Кто боится Вирджинии Лукас?

Это был кошмар, а не реальность. Не реальность. Вся ее семья... Она не должна была выжить. Лучше бы она замерзла до смерти в сугробе, пятная пушистый снег красными брызгами из глубоких ран от когтей. В один из дней на нее наткнулся мужчина с арбалетом. Его лицо было скрыто тенью, но силуэт врезался ей в память. Мужчина был силен, его окружала аура власти, он пах чесноком и чем-то... чем-то терпким. Возможно, ртутью. Он не назвался доктору, просто оставил гибкую брюнетку – раскрасневшуюся и окровавленную – в его кабинете и сказал, что вернется. Велел наблюдать за ней, на случай, если она начнет меняться. Джинни знала, что болтали за ее спиной. Волчья сучка. Шлюха зверя. Убийца. Не то чтобы они сами верили в свои слова, но они боялись. До смерти боялись тощую девчонку с большими красными шрамами. Ей было плевать, их нытье не могло сильнее зацепить ее. Она уже была покрыта ранами столь глубокими, что всего лишь слова ее не задевали. Естественная броня, толстая кожа: она изменилась. И тот волк... тот волк так и не ушел. Она видела его следы на снегу вокруг хижины, слышала жуткие рассказы о задранных в ночь полнолуния овцах. Порой она задумывалась над тем, искал ли волк ее, собирался ли он закончить то, что начал в ночь, когда пожрал всю ее семью. Как оказалось, этот новый волк был меньше размером, с более темной шерстью и более поджарым. Он резал скотину сельчан, но люди извлекли урок из гибели мужской части клана Лукас, чьи копья матерый зверь ломал, как прутики. Когда волк выл, сельчане запирали сараи и наглухо закрывали ставни. Затем, когда деревенские предоставили ее собственной судьбе, – она заставляла себя охотиться и собирать овощи с земли, удобренной человеческой кровью, – мужчина вернулся. Она узнала его: его позу, его одежду, его запах. Люди болтали, что он наводил справки о молодой девушке, которую когда-то спас, задавал вопросы, не появились ли у нее какие-либо... странности. Никто не мог сказать наверняка – люди не связывались с девчонкой Лукас. Тем не менее, когда она ходила на рынок, чтобы продать пару кроличьих шкурок, слухи до нее дошли. Мужчина искал ее, и лишь вопросом времени было, когда он в своем расследовании доберется до ее дома. Именно так Джинни, которой только исполнилось девятнадцать, встретила мистера Абрахама Ван Хельсинга. Он приветствовал Джинни арбалетом и гримасой. Она сдержала рычание и потребовала объяснений. Эйб был студентом Университета Эвонлии, и его исследования много чему его научили. Как только арбалет был опущен, они разговорились. У Джинни не было собеседников после той резни, а этот мужчина... он спас ее. Она ненавидела его, но все же задолжала ему свою несчастную жизнь. И, возможно, в ту ночь он видел что-то, чего не видела она. Эйб изучал историю, но страстью его была охота. Он проследил за волком до их деревни от самого Приграничья, но потерял его той ночью. Доставка Джинни доктору лишила его необходимого преимущества, и к утру следы замело снегом. Девушка была единственной связующей нитью. Он хотел знать обо всем необычном в жизни Джинни. Были ли какие-либо изменения в аппетите после нападения? Полностью ли закрылись ее раны? Появились ли новые аллергии? Джинни ничего такого не заметила, и Эйб казался разочарованным. - Я подумал, – заявил он своим невозмутимым голосом, – что, возможно, удар когтей животного мог иметь некое сходство с его укусом. Только время покажет, мисс Лукас. Я подумал, не могли бы вы приютить меня на пару недель, мне было бы интересно понаблюдать за вами остаток месяца – возможно, только до полнолунья? Я хорошо заплачу за постой. - Я прекрасно могу сама за себя постоять и не нуждаюсь в твоих деньгах, – рявкнула в ответ Джинни. - В таком случае я мог бы на некоторое время сменить свою накидку студента на мантию преподавателя. Я мог бы, например, научить вас использовать это, – он положил руку на свой арбалет. – Вы