и, не отрываясь от работы, сказал: — 007. Как приятно, что вы заглянули. Свидание не удалось? Бонд не ответил, лишь загадочно улыбнулся, словно чеширский кот. Кью ухмыльнулся и покачал головой. Высокомерный ублюдок. Сам он, конечно, в жизни бы не признался, но ему нравилось, когда Бонд так поздно приходил и околачивался поблизости, разгоняя скуку. От него даже в самые спокойные времена исходила своеобразная аура опасности. Насилие овевало его, словно запах озона. К счастью или нет, но потенциально Бонд являлся самым интересным событием любого дня. И сейчас он шел по лаборатории, расслабленно и изящно. Было в нем что-то, от чего казалось, будто он подкрадывается. Кью наклонил голову и посмотрел на него поверх очков. — Зачем пришли? Я целый день координировал агентов. Бонд подошел и облокотился на стол, пожалуй, приблизившись слишком близко. Кью уловил его дыхание, пахнущее виски. Очень хорошим виски. — Надеюсь, вы здесь не из-за нового оружия, — продолжил он. — Вряд ли я дам вам еще один пистолет. Мне очень нравился потерянный вальтер. Бонд наконец заговорил. — Мне тоже. Хотя у нас не было времени узнать друг друга получше, — он протянул руку и схватил с лотка ободранную материнскую плату, проведя ею по локтю Кью. — Возможно, я пришел просто развлечься. — Боюсь, я не чувствую себя таким уж занятным. Положите на место. Бонд кинул материнскую плату обратно в лоток. Кью сверкнул глазами. — 007, вы воистину замечательный образец самонадеянности и эгоизма. Не говоря уже о том, что слегка пьяны. — А ты, Кью, нахальный щенок, — Бонд схватил его за шею и игриво потрепал. Кью застыл и поморщился. Бонд ослабил хватку, но руку не опустил. — Прости. Я не хотел причинить тебе боль. — Вы и не причинили, — сказал он, пытаясь освободиться от захвата. — Просто... — Напряжен, — сказал Бонд. Его рука ощупывала шею Кью, разминая напряженные мышцы. Это превращалось в массаж — теплый и успокаивающий. Кью, ощутив тревогу, растерянно замер. — Что вы делаете? — поинтересовался он. Молчание. — Я спросил, что... — Тихо. Забочусь о ресурсах дорогого Агентства. Кью снова слабо попытался освободиться. — Во-первых, это не лучшая из ваших методик cоблазнения, а во-вторых — попросту странно, и я не нуждаюсь в вашей заботе... Мысль потерялась. К нему уже давно никто так не прикасался, и что-то внутри потянулось к этим ощущениям. Глаза невольно закрылись, и облегчение и нега растеклись по напряженным и скрученным мышцам его шеи. «Плохо», — подумал он. — «Это совсем не хорошо. Опасно. Нечестно. Нужно прекратить». Но он не остановил его. Руки Бонда действовали слишком уверенно, убедительно и невероятно приятно. Он старался прогнать от себя мысль о том, на что еще способны эти руки. Он не будет думать о пистолетах, ножах или бритвах. Взрывчатке, крови или нежном женском горле. На минуту он попробовал вообще ни о чем не думать. — Вот так, — Бонд ослабил галстук Кью, затем встал за ним и потянул за воротник. Обе его руки коснулись плеч Кью, большие пальцы массировали мышцы шеи, поднимаясь к линии роста волос. Блаженство нахлынуло на Кью, окончательно сломив сопротивление и замедлив мышление. Он так устал и сейчас чувствовал себя невероятно хорошо. Бонд наклонился ближе, легко скользнув по спине лацканами пиджака, и Кью ощутил тепло на затылке. Сильные пальцы коснулись волос и круговыми движениями двигались к макушке, прогоняя боль. В глазах темнело от нахлынувшего удовольствия. Блаженный гипноз проникал в череп, омывая каждую его пядь. Часть его осознавала, что ему нужно пошевелиться, но другая — была очарована; Кью, казалось бы, чувствовал зарождающуюся панику, но, тем не менее, не мог до конца поверить, что это происходит на самом деле. Его касался самый опасный человек из всех, кого он знал, а ведь опасность в принципе являлась неотъемлемым дополнением его жизни. Дыхание Бонда овеяло волосы. Кью стряхнул с себя транс и выпрямился. — Это действительно излишне, — напряженно сказал он. — Мне пора домой. Приму горячий душ, выпью... — Иногда, приходя сюда, я просто прислоняюсь к стене и смотрю на тебя. Бонд умел говорить