Быть вместе или вовсе не быть?

Когда Брэндон уходит в первый раз на свидание, на котором ему точно светит секс, Сессиль запирается в ванной и долго смотрит в одну точку на стене. В ее голове стучит назойливая мысль, что ее бросили, что она не нужна, что она маленькая, никчемная девчонка, в то время как Брэндону нравятся девушки с красивой грудью и длинными ногами. Сессиль выбирается из остывающей воды и встает перед зеркалом, рассматривая собственное отражение. Из зазеркалья на нее смотрит еще не до конца вытянувшийся и не приобретший плавные очертания в нужных местах подросток. У нее угловатая фигура, грудь первого размера и невыраженная талия. Сессиль хочет разбить зеркало, потому что не может принять тот факт, что сейчас она никак не может привлекать Брэндона. Она совсем не такая, как его девчонки, готовые раздвинуть ноги после одного его взгляда. Ладно, пусть Сессиль и не совсем взрослая, но она все равно хочет быть в жизни брата единственной. Она даже готова делать все, что он скажет. Честно-честно. Сессиль знает, чего Брэндон хочет: она проходила по ссылкам, оставшимся в истории браузера его компьютера. И даже кое-что пробовала. Ей стыдно об этом вспоминать, потому что получается не очень хорошо — очень сухо и узко, чтобы почувствовать настоящее удовольствие. Но Сессиль не перестает думать о том ощущении, которое оставили после себя ее тонкие пальцы: это приятное, стыдливое осознание не столько своих желаний, сколько возможностей своего тела. Уже позже, оставшись одна в доме (родители уехали навестить родственников, а Брэндон ушел на очередное свидание), она вдумчиво изучает свои реакции на те или иные прикосновения. На фоне постанывает очередная девушка, монитор светится в темноте единственным источником света, а Сессиль, лежа на кровати Брэндона и подложив под голову его футболку, в которой он ходил весь день, щупает себя. Иногда она добавляет грубости, и что-то внутри нее вздрагивает, отзывается на жестокость сладким током. Иногда едва касается пальцами нежной кожи внизу живота, спускается ниже только намеком на ласку. И теперь дело идет лучше: она влажная, и пальцы с каждым движением скользят легче, пусть и туго сжимаемые неподатливыми мышцами. Ей хорошо. Сессиль представляет пальцы Брэндона, его взгляд, которым он ее одаривает, после ее громкого, полного наслаждения стона. Он смотрит только на нее, и нужна ему только она, никто больше не сможет доставить большего удовольствия, чем она. Сессиль кончает неожиданно для самой себя — она слишком увлеклась собственными мыслями, оставив телу возможность самому решать, что ей необходимо, — с именем брата на губах. *** Спустя годы приходит горькое осознание, что Брэндону она и не была нужна. И полоски шрамов на ее предплечьях — это только ее боль, ее мысли, которые ранили сильнее лезвий. Брэндону она противна. Он отталкивает ее, сильно, с ненавистью в глазах и ядом, срывающимся хлесткими пощечинами слов с его губ. Сессиль любит его, несмотря ни на что. Пусть он будет таким: диким, одиноким, жестоким, но пусть он будет ее. Поэтому она возвращается в его жизнь, устраивая переполох, переворачивая всё с ног на голову. Ей плевать на то, что Брэндон в шаге от того, чтобы ее ударить. Когда Сессиль забирается в его постель и прижимается к горячей мускулистой спине, сначала он пытается ее выгнать. Кричит и даже замахивается для убедительности. А она лежит и смотрит на него большими, полными неразделенного чувства глазами и не сдерживает потока слов, который рвется изнутри, минуя все преграды: — Я ведь помню, как ты отвечал на мои поцелуи, как вздрагивал от прикосновений к телу, как толкался бедрами, потираясь о мой живот. — С его лица сходит вся краска, лишь глаза продолжают гореть неистовой злостью и яростью. — Ты пришел с выпускного пьяный в