Зверь

      Смахнув со щеки случайно попавшую на нее каплю крови, парень выпрямился, безразличным взглядом окидывая распростершееся под ногами изломанное мертвое тело. Кажется, друзья называли его Гамлет. Странное прозвище, да и шумным он был до жути от самого начала и до конца, отбил всю охоту поиграть с ним подольше. Присев на корточки возле тела, убийца коснулся тонкими изящными пальцами темной пряди волос, ставшей от крови какой-то тяжелой, неприятно липкой, и убрал ее с лица. А все же он был красивый, такие нежные черты, даже немного женственные. Он чем-то напомнил Есенину его самого, может, потому так сильно раздражал. Такие игрушки ломались слишком быстро, а наскучивали еще быстрее. Окинув мимолетным взглядом окровавленное тело без единого живого участка, Есь выдохнул со злостью. Затем его внимание вновь вернулось к лицу мертвеца. - Ммм, твои глаза, они мне нравятся. Пожалуй, заберу их…       И, выудив из-за пояса короткий нож с тонким лезвием, Есенин взялся за дело.       Когда это началось, вряд ли кто-то смог бы сказать наверняка. Есенин был милым ребенком, эдаким ангелочком, которого хотелось гладить и тискать, одаривать конфетами и прочими сладостями за эти красивые невинные голубые глазки. Маленький принц, который рано научился манипулировать другими, незаметно заставляя делать их все, что только пожелает. Да, за внешностью ангела скрывался самый настоящий дьявол, и в какой-то момент он показал себя во всей красе.       Первой жертвой Еся, как начали звать его еще в школе, наивно полагая, что прозвище ему соответствует, стал сокурсник. Веселый рыжеволосый парень, душа компании, можно сказать, университетская знаменитость. Сначала Есенин втерся к нему в дружбу, которая переросла в нечто большее, а затем в Есе будто что-то перемкнуло. Он решил завладеть Напом целиком и полностью, без остатка. Его телом, душой и даже жизнью. Труп рыжеволосого выловили из реки через неделю после того, как пропавшего парня объявили в розыск, и он был в ужасном состоянии. Есенину пришлось затаиться, чтобы подозрение не пало на него, надолго залечь на дно. Однако то, что он испытал в момент убийства, нельзя было сравнить ни с чем из того, что он когда-либо чувствовал. Воспоминания о той эйфории заставляли желать испытать ее вновь.       Вторая жертва с первой не имела ничего общего. Ей стал один из сотрудников, с которым Есенин познакомился, когда устроился работать в какой-то маленький офис. Макс, так все звали этого высокомерного очкарика, невозможного педанта и чистоплюя. Он начал бесить Еся с самой первой их встречи, затем взаимная антипатия переросла в соперничество по работе. Но Есенин быстро потерял к этому интерес, так как из-за своей лености вечно Максу уступал. В какой-то момент все изменилось и вновь закрутилось, завертелось, превращаясь в бурные отношения, которые окончились столь же плачевно, как и в первый раз. Труп нашли в лесу грибники. Он был сильно изуродован, так что без судебных антропологов опознать его не удалось.       После этого Есенин перестал утруждать себя знакомством со своими жертвами, тратить время на то, чтобы построить с ними какие-то отношения. Он просто находил тех, кто ему нравился, следил за ними, узнавал их привычки и увлечения, потом ловил удачный момент, нападал на своих жертв, похищал, насиловал и убивал. Следом за этим он на несколько месяцев затихал и ложился на дно. Его жертвами становились различные люди, никак не связанные друг с другом, он убивал с разной периодичностью, оставлял тела в разных местах и разном состоянии, подчищал за собой все улики, так что у полиции не было повода думать, что это делает один человек. На счету Есенина было уже с десяток жертв, а он все больше входил во вкус.       