тихо и очень проникновенно. Кью лишь спустя мгновение осознал его слова. — Да ладно вам, 007. Что за пошлость, — ему правда хотелось, чтобы его голос прозвучал сухо и насмешливо, но тепло бондовских рук смягчило тон, превратив его в едва шелестящий шепот. — Я не пялюсь на твою задницу, — Кью нахмурился от этой вульгарности. — Хотя она явно стоит внимания. Но мне нравится смотреть на твой затылок. Он едва выглядывает между твоей безнадежной гривой и потрепанным воротником, — кончики пальцев коснулись указанного места, и дыхание Кью сбилось. — Этого достаточно, чтобы восполнить все остальное. А потом дыхание опалило его волосы, и он ощутил прикосновение губ на загривке. Мягких, тонких, скользящих по коже к месту роста волос. У Кью смешались мысли от сладости этого легкого поцелуя. — Все, хватит, — сказал он нетвердо. — Тише. Бонд подошел ближе и вплотную прижался к заднице Кью, совершенно недвусмысленно давая понять о своих намерениях. Мгновение Кью мог лишь недоуменно моргать. Как, черт возьми, он оказался в такой ситуации? Зажатым между Бондом и столом? Если попытается вырваться, непременно потрется о член Бонда, что в данный момент совершенно не намеревался делать. Инстинктивно он потянулся к клавиатуре и быстро набрал комбинацию команд. — Отключил камеры? — пробормотал Бонд. — Хороший мальчик, — он поцеловал его в шею. — Вкусный, — прошептал он. — Гладкий, как шелк. Или очень хороший виски, — он снова поцеловал его, слегка втянув кожу губами, словно пытался распробовать. — Как лучший «Айла», — шептал Бонд, касаясь языком линии роста волос. — Никакого торфа, лишь вереск и солод, — он коротко сжал зубами его плечо. — И маслянистый. Крошечный кусочек сливочного масла, — влажный язык прошелся по шейному позвонку, затем верхней части позвоночника, и Кью содрогнулся, подавившись всхлипом. — Вот так, — сказал Бонд и провел рукой по ширинке Кью, ощутив его наполовину вставший член. — Гораздо лучше. Рука Бонда на промежности Кью ощущалась столь же хорошо, как и его губы на шее. Они скользили, слегка оцарапывая щетиной сонную артерию и линию челюсти, остановившись на горле. Бонд провел языком по бьющейся жилке, словно пытался распробовать на вкус пульс Кью. Кью никогда в жизни так не целовали, а ведь Бонд еще даже не коснулся его рта. Наслаждение скользнуло по спине и опустилось на бедра — каждое движение губ Бонда возбуждало его все сильнее, почти до боли. Язык добрался до ямки между шеей и линией челюсти, обвел ее, пока Кью не задрожал, и облизнул кожу на шее, сделав ее сверхчувствительной и хрупкой. — Никаких меток, — прошептал Кью, услышав в ответ смешок над ухом. Бонд целовал, облизывал и мягко всасывал кожу на его шее, но был достаточно опытен, чтобы не позволить себе такую грубость, как засос. Кью почувствовал, как пальцы Бонда проникли ему в брюки. Он даже не заметил, как тот расстегнул молнию. Колени подкосились, а член дернулся, когда умелые пальцы обхватили его. Он выдохнул так, что казалось, будто в его легких вообще не осталось кислорода. Кью в жизни не ощущал настолько сильного возбуждения. Немного мозолистая рука прижалась к нему и погладила с удивительной нежностью, трепетностью и умением. «Не думай об оружии», — приказал себе Кью. — «О ножах, стилетах или женских глотках...» Его накрыла паника, и он перехватил руку Бонда. Но тот успокаивающее сказал: — Все хорошо, — голос прозвучал спокойно и ровно. — Хочешь, чтобы я остановился? Кью замер, не в силах выдавить из себя ни слова. Он едва соображал от ощущения прижимающегося к нему тела, горячего шепота и этого острого мужского аромата. Бонд сильнее вжался в него и пробормотал: — Скажи мне, если хочешь, чтобы я ушел. Я уйду. Без проблем. Кью вздохнул, но не прогнал его. — Тогда скажи, чего ты хочешь. Кью был абсолютно уверен, что не сможет сказать сейчас ни слова. — Скажи... скажи, что хочешь меня. Кью сжал губы и едва заметно покачал головой. В ответ раздался недовольный рык. — Скажи мне, или я остановлюсь. Признайся, что хочешь меня. Кью зажмурился, почувствовав, как покраснел от смущения. Он сдался. — Заставь