Не люблю делиться

1. Кто посмел тебя обидеть? Этот день я, Джеймс Фелпс, запомнил надолго. Не то, чтобы я был очень плохим и испорченным человеком, но в своей жизни повидал достаточно. И про меня все думали, что меня ничем не удивить и не испугать. Однако, у всех есть слабое место, и я, как выяснилось, не исключение. Наша семья состоит из четверых человек. Мама — прекрасная женщина, добрее и быть не может. Папа — в меру суров и всегда справедлив. И мой тихоня-братец, близнец Оливер, если быть совсем точным. Мы росли с братом одинаковыми, пока он не выбрал спокойную жизнь, а я не решил заработать репутацию плохого парня. Сегодня я пришёл домой в шесть часов вечера. Мама занята на работе, неженка старший братишка скорее всего уже выучил все лекции и, может быть, уснул, папа с друзьями в гараже. Прекрасно. Значит, никто не пристанет с расспросами, как прошёл день, который я провел с друзьями на соседней площадке для скейтборда. Моя куртка пропахла дешёвыми сигаретами, джинсы — вылитым случайно пивом, а сам я — духами очередной девицы, считавшей, что меня можно заинтересовать короткой юбкой. Я скинул с себя обувь, отправил куртку в стирку, джинсы решил принести потом и направился в свою комнату. Дом поглотила тишина, у Олли тоже было тихо, но через узкую щёлочку было видно, что в комнате горел свет. Брат никогда не спал с ярким светом, иногда с ночником, но со светом — нет. Я решил не тревожить брата, да и общались мы не очень хорошо, я пытался показать всем, что телячьи нежности не для меня, поэтому на улице вёл себя с братом не лучшим образом, за что мне всегда было стыдно. Но стоять перед братом после всего, что я ему обычно говорю на людях, и пытаться объясниться было выше моих сил, поэтому я предпочитал не говорить ему ничего, дабы не испортить все ещё больше. Знаю, тупо, так даже хуже становилось, но поделать с собой я ничего не мог. Хоть и любил я брата всем своим сердцем, ну или что там у меня, кусок камня наверное. Неожиданно в голову закралась тревожная мысль. Что-то звало меня, требовало, чтоб я вошёл. Бороться с этим я не мог, поэтому приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Вопль ужаса застыл в горле. Я никогда и ничего не боялся так, как испугался сейчас. На полу в одном нижнем белье сидел Оливер, его голова было опущена на грудь, в левой руке зажато лезвие, по правой стекла струйка крови. Видимо, он совсем недавно провёл лезвием по венам. Я влетел в комнату со скоростью света. Меня трясло, мысли вылетели из головы, я вообще забыл что надо делать. Взгляд упал на фоторамку на тумбе возле кровати. На фото мы стояли в обнимку. Сколько нам тогда было, лет 12. И тут в голову вползла мысль о том, что если я сейчас не решу что делать, то брата больше никогда не обниму. И он меня не обнимет. И почему я вообще стою и думаю о каких-то фото. Вдруг что-то щёлкнуло в голове, я сразу понял, что делать. Я упал на колени возле брата, вытащил лезвие из его руки, передавил другую руку и обмотал её лежащей рядом разорванной рубашкой. Затем поднял брата на руки, пулей вылетел из его комнаты и направился в свою. Какой же у меня свинарник. Да, будь я Оливером, не хотел бы я проснуться в этой комнате. Но уборка потом. Я положил довольно легкое тело на свою кровать, подумал, что надо бы прикрыть его чем-то и застыл в полном ужасе. Голую грудь и плоский живот Оливера покрывали ожоги и синяки, на шее и бёдрах были укусы, кожа вся покраснела. На внутренней стороне бёдер кровавые разводы, на лице тоже. На щеках влажные дорожки от слёз и синяки. Что? Это? Такое? Конечно же сам себе все это Оливер оставить не мог. В кружок садистских мазохистов он не входил. Значит, случилось что-то страшное. Черт, да конечно случилось страшное, раз мой непоколебимый брат нашёл лезвие и провел им по вене. У меня возникло непреодолимое желание что-нибудь разбить. Но потом. Сейчас в приоритете был брат. Боже, да он всегда теперь будет в приоритете. Есть, спать, в туалет, все под моим присмотром. Один раз уже отвернулся, теперь разгребаю. Я набрал номер семейного врача. Тот