Сегодняшняя цель Еся была особенной, во всяком случае, он сам так считал. Этого парня Есенин заприметил недели три назад, случайно столкнулся с ним в супермаркете. Примерный ровесник убийцы, он был ниже ростом, однако с более внушительным спортивным телосложением. Но это являлось не главным. Этот парень был окружен необыкновенно сильной аурой, он словно подавлял ей всех, кто находился вокруг него. При этом у кого-то это вызывало иррациональный страх и желание подчиняться, а у кого-то благоговение. Самого же Есенина эта аура манила, как притягивает мотылька свет огня. Он не мог противиться этому, желание заполучить парня росло и крепло в убийце с каждым днем. Ведь такая сильная личность не сдастся так просто, не сломается столь быстро, игра с ним принесет доселе неизведанное удовольствие. И хищник жаждал получить себе такую жертву, вкусить ее горячей крови, этого опьяняющего нектара, напитка богов.       Проследив тогда весь путь этого парня от самого супермаркета, Есь вычислил, где он живет, и принялся наблюдать за ним каждый день. Имени его убийца не знал, но все друзья называли парня Жук, а на его спортивной сумке красовался брелок с какой-то шестилапой гадостью, этого Есю было достаточно. Есенин выяснил, во сколько Жук встает, когда выходит из дома, где учится и работает, каким видом спорта занимается, где и что он любит поесть и, главное, во сколько он возвращается домой. Всякий раз, незаметно разглядывая свою будущую жертву из толпы, Есь изнывал от возбуждения. Он желал получить это тело скорее, как истинный гурман, распробовать все его прелести, заставить извиваться от наслаждения и боли, покрыть кровавыми узорами смуглую кожу, любуясь, как тонкие алые струйки будут очерчивать каждую идеальную, будто вытесанную из мрамора, мышцу. Частенько после такого Есенин прибегал домой, запираясь в ванной, и в пару минут доводил себя до разрядки, просто представив, каково будет погружаться в это горячее тело и слушать сдавленные болезненные стоны, потому что такому парню, как Жук, громкие крики явно претили бы гордости. Как он будет сопротивляться до последнего, и какое это невообразимое удовольствие – сломать столь сильного человека.       И именно сегодня, наконец-то, представился идеальный шанс воплотить в реальность все фантазии, что больше трех недель мучили Есенина во сне и наяву. Жук допоздна задержался на своих тренировках, выйдя из спортзала едва ли не вместе с его закрытием, когда на улице уже совсем стемнело, и не было ни единой души. Никого, кроме охотника, пришедшего по его тело и душу. Стоило Жуку свернуть привычным маршрутом в узкий проулок, как из-за угла вынырнула тень и тут же последовала за ним, не отставая. Поначалу парень, казалось, ничего не замечал. Но вскоре игнорировать тихие шаги, которые не приближались, но и не отдалялись, стало невозможным. Спина спортсмена заметно напряглась, но он все еще не подавал виду, что его что-то беспокоит, только ускорил шаг, однако шедший позади тоже прибавил в скорости.       Через пару минут у Жука уже не было сомнений в том, что его преследуют. А Есенин наслаждался игрой в кошки-мышки, намеренно заставляя свою будущую жертву нервничать, чтобы от испуга она не могла здраво и трезво соображать. И, кажется, вскоре Жук дошел до нужной кондиции, ибо, несмотря на то, что он не оборачивался со страхом в глазах, не пускался наутек бегом, не пытался звать кого-то или даже заговорить, чтобы узнать, что, собственно, нужно от него человеку, идущему по пятам, он свернул в сторону какого-то заброшенного недостроя, видимо, надеясь там скрыться от преследования.       «Глупыш, куда же ты? Сам себя в ловушку загоняешь. Думаешь, спрячешь тут, и я тебя не найду? Или надеешься, что сможешь оказать сопротивление?»       На лице Еся появилась хищная улыбка, кончик розового языка очертил контур губ в предвкушении. Охотник перешел в атакующий режим, теперь он был готов настигнуть и схватить свою добычу. Видимо, интуитивно почуяв это, Жук все-таки перешел на бег, скрываясь в темном проеме между двух облупившихся бетонных балок. Едва не рассмеявшись в голос, Есенин сорвался с места и помчался следом. Однако его жертвенный агнец оказался быстрым и проворным. Все, что увидел Есь, вбежав в пыльное полутемное помещение с частично обвалившейся стеной и потолком, в провал которого светила луна, так это брошенную в грязь и обломки спортивную сумку.       «Неужели так испугался, что в панике все побросал и спрятался?» - Есенин почувствовал укол разочарования. Неужели он ошибся и этот Жук ничуть не лучше остальных? Такой же трусливый и слабый, готовый сломаться еще до того, как с ним начали играть. Глаза Еся потускнели, а на лице азарт почти мгновенно угас и сменился брезгливо-скучающим выражением, однако губы все еще кривила фальшивая улыбка. - Ну и куда ты спрятался, котенок? Выходи, тебе уже никуда отсюда не деться. Если будешь послушным, обещаю, все кончится быстро, - говорил это Есь притворно-заботливым голосом, как если бы действительно уговаривал кота слезть с дерева, попутно он доставал из-за пазухи большой и острый нож, которым обычно ранил своих жертв, лишая тех способности к сопротивлению и возможности побега.       За спиной Есенина раздался хруст, и тот резко обернулся, лыбясь в предвкушении и нетерпеливо взмахивая ножом. Однако сзади никого не оказалось, только столб из маленьких сверкающих в свете луны пылинок тянулся от пола вверх. Есь принялся озираться, и ему почудилось, будто справа какая-то тень метнулась за поваленный столб. Кинувшись следом, убийца обежал столб с другой стороны, но никого не увидел, на полу даже не осталось следов, которые совершенно точно были бы заметны в таком-то слое пыли. Сделав пару шагов назад, Есенин вернулся обратно в центр комнаты, и тут обнаружил, что сумка пропала. Самоуверенное выражение и ухмылка как-то быстро стерлись с его лица, глаза Еся расширились, а зрачки почти полностью заполнили собой голубую радужку. Он лихорадочно принялся крутить головой по сторонам и кружить на месте, теперь ему чудилось, будто бы шорохи доносились отовсюду. - Что все это значит? Где ты?! А ну живо показывайся! – впервые Есенин ощущал, как в его теле зашевелился страх, и это сбивало его с толку. Ведь обычно это он был тем, кто вселял в сердца людей первобытный ужас. Жестокий хищник, не щадящий свою добычу, теперь, кажется, и сам стал предметом чьей-то охоты.       «Не может быть… Это же просто глупо», - до конца отказываясь верить в то, что это не он загнал свою жертву в ловушку, а именно его заманили в капкан, Есь попятился назад, выставив перед собой нож и то и дело дергая им, будто отбиваясь от невидимого противника. – «Я вооружен, он не посмеет ко мне подойти. Чего я боюсь?»       Резкий громкий хлопок справа заставил Есенина подпрыгнуть и метнуться за тот столб, который он проверял совсем недавно. Привалившись спиной к его ледяной поверхности, Есь застыл, дыша рвано и часто. Его сердце отбивало чечетку, а тело трясло. Никогда еще с ним не происходило такого, Есь нервно хохотнул, крепче сжимая нож.       «Что ж, тем интереснее. Все же я не ошибся, когда выбрал тебя… Ты и впрямь особенный».       Отлепившись от столба и чуть пригнувшись к земле, Есенин стал пробираться к выходу, стараясь изо всех сил вслушиваться в тишину, что вновь заполнила помещение, и внимательно всматриваться в обступившую его темноту. Луна больше не светила, ее закрыла тяжелая непроницаемая туча.       «Добравшись до выхода, я окажусь в выигрышном положении. Я даже смогу уйти, если что-то пойдет не так снова».       Уверенный в своей правоте, Есенин прокрался до прохода, через который они с Жуком вбежали в это помещение, и уже протянул руку, чтобы схватиться за его край, как вдруг из темноты проступили яркие глаза, которые мгновенно оказались на уровне его лица. Есь буквально окаменел, не в силах не то, что двинуться, но даже моргнуть. - Куда-то собрался? – послышался чуть насмешливый низкий бархатистый голос. – А я думал, мы поиграем еще.       