Начинающий Эксгибиционист

      Тэхён перебирал подошвой кроссовок по пустому тротуару. Руки его окутывала плотная ткань карманов, а тёмно-русые волосы лохматили потоки холодного ветра, уводя пушистую копну в безграничные просторы ночного неба. Парень не смотрел на это небо, он лишь таранил тяжелым взглядом асфальт да шёл вперёд.       Поворот на другую улицу грозил парковой зоной, где ещё пару-тройку часов назад он «дрался» в окружении толпы, теперь же там ни единого человека, в такое-то время. Да и дракой это не назовёшь. Тэхён не умеет драться, вот Чонгук умеет, а Тэхён-то что? Посмешище, наверное. Как же глупо в глазах Рины он выглядит, он не мужчина теперь для неё, а ведь так хотелось… — Выпорю, — послышался вдруг из темноты парка голос, и Тэхён резко дёрнулся. — В данный момент я очень ненавижу тебя, Чон, ты даже не представляешь, как я себя чувствовал, когда не нашёл тебя в комнате. — Шёл бы в свой клуб, чего меня-то сторожил? — проворчал второй голос, и из темноты, на просторы аллеи и сопровождающих её фонарей, выбралось два силуэта, в одном из которых Тэхён сразу узнал Чонгука. — Да потому, что мне не плевать на тебя! Меня волнует твоя жизнь! — повысил голос Пак, ухватившись за ворот куртки младшего, а Чону, внезапно, так смешно стало. — Даже не родной, — усмехнулся парень, сверху вниз уставившись на старшего.       Чимин вдруг расцепил пальцы на шелестящей ткани, глаза его словно не знали, где себе место найти, больно было смотреть на младшего, обидно было на него смотреть, старшему оставалось лишь пухлые губы поджимать да молчать, нервно вжимая подушечки пальцев в ладони. — Прости, — шепнул Чонгук, осознав, что сказал что-то не то. — А разве не родной? — подрагивающим голосом бормотал Пак. — Разве то, как я люблю своего брата, не делает нас родными? — на усмешке произнёс Чимин, протерев щёку на предмет возможных слёз, но тех, к счастью, не оказалось, ладонь вхолостую прошлась по сухой коже, однако лишь после этого предательская влага одинокой дорожкой скатилась вниз, и парню вдруг стало обидно, что всё у него не вовремя, всё у него не так. — Не кровь ведь важна, не гены, а то, что мы — семья. Семья должна беспокоиться… Так разве не родной?       Старший вдруг зажмурился, плечи приподнялись к шее, весь он как-то сжался. Чонгук резко заключил в крепкие, просторные объятия и, быть может, тоже заплакал, однако этого, с ракурса Тэхёна, уже видно не было.       Как так выходит, что порой даже не родные люди, становятся тебе куда роднее близких по крови? Как выходит, что для настоящего счастья нужна лишь чья-то любовь? Даже самый ничтожный её кусочек позволяет тебе стать самым счастливым на земле человеком. — Самый родной, — бормотал Чонгук в плечо брата. — Тогда я имею право беспокоиться? — Имеешь. Но ты же знаешь, ничего со мной не будет, — отстранился от Чимина Чон, одарив того милой улыбкой. — А если кто-нибудь узнает о твоих склонностях?       Тэхён тут напрягся, прислушался лучше, в ожидании ответа Чонгука. — Никто не узнает. Я брожу осторожно да и в последнее время не маньячу, — неловко почесал затылок Чон. — И тебе хорошо? Ничего не болит? Не боишься сорваться? Эксгибиционизм — не шутки, это тяжело сломить самостоятельно. — Тогда вылечи меня, ты же почти специалист?       Чимин растерялся. Не меньше растерялся и Тэхён. — Ты… — округлил глаза старший. — Правда хочешь пройти курс? — Чимин нервно сглотнул, уже боясь услышать, что младший пошутил, однако страшного не последовало, а Чонгук лишь уверенно кивнул. *** — Веришь, что он согласился? — всё ещё ошарашенно смотрел Чимин, уже сидя на диване, дома.       