живете одна – безусловно, арбалет и двухнедельное обучение в обмен на постой будет честной сделкой. - Ты так просто расстанешься со столь редким оружием? - У меня есть еще три в фургоне, – признался он, впервые улыбнувшись. Джинни полюбила его, полюбила страстно после их первой совместной охоты. Он тщательно выслеживал свою добычу, хотя и не обладал присущей Лукас природной склонностью к этому. Никто в деревне даже близко не мог похвалиться ее умением, и впервые с момента гибели отца и братьев Джинни Лукас не чувствовала себя столь ужасно, трагически одинокой. Но подобные мысли были бесполезны. Он уедет после полнолуния, и она снова останется одна. Лучшим выбором будет научиться у него всему, чему успеет, показать ему мимоходом пару уловок – однажды это может спасти ему жизнь, – и завершить их уникальную сделку. В общем, таков был план. До того, как маленькая Мэри Пип была обнаружена мертвой и обескровленной с двумя небольшими круглыми ранками на длинной бледной шее. Эйб сказал, что сожалеет, но ему нужно идти. Он уговаривал деревенского священника обезглавить и сжечь тело Мэри Пип. Никто не желал признаваться, что они подозревали вампира. Но Ван Хельсинг знал. Он задержался лишь на срок достаточный, чтобы убедиться, что его предупреждения проигнорировали, а потом еще ненадолго, чтобы разобраться с неизбежными последствиями. Когда тело Мэри Пип поднялось из могилы, он ждал. И Джинни тоже. Они быстро расправились с восставшей, сделав все правильно, несмотря на стенания священника. Эйб снова сказал, что должен уехать, и Джинни едва не попросила его остаться. Она не хотела снова быть одной. И все-таки она воздержалась от слов. Просьба ни к чему не приведет – он испытывал по отношению к ней лишь любопытство. Эйб остался, но не потому, что решение Джинни промолчать дало слабину. Они нашли второе тело. А потом и третье. До полнолуния оставалось лишь две ночи, и в деревне начался настоящий хаос. Вампиры. Волки. Что дальше, гоблины? Их паника и безумство были очевидны – следующей ночью они предложили позвать на помощь Румпельштильцкина. Эйб собирался охотиться на тварь, и Имп в его планах отсутствовал. Конечно, он хотел все сделать сам, он думал, что способен на все. Ему было двадцать семь – сильный, широкоплечий, студент Университета. Он считал себя непобедимым, считал, что может справиться с магическим и превосходящим его в скорости существом лишь благодаря верной стратегии. Он не понимал, что тактическое преимущество ничего не стоит против коварства и животной силы. Он убьет себя. Джинни видела, как шесть ее старших братьев, крепкие, как дубы, и ростом выше него, ветераны Второй Войны с Ограми, пали под ударами существа, гораздо более обыденного, нежели вампир. Эйб не был солдатом. Он умел много, много всего, – но он никогда не был на войне. Эти существа, на которых он охотился... он и вскрикнуть не успеет, как они разорвут ему горло. Когда ей не удалось отговорить Эйба, она связала их судьбы и начала выслеживать существо вместе с ним. Разве важно, если Джинни Лукас умрет на обочине? Не то чтобы за ее жизнь в деревне стоило держаться. Каким-то образом в своей охотничьей одежде Эйб выглядел старше. Таким она и увидела его впервые – в кожаном плаще, широкополой шляпе и с бесконечным количеством оружия, развешанного по всему телу. Ремешки и застежки удерживали на его нагрудной перевязи все вещицы, которые она только могла себе представить – крошечные бутыльки, ножи, заостренные деревяшки, пучки высушенных трав, свитки... - Я должен кое-что сказать тебе, прежде чем мы отправимся, – заявил он. – Я не просто студент Университета. - Да, – ответила Джинни, – ты подмастерье охотника. Я знаю эту метку, отец показывал мне, – она провела пальцем по знакам различия, вышитым на вороте его плаща. - Тогда ты знаешь, что я должен охотиться на это существо, даже если умру, пытаясь справиться с ним. Она знала. На самом деле, она