Есенин не мог оторвать взгляда от этих сверкающих в темноте глаз, они завораживали и будто гипнотизировали, как глаза змеи, лишающие возможности даже желать спасения. А через мгновение тело пронзила боль от удара в солнечное сплетение. Есенин резко выдохнул и выронил нож, не способный сделать следующий вдох. Он покачнулся, в глазах потемнело, а пыльный мусорный пол быстро прыгнул навстречу лицу.       Первое, что почувствовал Есенин при пробуждении – дикий холод, а еще боль в виске и слабую тошноту. Кажется, он все-таки приложился головой о пол. Кроме этого, болела спина, похоже, она затекла, и на ней уже были синяки от долгого лежания на мелких камнях. Однако сдвинуться или принять более удобное положение ему не удалось, так как оказалось, что его руки были крепко связаны и примотаны к здоровому ржавому крюку, торчащему из стены у самого пола. Но, что было самым шокирующим, так это то, что Есь был совершенно обнажен. Голая задница покоилась на его же собственной куртке, а бледная кожа поблескивала капельками пота в свете вновь выползшей из-за тучи луны. - Проснулась, наконец, спящая красавица? – разнесшийся сбоку голос заставил непроизвольно дернуться, раня кожу на связанных запястьях. – Ну, вот и славно, а то развлекаться с бездыханным телом ни капли не интересно.       Есенина прошиб озноб. Как-то слишком быстро и резко он поменялся местами со своей намеченной жертвой, которая сейчас сидела вплотную к нему, поигрывая его же ножом. В глазах Жука сверкал тот самый азартный безумный огонек, который Есю был знаком слишком хорошо, и теперь его мелко затрясло уже вовсе не от холода. - Ты что творишь? – осипшим голосом поинтересовался Есенин, стараясь не выдавать своих эмоций, хотя в данной ситуации это было нереально. – Развяжи меня сейчас же!       В ответ на это раздался хохот. Лезвие ножа резко приблизилось к лицу Еся, заставляя того забыть, как дышать. Острый кончик невесомо коснулся ушибленного виска, собирая выступившую кровь, а затем Жук поднес его к своим губам, слизывая алые капли с лезвия и облизываясь, словно кот урвавший порцию сметаны. - Ты серьезно? Не ты ли столько времени выслеживал меня, чтобы сделать со мной то же самое? Думал, я не замечу тебя, не узнаю? Рыбак рыбака видит издалека, слышал такое? Я тебя сразу раскусил, и все ждал, когда же ты уже решишься, наконец, - Жук приблизился к лицу Есенина, горячо выдыхая в его губы, а затем его свободная рука со всей силы сжалась на тонкой хрупкой шее, лишая Еся доступа к кислороду и заставляя широко распахнуть глаза и рот, а его тело задергаться в путах. – И вот ты здесь, и ты мой.       Есенин открывал и закрывал рот, тщетно пытаясь сделать хотя бы вдох. Хватка у Жука была нереально мощная, от такой не только синяки потом останутся, как бы еще и кости не треснули. В ушах Еся зашумела кровь, глаза увлажнились, а картинка перед ними начала расплываться. Вместе с тем где-то внизу живота возник трепет слабого возбуждения. Будто бы угадав это, Жук убрал нож и второй рукой сжал член Есенина у основания, грубо пройдясь шершавой ладонью по стволу. Глаза Еся закатились, его тело выгнулось, насколько могло, а плоть твердела в руке Жука и наливалась кровью. - Тебе же нравится это, - тихий змеиный шепот вливался в уши Есенина, словно отрава, заставляя ускользающее сознание цепляться за него, как за спасательный круг. – Ты все это время искал меня и не мог утолить свою жажду. Сколько бы ты ни убивал, тебе было все мало, тебе хотелось еще и еще, однако ты даже сам не осознавал чего именно. Но сегодня я дам тебе сполна всего, что ты хочешь.       Рука исчезла с его горла, и Есь зашелся судорожным кашлем, дергаясь и всхлипывая, громко и хрипло дыша, так, словно мучимый жаждой, наконец, смог напиться прохладной чистой воды. Все его тело теперь горело от возбуждения, разливающегося в крови подобно яду. - Да… я хочу… хочу… - он даже сам не понимал, о чем шептал отчаянно, чего просил, будто бы сойдя с ума окончательно.       