Под боком, сложив подбородок на коленях, умиротворённо улыбался дед Намджун, сужая свои глаза, одаряя щёки ямочками. — Мальчик вырос, — пробормотал дед. — Всегда отказывался, влезал в скандалы, вроде: «Я думал, вы меня любите и таким…», а тут на те — согласился. Мне страшно за него, дед, — приподнял голову вверх Чимин, стараясь утопить беспокойный взгляд в тёмном потолке. — Он прекрасно знает, как сложно дастся ему терапия и всё равно соглашается на неё… Думаю, это осознанный выбор, — похлопал внука по плечу старик. — Мне всё равно неспокойно… Нет, это не значит, что я не рад, ни в коем случае не значит, просто… — неловко замялся на секунду Чимин, поджав пухлые губы, — выдержит ли он?       В комнате повисла тишина. За стенкой уже вовсю мирным сном спал Чонгук. Счастливый Чонгук, решительный Чонгук. — Эй, дед, — нарушил тишину Чим, уставившись в чёрную пустоту перед диваном. — М? — отозвался Намджун. — Да не ты, — махнул рукой Чимин, не смея отвести взора от пространства перед диваном. — Шо? — отозвалась пустота, и старик Юнги приподнялся с пола, опершись на локти. — Не дрейфь, справится пацан. Это ж Чон! Он же наш, свой. У нас семья просто так не сдаётся, — как-то зловеще обнажил в темноте белые зубы дед Юнги, а у родственников, восседающих на диване, от такого вида аж пот по спине сошёл. — Дед, прошу тебя, только не улыбайся так… *** — Экс-ги-би-ци-о-низм, — по слогам вводил на клавиатуре компьютера Тэхён, смело тараня печатными буквами окно адресной строки браузера. Значение этого понятия он знал, однако проверить нужно было. Слишком уж невероятно это всё звучало.       Гугл был милостив и долго ждать ответа не пришлось. Истина открылась за каких-то пару секунд. «Эксгибиционизм — форма отклоняющегося сексуального поведения, когда сексуальное удовлетворение достигается путём демонстрации половых органов», — пробежался взглядом по экрану парень.       Тэхён и подумать не мог, что жизнь однажды столкнёт его с таким, но, судя по всему, у них тут, в самом деле, маньяк. Да ещё и не абы кто, а растлитель женской психики. — О боже мой… — стянул пальцами длинную чёлку Тэ, тяжело выдохнув в клавиатуру.       Щека опустилась на холодные скрипящие кнопки, а глаза уперлись в сторону закрытой, покрашенной в белый цвет, двери, стоящей на страже территории его комнаты. На экране один за другим всплывали символы, на которые давил лицом парень, а в дверь уже стучал отец. — Тэхёни, всё хорошо? — обеспокоенно интересовался Сокджин, однако Ким младший так и не ответил, а лишь повернул голову на другой бок, так и продолжив лежать. — Подумать только… — бормотал себе под нос юноша. — О боже… ***       Рина нервно грызла губы, она не знала куда их деть, а ведь ещё лишь семь утра. Жизнь только начинается, а у девушки она уже всё. Кончилась. Ещё вчера, когда Чонгук вдруг разрушил отстраиваемый ею так долго барьер и самым наглым образом взял да поцеловал её. Рине до сих пор мерещились его губы, дыхание и эти проклятые пальцы на её подбородке! Ей до сих пор они чудятся.       Чонгук её убивал морально, мысленно.       Девушка не знала теперь, как злиться, как вести себя — она банально понятия не имела, как смотреть в глаза и не поддаться его глубокому, дурманящему взгляду теперь, когда вчера он буквально выкорчевал остатки её злости своим поступком. — Как жить-то теперь? — взвыла Рина, однако никто её не услышал, в учебный корпус она пришла одной из первых.       «Ну вот почему её глаз не пал на кого-то другого?» — подумала тогда она. Почему именно Чонгук попался ей? Есть ведь парни лучше, порядочнее, умнее, красивее какого-то там извращенца Чон Чонгука. В мире целая куча таких, как он! Так почему же именно Чон? Чон — это то, из-за чего она страдает, Чон — то, с чем она не может справиться. Он пробрался в её жизнь нелегально и не собирается уходить. Ему здесь удобно. Он развалился в своём мягком кресле посреди нервной системы Рины и дёргает за ниточки её эмоций, наблюдает за её страданиями…       Но кому она врёт? Чон — это лучшее, что с ней случалось, потому что в моменты, когда он дёргает за эти ниточки, Рина по-настоящему ненавидит его. До любви ненавидит! И сколько бы она не вспоминала о нём всё плохое, что было, хорошего всё равно всплывает больше.       Девушка нырнула головой в поверхность стола, желая утонуть в дереве, утопиться, чтоб не сталкиваться больше с проклятым Чон Чонгуком, который ей жизни не даёт. Однако тёмные короткие волосы лишь распластались по парте, плотной шторкой окутав лицо, иллюзорно дав своей владелице ощутить хоть какую-то защиту от внешнего мира. О да, она всегда любила свои волосы, лишь они её понимали в этой большой беспощадной Вселенной!       Вскоре в аудиторию начали заваливаться полусонные студенты и тут уж не до покоя. ***       Чонгук в кои-то веки был уверен в том, что делает всё правильно. Нет, не правда, он процентах в семидесяти всегда был уверен, что делает что-то правильно, просто сейчас был совсем-совсем особенный момент. Рина для него особенная. Рина — это та, от которой он ни за что теперь не откажется. Рина — это та, ради которой он готов меняться.       Порог университета был переступлен, Чонгук уверенно шёл вперёд, в пока ещё немногочисленной компании студентов.       До первой пары осталось минут двадцать, а это значит, что времени у него предостаточно — так считал он, однако стоило ему добраться до нужной рекреации, как на пути его, нежданно-негаданно, вдруг образовалось препятствие. Это препятствие было ему до боли в висках знакомо и видеть он его не особо желал. — Спешишь? — настойчиво поинтересовался Тэхён. — Слушай, я не буду больше ни в каких играх участвовать, это всё глупо, мы с тобой не дети, — тяжело выпустил ком воздуха из груди Чонгук, попытавшись пройти вперёд, однако Тэ шагнул в сторону Гука, бесцеремонно загородив тому путь. — Страх потерял? — повысил голос Чон, угрожающе сжав пальцы в кулаки. — Дай пройти, — попытался вырваться вперёд он, однако Ким умело удержал противника. — Ну нет уж, — приподнял брови Тэхён, а у Чонгука аж глаз задёргался. — Охренеть ты… — глотал ртом воздух Гук, такой наглости Ким Тэхёна ещё ни разу не встречавший. — Чего тебе от меня надо-то? — Если я скажу, что кое-что знаю о тебе, что ты будешь делать? Одну страшную тайну, — усмехнулся Ким, пристально уставившись в чёрные как смоль глаза парня напротив.       Чонгук коротко шикнул и, уложив руки в карманы светло-синих джинсов, прошёл вперёд, толкнув по пути неприятеля плечом. Тэхён от такого удара даже развернулся к уходящему, подбородок его надменно приподнялся, а губы растянулись в совершенно безумной улыбке. — Эй, Чон, как иногда хорошо иметь штаны, да? — кинул вдогонку Тэ, и шаг Чонгука вдруг начал замедляться.       Светло-коричневые тимберленды прекратили движение, замерев на месте. Гук медленно обернулся назад, уловив в глазах Кима свой самый жуткий страх. Страх раскрытия.       Он — словно шахматный король, попавший в засаду, из которой нет хода. Чон не умел играть в шахматы, но это ситуации особо не меняло. Игра уже приняла не самый радужный оборот. — Шах и мат, Чон Чонгук?