привык, что я влипаю во все подряд, потому вовсе не удивился моему звонку. Зато был в шоке от моих слов. Я, как мог, обрисовал непростую ситуацию. Конечно же тут включился его профессионализм. В точности выполнив все указания доктора, я опустился на пол. Вернее, рухнул, чувствуя себя пустым. Довыпендривался, что тут скажешь. Позерствовал, ершился, ругался с братом, любил, конечно, безумно, только хотелось выглядеть крутым. Да только не там крутость показывал. Надо было брата защищать. Не смог. Как и всегда. Да чего уж там, я всю свою жизнь не успевал. Родился позже, читать научился позже, на велике кататься позже, поумнел вот тоже позже. Пробило восемь вечера. Я переживал, что брат не открывает глаза, даже звонил врачу. Но тот сказал, что мне надо выпить, не уточнял чего, что организму нужен отдых, разумеется, организму брата, мой итак отдыхает больше положенного. Я и не спорил. Сидел и ждал. В 8:01 с кровати послышался болезненный и тихий стон. Я подскочил, взял в руки стакан с обезболивающим, думая, с какой стороны лучше подойти. «Ни с какой, эгоистичный уродец." — ласково подсказало сознание. Оливер открыл глаза, безразлично осмотрел комнату и снова закрыл их. Потом ещё раз, но уже чуть дольше. Минут через 15 он сфокусировал свой взгляд на мне и на предложении выпить обезболивающее. Попытка подняться успехом не увенчалась, правая рука была не в состоянии что-то делать, тело было полностью на стороне руки и тоже хотело лежать. Я помог брату приподняться, медленно поднёс к его губам стакан и наклонил. Брат послушно выпил содержимое и медленно опустился на подушку, смотря на меня самым страшным взглядом — отчаянно безнадежным. — Зачем? — прохрипел брат, когда я, поддавшись неожиданному порыву, провел рукой по его щеке, мягко поглаживая её. — Ты о чём? — удивленно спросил я, глядя на такого непривычно разбитого брата. — Зачем ты меня спас? Зачем ты зашёл в мою комнату? — Ты мог умереть… — А, может, я этого и хотел. — прошептал он. — Ты с ума сошёл? — спросил я, хватая его за руку. — Ты не понимаешь… Я не могу с этим жить. Мне стыдно показываться людям на глаза. Ненавижу… Как же я себя ненавижу… Только истерики нам и не хватало. Я придвинулся поближе и обнял брата. Он минуту сомневался, но потом прижался ко мне, всхлипнул в мою шею, тонкие руки обхватили меня как это было раньше. Моя майка сразу стала мокрой, внутри бушевал ураган. — Кто это сделал? — прошептал я, когда Олли притих. — Это… неважно. — Говори, я не отстану. — я прижал его к себе крепче, чтобы наверняка не сбежал. — Это Мэтт с параллельного курса. — я сжал руку за спиной брата. Этот трусливый уродец, частенько лапающий моего брата. Я столько раз предупреждал его, но, видимо, до него не доходит простым понятным языком. — Я понял. Не переживай, я разберусь с ним. Он один был? — Н-нет. Он был с дружками. Они поймали меня после пар, когда ты ушёл. Они затащили меня в какой-то закуток, а потом… — Тише, можешь не говорить, тебе больно, я понимаю. Я чувствую. — я хотел пойти и убиться. Это все из-за меня. Я свалил и оставил его одного. — Потом один из них достал шокер. Я думал, они просто попугать меня хотят. А они стащил с меня одежду, ударили головой о стену, ч-чтоб не дергался, а потом двое вцепились в меня, а Мэтт… Было больно. А потом эти двое решили перекурить, сначала пробовали на мне, хорошо ли горит зажигалка, а потом один сказал, что я неплохая пепельница. А ещё двое снимали это на камеру. — тихо прошептал Оливер. Я вскочил с кровати и сделал-таки то, что хотел. Со всей силы я приложил о стену будильник, он разлетелся на мелкие части. Оливер вздрогнул. Я улыбнулся ему, поправил одеяло на нем и собрался пойти проветриться. — Прошу тебя, не ходи к ним. Они могут убить тебя, я прошу, не надо. — Оливер подскочил с кровати, хватая меня за руку. — Тшшш, не переживай за меня. Мне ничего не будет. Я обещаю тебе, они заплатят за всё, что сделали с тобой. — Не надо. Пожалуйста, не надо. Оно того не стоит. — он все ещё крепко держал меня за руку. — Стоит, братишка, ещё как стоит. Ложись, поспи. Когда ты проснешься, я уже буду рядом. Оливер знал, что я не отступлюсь, поэтому устало откинулся на подушку, хмуро глядя на меня. — Хей, не смотри так, я не отступлюсь. Я же не слабых иду обижать, я иду учить урода уму-разуму. Отдыхай. Это не твоя забота. Больше нет. — Я поцеловал засыпающего брата в макушку и вышел из комнаты. Думаю, грязная куртка мне сегодня ещё приходится. 