всегда знала, просто не хотела смотреть правде в глаза. И все же он не смог выследить вампира. По крайней мере, после того, как тот распался на клубок из сотни летучих мышей и испарился, как туман на поляне. Эйб не мог, но Джинни могла. Она могла и... она хотела, чтобы он убил это существо. Когда он смотрел на нее, глаза Эйба никогда не горели таким огнем и страстью... возможно, она сама себя дурачила, веря в его великую судьбу, но от вида Ван Хельсинга в действии – преследующего вампира, – чувства Джинни лишь окрепли. Его хищный вид возбудил ее. Завтра будет полная луна, и он уйдет. Она позволит ему это, и если несчастье произойдет, то пусть, по крайней мере, произойдет правильно, и она умрет в хорошей компании. Итак, она привела его к пещере вампира. Эта битва едва не доконала их обоих. Она не была уверена, как он со своим арбалетом и она, вооруженная лишь разумом и ловкостью, дожили до рассвета. Это – вампир – с беспощадными острыми клыками и иссохшим лицом трупа дважды чуть не укусил его. И каждый раз она набрасывалась на существо, вцепляясь в холку, и каким-то образом оставалась невредимой. Они уже едва дышали, когда солнечный свет прорезал мглу, и – как только вампир принялся шипеть и моргать – Эйб вбил кол ему в грудь. Одно существо было мертво. Теперь остался только волк. Эйб посмотрел на нее, освещенную рассветом – взъерошенная, грязная, тяжело дышащая, – но он впервые действительно посмотрел на нее. Позже Джинни порой задавалась вопросом, объединила ли их победа, возбуждение охоты или простое празднование жизни. Возможно, смесь всего этого. Все, что она знала тогда – его губы на ее губах, именно так, как она и мечтала, и на нем слишком много одежды. Она провела зубами по его шее, отметила его жёсткую челюсть следами засосов, процарапала себе путь под его кожаный наряд и пряжки. Его большие ладони терзали ее корсет, хотя ему и пришлось избавиться от потайных ножей, чтобы ослабить шнуровку. Джинни дико взбрыкнула под его руками и наконец сосредоточилась на освобождении напряженного члена из его бриджей – проклиная избыточное количество слоев одежды и различных приспособлений. В конце концов, Эйб занялся тем же самым, задрал ей юбку и принялся снова целовать ее – на сей раз он прошелся губами вверх-вниз по стройным бедрам. Джинни взвыла, когда он прижал язык к ее входу. Она нуждалась в нем, ее тело жаждало больше прикосновений. Ничто более в мире не имело значения. Эйб целовал ее горло, и она извивалась от наслаждения. Ничто никогда не было столь приятным. Еще долго после того, как он ласкал ее, ничто не ощущалось... Ничто. Но это – это была жизнь. Это был бег нагишом по лесу наравне с оленями и пумами, ощущение себя повелительницей над всеми созданиями. Джинни подтащила его за волосы к своему лицу и слизала собственные соки с его подбородка. Эйб крепко обнял ее и потерся своим членом об ее бедро. Казалось, они оба нуждаются в том, чтобы почувствовать что-то. Он зажег ее тело, но Джинни не была готова насытить его потребность прежде, чем получит шанс отплатить той же монетой. Она хотела попробовать его. Член Эйба горделиво выступал из ширинки, и Джинни почувствовала легкий испуг. Она никогда... ну, он выглядел чрезвычайно большим, почти таким же в обхвате, как ее узкое запястье, но она не собиралась позволить страху перед неизвестным взять над нею верх. Вместо того чтобы обдумывать эту мысль, она просто заглотила его одним движением. Член практически кляпом заткнул ей рот и Джиини понятия не имела, делает ли она это правильно, но она всю жизнь слушала похабные истории от братьев. Она знала, что мужчинам это нравится, и возможность дразнить его чувствительную плоть между сильными челюстями, приводила ее в чрезвычайно озорное настроение. Она могла уничтожить его как удовольствием, так и болью, но когда руки Эйба скрылись в ее длинных каштановых волосах, и он принялся стонать и умолять, Джинни сжалилась