Символ

Он до сих пор видит на своих руках ее кровь. Брэндон мокнет под ливнем, ноги его не держат, и он опускается на холодный асфальт, а перед глазами до сих пор белоснежная шелковая вещица, бледная, как мел, кожа сестры и контрастом яркая, режущая глаза своей насыщенностью кровь. Он дышит глубоко, стараясь прогнать из легких запах железа и пряности чужих женских тел. У него не получается. Внутри бушует огненная буря боли, и в то же время стелется холодный туман безразличия и апатии. Брэндон сжимает пальцами виски и отчаянно жмурится, пытаясь избавиться от разрывающих его таких не похожих друг на друга эмоций. Брэндон думает, что, не будь он таким правильным старшим братом в детстве, все было бы по-другому. Иначе, чем сейчас, было бы лучше. Нормальнее. Но, будучи мальчишкой, он рьяно защищает Сессиль от всех и всего: нет ничего, что может заставить ее страдать. А потом ее выходки все перечеркивают. Она начинает резать вены, избавляется от прекрасных длинных волос и отстраняется, уходит от него, запершись в собственном мире. Он не может этого простить. Брэндон искренне любит сестру, а она плюет на него, выбрасывает как надоевшую игрушку. Это ранит, усугубляет тот факт, что к отношениям он равнодушен. Ему причиняют боль, перечеркнув все хорошее, что в нем есть. Он уезжает, как только появляется возможность, выбросив из своей жизни всю семью. Нет, он только пытается. Не получается выбросить из головы Сессиль, не удается вытравить беспорядочными связями, алкоголем и наркотиками. Она сидит глубоко внутри, маленькая и хрупкая, транслирующая все эмоции своим миловидным личиком и большими глазами. Брэндон стискивает зубы, загоняет себя так, что становится страшно. Он не хочет видеть ее лицо под зажмуренными веками, трахая очередную шлюху или крепко сжимая кулак на члене. Отчаянно не хочет, но видит. Его крутит, рвет в разные стороны в поисках решения, спасения, которого он желает с маниакальной необходимостью. Брэндон пытается, мечтает избавиться от той мании, что сидит в его голове на уровне животных инстинктов. Не получается. А уж когда сестра появляется рядом, будто выброшенный за ненадобностью когда-то любимый щенок, ему становится еще сложнее. Сессиль здесь, только сделай шаг да руку протяни, прикоснешься, ощутишь мягкость кожи и шелковистость губ. Брэндон убегает от себя, сбегает в оргазменный морок, меняет случайных партнерш, ищет нового в повседневном. Пытается избавиться от всего, что заполняет его внутри, от чувств и эмоций, которые ощущала Сессиль, от ее боли и разочарований, от сладкого удовольствия и мягкого наслаждения. А она продолжает быть рядом, выводя из какого-никакого, но равновесия. Поэтому, когда он сжимает пальцами ее подбородок, неоном мерцает в мозгу мысль опустить руку ниже и сжать посильнее, до хрипа и обморока. Брэндон не хочет причинять ей боль — с этим она прекрасно справляется сама, — но ему необходимо почувствовать, что ее жизнь в его руках, что он ответственен за нее, как и раньше в детстве. Он сдерживается, лишь смотрит и не находит в себе сил сопротивляться этому желанию, поэтому снова вспыхивает, подобно спичке, кричит и уходит. Ему нужно уйти подальше и вытравить из себя то, что всколыхнулось, что проснулось снова и с силой рванулось изнутри. Его штормит, он заставляет себя идти куда глаза глядят, совершая отчаянно глупые поступки: откровенное предложение девушке, драка, минет от парня, секс с двумя девушками сразу. Брэндон не чувствует насыщения, не чувствует, что отпускает желание притиснуть скулящую сестру к стене и трахать ее, пока она не сорвет голос. Они не раз нарушают личное пространство, чаще она, чем он, но это не имеет особого значения. Брендон любит и ненавидит Сессиль. Она его самая главная слабость, ошибка, которую он просто не может вычеркнуть из жизни, потому что сидит глубоко внутри сердца связь, нерушимая, самая крепкая из всех возможных, и потребность в том, чтобы она жила, насыщала противоречивыми эмоциями и выводила из себя. И сейчас Сессиль лежит в больничной палате, а он сидит на асфальте пустой улицы и думает, что стоило самому решиться на нечто подобное раньше. Намного раньше, чтобы избавиться от всего, что бродит внутри игристым вином и отравляет кровь ядом. Только мысли такой не возникло. Потому что он привык бегать от себя и своих желаний, привык избавляться от того, что гложет посредством оргазма, прочищающего мозги и выносящего из него всю грязь. Вытравить привычку любить и ненавидеть Сессиль он не в силах. Наверное, та шелковая тряпица с кружевной окантовкой, пропитанной кровью сестры, символ его чувств: светлое и прекрасное чувство любви пропитывается и постепенно тает под натиском низменного желания удовлетворить плотскую потребность в близости. Ему противно от самого себя, тянет выблевать внутренности и содрать собственную кожу в жалкой попытке изменить себя. Но врать самому себе он давно уже не может. Он именно такой, и ему уже не перекроить себя и не стать правильным.