2. Кровь за кровь. Я вышел из дома, запер входную дверь и тихо направился к стадиону ближайшей школы. Там, в тени разрушенной веранды для начальных классов, хранится моё сокровище. Самый настоящий пистолет. Откуда он? Не думаю, что вам понравится ответ, но ствол чистый, еще ни разу не видавший свет. Вот сегодня и увидит. Зарядив пистолет, я достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Срочно нужно было расслабиться, немножко остыть. Я уже хотел закурить, но в голове всплыли слова Оливера: -… А потом эти двое решили перекурить, сначала пробовали на мне, хорошо ли горит зажигалка, а потом один сказал, что я неплохая пепельница. Стало до ужаса противно. Оливеру же теперь это все будет напоминать о пережитом кошмаре. Что я за брат такой, раз свои хотелки не могу удержать в узде. Ладонь с пачкой будто прожигало, зажигалка неприятно оттягивала руку. Благо, рядом была мусорка, куда и отправились принадлежности заядлого курильщика. Захотелось побыстрее расправиться с уродом Мэттом и его дружками, и вернуться к брату. И мне нереально повезло. Нет, я всегда бы любимцем судьбы, но чтобы настолько. В двадцати метрах от меня довольный собой шёл этот самый Мэтт. Уж не знаю, что его суицидничество здесь забыло, но это сильно упрощало мне задачу. Он был не один, но меня это не просто не пугало, наоборот, раззадоривало. Его спутники жадно впитывали каждое слово Мэтта. Я решил прислушаться. -… Нет, я давно хотел нагнуть этого зубреныша, но я и подумать не мог, что это будет так весело. Знаете, он мог бы стать неплохой общественной… — Мэтт!!! — Мой голос прозвучал настолько громко, что в соседних домах жалобно звякнули оконные стекла. — Фелпс? Привет. Какими судьбами? — он смотрел на меня так, будто ничего не произошло. Вернее так, будто произошло то, чего я хотел больше всего на свете. — Да вот прогуляться вышел. Воздухом подышать. А ты о чем таком интересном друзьям повествуешь? Может и мне расскажешь? — Да так, ничего интересного. Тебе будет скучно. — мои глаза загорелись праведным гневом. — Думаешь? А я вот очень хочу послушать, с чего это ты настолько осмелел, что решил, что тебе всё можно? — Ты о чем это? — Мэтт попытался сделать вид, будто не понимает, но получилось плохо. — Надо же, не понимаешь. Давай расскажу. Пару часов назад я увидел, вернее не увидел, на своём брате ни одного живого места. Разумеется, я узнал, что произошло. И теперь вот теряюсь в догадках, Мэтт, что же мне с тобой сделать за это. — о, я умел говорить непринуждённо, при этом убивая одним взглядом. — Да он сам хотел этого. Он давно просил меня об этом, но я не соглашался. А сегодня он был особенно настойчив, и я… — Избавь меня от своих жалких попыток оправдаться. Я знаю всё. Один из твоих операторов по ошибке скинул видео мне. Видео, на котором ты делаешь больно моему брату. — я снял пистолет с предохранителя. Друзья Мэтта давно исчезли, остались только мы вдвоём. — Фелпс, ты чего. Ты же не любил его никогда. — Кто это тебе сказал? Кто сказал, что я не люблю своего старшего брата? Я не афиширую, не распускаю розовые сопли, но я в порошок сотру любого, кто решит, что Оливер беззащитен. Я его люблю. И я его защищаю. И ты будешь примером того, как нельзя поступать с моим братом. — Я понял. Понял. Не надо. — Мой брат тоже кричал не надо. Но тебе было плевать, ты продолжал его мучить. — Я виноват. Я сделаю все, что ты хочешь. Я прошу, не надо. — он кричал так громко, что заложило уши. — Ты должен был трижды подумать, прежде чем поднимать руку на моего брата. — произнёс я и выстрелил. Нет, я не убил его. Но едва ли он теперь кого-то таким образом оскорбит. Пока желание добить его не пересилило здравый смысл, я решил вернуться к брату. Там я сейчас нужнее. 