над ним. В ту же секунду, когда она выпустила его, он опрокинул ее на четвереньки и пристроился сзади. Это заводило ее. Боль была незначительной. Возможно, Эйб был бы более нежным, если бы знал, что это ее первый раз, но Вирджиния не хотела нежности. Она хотела Эйба – в первую очередь охотника, – и она хотела, чтобы он трахнул ее. Ван Хельсинг был вне себя. Джинни была страстной, и влажной, и тугой, и в буквальном смысле выла, чтобы он двигался быстрее. Он ощущал, как ее стенки сжимаются вокруг него, ее бедра дико дергались ему навстречу, и он чувствовал, что вот-вот кончит. В момент внезапного осознания, он пролил свое семя на землю. Джинни не нуждалась в дополнительных трудностях из-за него. У нее была жизнь, дом... он не мог остаться с ней. Его орден не позволит ему этого. Они весь день обнимались, лёжа рядом, пока кровавая краснота сумерек не накрыла горизонт. Оба они, оглядываясь назад, думали о произошедшем как о своем единственном идеальном воспоминании. Когда же луна возвестила о наступлении ночи, они решили вернуться обратно в деревню под ее светом. Ночное светило еще только выглянуло из-за горизонта, но Эйб знал по своим схемам, что большую часть ночи оно будет стоять в зените. Он со своей сразившей вампира возлюбленной мог спокойно дойти до места. Внезапно, когда они шли по фермерскому полю, он почувствовал, как Джинни замерла. Она зарычала. Лунный свет. Он не хотел думать об этом, но... она начинала оборачиваться. Каким же дураком он был, забыв, кто он есть. Он охотился на монстров с монстром, вот только... только она вовсе не была монстром. Это была его прекрасная Джинни, единственное живое существо, которому удалось угнаться за ним во время его охоты. Ван Хельсинг действовал быстро – он втиснул капсулу ей в горло, протолкнув ее в горло, замечая, что зубы ее становятся более длинными и острыми. Джинни закашлялась, задыхаясь, но не обратилась. - Что... что со мной происходит? Эйб прижал Джинни к груди и поцеловал в висок. - Дело в тебе. Ты... ты отмечена. Ты – волк, Джинни. - К... как? - Когтями. Мне жаль. Мне очень жаль, я был таким дураком. Я увидел в тебе все признаки, но ничего не сказал... Это будет происходить каждый месяц... - ...в полнолуние, – закончила она за него. – Почему я не перекинулась сегодня? - Я дал тебе лекарство. Это сильный яд, он мог сработать, но с той же вероятностью мог и убить тебя. Я не знал, что еще сделать. - Ты должен убить меня, – ответила Джинни. Это было нормально – умереть. Со знанием, что он был ее, по крайней мере один раз. - Джинни... Я не могу. Я люблю тебя больше всего на свете, но я не могу... Я не могу остаться. Я не могу убить тебя. И я не могу позволить тебе свободно бродить по лесам в волчьей шкуре. Обещай мне! Обещай, что будет заковывать себя в цепи каждое полнолуние, и будешь жить своей жизнью. Я приду к тебе, когда моя работа будет окончена и когда мой орден не будет требовать, чтобы твоя голова висела на колу. Пусть мы станем старыми и седыми, но я все еще буду любить тебя. Буду любить, Джинни. Обещай... обещай, что будешь осторожна! Она обещала. Конечно, она обещала. Там же, в поле, они разошлись в разные стороны, не в силах смотреть, как другой мучается. И даже теперь, три раза по двадцать лет спустя, с арбалетом под рукой и Руби, спящей в соседней комнате, она ждала его. Несмотря ни на что, она все еще любила своего искусного Эйба. Он вернется к ней, когда-нибудь. Хотя вдова Лукас никогда не скажет ему правду. Как волк нашел ее однажды в цепях и заделал ей детёныша. Со временем ее трансформации прекратились. Она думала о том, чтобы найти Эйба, но к тому моменту ей уже нужно было заботиться о дочери и внучке. Пусть он думает, что она вышла за какого-нибудь бедного фермера и жила с ним хорошо и дружно. Она не хотела, чтобы он знал, что вся ее жизнь состояла из одной сплошной долгой ночи в ожидании того, чтобы снова увидеть его в лучах рассвета.