И в ответ на эти мольбы те же грубые жестокие руки прошлись по гладкой нежной коже, оставляя на ней красные полосы царапин. Зубы, сомкнувшиеся на набухшей розовой горошине, заставили громко вскрикнуть, извиваясь. В противовес этому второй сосок почти нежно стали мять и потирать шершавые пальцы, заставляя теряться в ощущениях. Отцепившись, Жук подтянулся выше, припадая к беззащитной шее, впиваясь в нее губами до быстро темнеющих отметин, цепляя кожу зубами почти до крови и заставляя Есенина жалобно всхлипывать, роняя слезы. - Да, покажи мне еще, покажи мне больше себя. Покажи того зверя, что скрывается в тебе, - этому гипнотическому шепоту невозможно было противиться, и Есенин послушно раскинул в стороны свои стройные ноги, полностью открывая доступ к своему телу.       Шершавые ладони прошлись по бокам, пальцами очерчивая выпирающие ребра, нырнули под бедра, до боли и синяков сжимая упругие ягодицы, заставляя судорожно вздыхать и стонать, выгибаясь. Когда же губы прильнули к стоящему колом члену, погружая его в горячую влажную полость рта, Есенин и вовсе на миг забыл, как дышать, а после вскрикнул, не в силах сдерживать себя. Его разум словно разбился на сотни осколков, которые отныне невозможно было собрать воедино вновь, а тело всецело отдалось обжигающему удовольствию. Есь стонал во весь голос, извивался, стараясь толкнуться глубже в умело обхаживающий его рот, изнывая от страсти, когда юркий шершавый язычок оглаживал чувствительную головку, скользил по стволу, очерчивая каждую взбухшую венку. Но когда пик удовольствия вот-вот должен был уже настать, его вдруг отпустили, вновь одиноко оставляя на холоде. От разочарования Есенин чуть не разрыдался, умоляющими глазами смотря на нависшего над ним и облизывающегося Жука. - Хочешь еще? – поинтересовался мучитель, на что Есь отчаянно закивал, стукаясь затылком о землю. – Я тоже хочу…       С этими словами Жук расстегнул ширинку на своих штанах, выпуская на свободу собственный твердый, словно камень, член. Прижавшись бедрами к паху Есенина, он скользнул своей плотью по его, заставляя парня судорожно всхлипнуть и толкнуться навстречу. В воздухе вновь блеснул нож, а следом раздался громкий короткий вскрик, когда острое лезвие вспороло кожу у ключицы, выпуская алую струйку крови. Гибкий влажный язык Жука, что до этого так старательно ублажал плоть Есенина, сейчас собирал кровь с белой, словно мрамор, кожи, стараясь не пропустить ни капли. Его член продолжал настойчиво тереться о член Еся, заставляя метаться между болью и наслаждением.       Вылизав рану, Жук откинул нож куда-то в сторону и сдвинулся ниже, удобнее устраиваясь между раскинутых ног Есенина. - Пришло время дать тебе то, чего ты так ждал, - с усмешкой проговорил мучитель, собирая пальцами капли смазки с розовой нежной головки Еся, а затем добавляя к ней еще собственную слюну, перемешанную с кровью.       Этой рукой Жук несколько раз прошелся вдоль своего члена, увлажняя его, а затем направил себя к сжатому колечку мышц, потираясь об него и несильно толкаясь вперед, словно дразня. Почувствовав это, Есенин вмиг весь напрягся, стараясь уйти от прикосновений, хотя в таком положении это было невозможно. В его глазах, полных вожделения, вновь вспыхнул страх, что вызвало на лице Жука хищную улыбку. - Лучше бы тебе расслабиться, сейчас будет больно, - и с этими словами Жук толкнулся вперед, входя сразу наполовину.       От резкой раздирающей боли Есенин закричал во всю мощь, срывая голос. Такого ему точно в своей жизни испытывать не приходилось, и этого он не ждал. Тем временем большая и горячая плоть внутри него продвигалась все глубже, преодолевая сопротивление и даря все больше ужасных ощущений. - Хватит… - прохрипел Есь, дергая бедрами и лишь добавляя себе боли. – Я не смогу!..       