меня кончить, — прошептал он. И ощутил, как губы, касающиеся его шеи, сложились в улыбку. — С удовольствием. Прикосновения Бонда стали более властными и тщательными — Кью сам ему позволил. Бонд запустил пальцы в его волосы и оттянул голову назад, проведя языком по натянувшейся от этого, словно тетива, мышце. Кью ощутил, как возбужденный член, вжимавшийся ему в задницу, толкнулся сильнее. Бонд слегка прикусил его шею и пробормотал: — Руки за спину. Кью замер. Он почти с облегчением ощутил, как ожила в нем способность сопротивляться. — Нет. Так не пойдет. Нет. Хриплый смешок коснулся его щеки. — Ты неправильно понял меня. Мне просто нужны твои руки. Кью нерешительно выпустил края стола. Бонд осторожно взял его ладони и завел за спину. Затем вплотную прижался к нему, и Кью ощутил под пальцами горячую, гладкую кожу. О. — Хорошо. Сожми. Сильнее. Кончик члена Бонда скользил от выступивших капель предэякулята, оставляя след на руке Кью. Он обхватил член ладонями, погладил пальцами мошонку, и Бонд тихо застонал у него за спиной. Затем начал двигаться. Кью ждал этого. Бонд толкался жестко и ритмично, с каждым движением вжимая бедра Кью в стол. Одна рука по-прежнему крепко держала Кью за волосы, а другая сжимала его член, но движения его были не просто жесткими. В них были своеобразная нежность и убеждение. Он наклонил голову Кью вперед, открыв затылок. Тот вздрогнул и захныкал, отчего хватка Бонда усилилась. — Боже, — пробормотал он в беспорядочную массу черных волос. — У тебя... такие замечательные... руки... Кью откинулся назад и опустил голову на плечо Бонда, подставив горло под его губы и язык и ощутив легкое касание зубов. Это все, что он мог сделать, чтобы оставаться на ногах, с прижатыми к нему бедрами Бонда и его членом в руках. Он знал, что хныкал как мальчишка, но остановиться не мог. — Пожалуйста... Боже, пожалуйста... — Пожалуйста — что? — тяжело выдохнул Бонд, едва соображая. — Пожалуйста... — Что? — Пожалуйста, дай мне кончить немедленно, я, блядь, больше не могу. Бонд выругался, застонал и укусил затылок Кью так, что наверняка останется синяк. Кью еще минуту держался, а потом, громко вскрикнув, кончил, почти повиснув на руках Бонда. Тот толкнул его вперед, нагнув над столом, и кончил ему в ладони. Он целую минуту лежал на Кью, тяжело дыша и опустив голову ему на плечо, затем оперся о руку и отбросил с лица спутанные волосы Кью. Его голос был густым и мягким. — Ты в порядке? Кью кивнул, но дыхание все еще тяжело вырывалось из горла, а сердце громко стучало. — Ты в порядке, — голос стал еще мягче, теплее и увереннее. Бонд поднял Кью со стола и на секунду прижал к груди вихрастую голову. — Все хорошо. Тот улыбнулся, откашлялся и отстранился, поправив очки. И неловко попытался съязвить. — К сожалению, не могу сказать того же о клавиатуре, — шутка была крайне неуклюжей, и голос у него все еще дрожал. Отдышавшись, он сглотнул. — И, полагаю, вашими стараниями я в ужасном виде. — Да уж. Тебе в любом случае нужен новый джемпер, — Бонд засунул руку в карман пиджака, достал платок и вытер им руки и живот Кью. Прикосновение шелка к члену заставило Кью вздрогнуть. Бонд закончил и небрежно вернул платок в карман. Застегнул брюки Кью, поправил воротник его рубашки и заново завязал галстук. Пригладил пальцами торчащие во все стороны вихры, покачал головой и улыбнулся. — Это безнадежно. Затем обхватил ладонями его лицо, и у Кью мелькнула мысль, как же он прежде мог считать эти глаза холодными? Затем Бонд поцеловал его. Не формально, покровительственно или на прощание. По-настоящему, тщательно и глубоко. С привкусом обещания. — Спасибо, квартирмейстер, — сказал Бонд. — Вы, как всегда, даете мне лишь то, в чем я действительно нуждаюсь. Кью закатил глаза и застонал. — Очень надеюсь, что в один прекрасный день, 007, мы оставим позади этот кошмарный неловкий флирт. — Джеймс. — Джеймс... Бонд тепло и без иронии улыбнулся и собрался уйти, но остановился и развернулся. — О, и Кью? — сказал он и на прощание погладил его затылок и шею, снова пробуждая волну мурашек. — Завтра стоит надеть водолазку.