3. Теперь и у нас всё хорошо. Я был почти около дома, когда в голове прозвучал голос совести. Он известил меня о том, что я вспыльчивый эгоистичный кусок идиота. Что я побежал вершить правосудие, оставив Оливер одного в таком состоянии. Даже если мой брат старается показать всем, что его это ни капли не задело, это вовсе не значит, что его это реально не задело. Справа был круглосуточный магазинчик. Было не слишком поздно, но многие магазины уже были закрыты. А в этом продавали любимые зефирки брата. Я быстро закупился ими, взял ещё пару пачек печенья, желейных мишек, улыбнулся соседке и проскользнул в наш двор. Мама с папой уже были дома, на кухне стоял ужин, родители давно привыкли к тому, что нас за один стол не усадить. — Привет, милый. — произнесла мама, поцеловав меня в щёку, и немного поморщилась от запаха сигарет. — Привет, мамуль. Прости, я сейчас брошу куртку в стирку. Я в завязке. Отныне и навсегда. — Джеймс, солнце, это здорово. Я так рада, что ты решил измениться. Тем более, у твоего брата аллергия на сигаретный дым. Я замер на лестнице. Ни о какой аллергии мне никто не говорил. Я повернулся к маме лицом, дабы прояснить некоторые моменты. — Что за аллергия? Как давно? — Уже лет 6, а что? Разве Оливер тебе не говорил? Да я думала, что ты и сам помнишь. Ты же тогда пришёл домой, от твоей куртки пахло сильно, Оливер начал задыхаться. Ну помнишь, мы же ещё скорую вызывали и в больницу с ним ездили. — Ну да, было такое, но… Но Оливер сказал мне, что перенервничал из-за какой-то контрольной. И волноваться не о чем. О боже, я идиот. — Милый, Оливер, видимо, решил, что отказ от привычки разрушит твою репутацию. Ты же так долго стремился стать лучшим из лучших. Потому и не стал ничего тебе говорить. — Да, наверное, мам. Ну я побегу наверх. Я забежал в свою комнату. В голове было так пусто. Я чувствовал себя самым последним мудаком. Я столько лет его травил. Не такой уж я маленький был, когда проявилась эта аллергия. Как я вообще повёлся на россказни брата. Как я мог поверить, что из-за какой-то контрольной он неделю с кислородной маской на лице лежал. Просто кусок идиота. Оливер спал очень чутко, а потому услышал, как я ввалился в комнату. Я присел на самый край и поцеловал его в краешек носа. — Джеймс, ты вернулся. Ты цел? — Конечно же. Разве могло быть иначе? У меня к тебе есть несколько вопросов. Оливер пожал плечами, показывая, что скрывать ему от меня нечего и чуть приподнялся. — Слушаю тебя, — произнёс он, зевая. — Почему ты не сказал мне, что у тебя аллергия на сигареты?! — Это не так уж и важно. — Это важно. Я бы бросил курить сразу, как начал, если бы знал, что тебе нельзя этим дышать. — Тебе было это нужно. А я вполне мог потерпеть. Чего ты так волнуешься из-за этого, я же в порядке. — Только не в тот день, когда я начал курить. Когда от меня впервые пасло сигаретами. Ты мог умереть. Я неделю места себе не находил, эта маска, эти трубки. А ты потом наплел мне про учёбу, и как я вообще мог в это поверить. Почему? — Джеймс, ты так верил, что это поможет быть тебе круче других, я просто не мог отнять у тебя мечту. — Поэтому ты решил, что отнять у меня себя не так страшно, как поумерить мои подростковые амбиции. Оливер, ну о чем ты только думал. Как это все вообще могло быть важнее тебя самого? — Прости. Я думал, что поступаю правильно. — И ты меня прости. За всё. А, кстати, ещё я знаю, что ты хранишь под подушкой мои фотки из душа. — Что??? — Оливер стал красный, как крабовое мясо. — Да, знаю, давно знаю. Не думал же ты, что сможешь это от меня скрыть. Я люблю тебя, Оливер. — Я тебя тоже. — Оливер крепко обнял меня, а я поцеловал его в висок.

***

На следующий день в новостях сказали, что на стадионе местной школы вчера вечером кто-то напал на студента. Мама возмутилась тем, что подростки просто неуправляемы. Папа согласился с мамой. Оливер опустил глаза в пол, а я прошептал ему на ухо, что так будет с каждым, кто рискнет его тронуть. И у Оливер не было оснований мне не верить.