Вопреки этим мучениям, член Есенина был все так же тверд и прижимался к плоскому подрагивающему животу, пачкая его смазкой. По внутренней стороне бедра потекло что-то теплое, соскальзывая вниз на землю. - Я же сказал тебе расслабиться, - прорычал Жук, вновь хватая Есенина за горло, но уже не так сильно. – Однако кажется, теперь будет полегче. Кровь весьма неплохая смазка. Не волнуйся, я повредил тебя не настолько сильно, чтобы ты истек кровью. Но будешь дергаться, навредишь себе сам.       Отпустив шею Еся и обхватив этой рукой его член, Жук принялся двигать бедрами назад и вперед, делая размеренные плавные толчки. Раздирающая боль никуда не делась, она вспыхивала яркими звездами при каждом таком движении, но вместе с тем рука на его плоти, что слегка сжимала и массировала основание, вновь подстегивала возбуждение. Есенина раздирали противоречивые ощущения, они заставляли плакать и стонать, желать, чтобы все это немедля прекратилось и продолжалось вечность. Взгляд его совсем поплыл, глаза сделались совершенно бездумными, все, что он сейчас мог – это отдаться на милость своему мучителю, демону, дарующему невыносимую боль и наивысшее наслаждение.       Когда тело под ним достаточно расслабилось, Жук принялся двигаться быстрее, входя в более податливое и мягкое тело резче и глубже. Подхватив Еся свободной рукой под бедра, он толкнулся немного под другим углом, и Есенин громко вскрикнул, дергаясь и трясясь так, словно его ударило током. Глаза убийцы широко распахнулись, и он в полном шоке смотрел на Жука, из уголка его открытого рта струйкой сочилась слюна. - О, вот как. Нравится, когда я попадаю сюда? – Жук снова толкнулся в том же направлении, вызывая еще один крик.       А дальше они оба отпустили себя, словно перестав быть людьми и превратившись в диких безумных зверей. Их тела двигались в бешеном ритме, крики, стоны и рычание перемешались в одну какофонию звуков, кожа и одежда перепачкались в поте, смазке и крови. Есь выгибался так, что казалось, еще немного, и он вывернет свои связанные руки из суставов, его спина образовывала идеальную дугу, когда он глубже насаживался на член Жука, принимая его в себя по самое основание. Нависающий над ним Жук покрывал бархатистую кожу Есенина поцелуями и укусами, оставляя яркие отметины везде, где успевал достать. Время и место совершенно потеряли для них значение, сейчас существовали лишь их тела и удовольствие, так искусно перемешанное с болью.       Оргазм накрыл их неожиданно и почти одновременно. Есенин опал на землю, краем сознания улавливая, как саднят раненая веревками кожа на руках и порванная задница. Но это все, на что его хватило, прежде чем он потерял сознание. - Эй, Жуков, ты пойдешь сегодня с нами выпить в бар? Хотим отметить удачную сессию, - только что вышедший из душа после тренировки Жук затормозил, вытирая полотенцем волосы, и с усмешкой уставился на говорящего. - Не могу, меня дома ждут. - Да ладно, неужели девушкой обзавелся? Ну-ка давай колись, рассказывай! - Не девушкой, - фыркнул Жуков, откидывая полотенце и натягивая на себя белье, а затем и джинсы. – Забавным зверьком. Не могу его надолго оставлять одного, без меня ему грустно, и он может что-то учудить. - Ого, щенка, что ли, завел? – друзья с любопытством уставились на Жука, но он не спешил раскрывать своей тайны. - Ну да, щенка, в самом деле. Ладно, мне пора, а вам приятно набухаться, - быстро собравшись после этих слов, Жуков махнул товарищам на прощание и быстро покинул спортивный центр.       Открыв дверь своей квартиры, Жук шагнул в темноту коридора, наспех запирая замок и скидывая кроссовки. Тихим шагом он прошелся по погруженной во мрак квартире, добираясь до дальней комнаты. Распахнув дверь, он тут же включил свет, опуская вниз свой взгляд. Разорванная в клочья подушка, лоскуты от пододеяльника, всюду перья, перемешанные с кучей мягких игрушек, к слову, тоже порванных. У самых его ног сидел молодой светловолосый юноша с ошейником и цепью на шее, заглядывая в лицо ярко-голубыми глазами. - С возвращением, хозяин, - прошептали растянувшиеся в хищной улыбке губы.