стельку, а я пришла помочь тебе избавиться от смокинга. И не удержалась: набросилась на тебя, повторяя глупое «люблю», от которого тебе так сносило крышу, помнишь? — Сисси, — отрывисто и резко говорит он, приказывая замолчать. Она всегда ему перечит. — Ты стонал мое имя, пока я двигала ладонью по твоему вставшему члену. Ты бормотал как в бреду, что хотел, давно и сильно, и ни одна девчонка не заводила тебя так, как это делаю я одним лишь взглядом. Это говорил ты, ты, мать твою, Брэндон! Сессиль срывается на крик и поднимается на постели, ударяя кулаками по его груди. Ей больно, обидно, и злость раздирает нутро острыми когтями. Сессиль должна выбить его из его кокона, в котором он спрятался и оттуда защищался грубостью и жестокостью. Плевать она хотела на последствия и то, как будет все отрицать Брэндон. Ей просто нужно знать, что она не одинока, что не одна такая, что то, что происходит с ней, нормально. Брэндон обхватывает запястья и легко укладывает ее на спину, накрывая собой. — Я так не хотел этого для нас, Сисси, — шепчет он, не отрывая глаз от ее лица. — Так не хотел. Но ты же всегда делала это — поступала так, как хочется тебе, не особо заботясь о последствиях. Ты всегда брала то, что хотелось, а потом тихонько страдала, причиняя боль не только себе, но и мне. Ты резала не себя, Сисси. Ты резала меня. От этих слов, сказанных тихо, но с придыханием и отчаянной усталостью в голосе, она не может сдержать дрожи. Сессиль верит ему. Он не врет сейчас. — Ты делала все, чтобы я потерял голову. Всегда. Ты хотела меня всего себе, как будто я игрушка, трофей, который должен быть у тебя, невзирая ни на что. И знаешь что? Я думаю, пришло время прекратить мне думать и оставить все рефлексии. Брать пример с тебя, Сисси. Сессиль с восторгом наблюдает, как у Брэндона темнеют глаза, смотрит, как он наклоняется, чувствует, как он проводит кончиком языка по пульсирующей жилке на шее. Бедром ощущается его член, горячий даже сквозь слой ткани. Ее мысли путаются, мечутся, а после и вовсе испаряются, когда он прикасается к ее губам, сминая их своим жестоким и жестким одновременно поцелуем. Брэндон отпустил себя и начал наслаждаться тем, что ему так неосторожно предложили. Она всхлипывает, когда он разрывает растянутую на ней футболку. Покорно переворачивается на живот и чуть приподнимается, чувствуя прикосновение ладони к лобку. Сессиль вскрикивает, когда Брэндон давит на клитор, заставляя вжаться задницей в его пах. Он резок с ней, и она этому не удивляется: он всегда был таким. Брэндон толкается в нее, и Сессиль жмурится, закусывает губу и обмякает, чуть прогибая поясницу. Как же она долго этого ждала! Ей не верится, что это происходит с ней, что сейчас ее трахает Брэндон, а не какой-то другой мужчина. Нутро затапливает детский восторг, от которого кружится голова и дурацкая улыбка появляется на губах. Сессиль стонет и вскрикивает, потому что Брэндон отменно умеет трахаться: держит ритм, не сбивается на мелочи вроде утирания пота со лба, он наклоняется, накрывая ее собой, и не останавливается. Он делает именно то, что хочет, понимает вдруг она и задыхается от осознания, что ему отчаянно хотелось именно ее, а не кого-то другого. Эйфория от физической близости с тем самым человеком накрывает практически одновременно с оргазмом. Брэндон как раз распластал ее на кровати, перевернув на спину, и забросил ее ноги на свои плечи, касаясь губами выпирающей косточки на правой лодыжке. Сессиль хорошо так, как не было никогда и ни с кем. Она чувствует, что он не останавливается, желая получить и свое удовольствие. И ей это нравится. Потому что она хочет, чтобы он кончил с ней. Брэндон изливается в нее спустя пару минут с хриплым стоном и валится рядом. — Я люблю тебя, — говорит Сессиль, смотря на его профиль и тяжело вздымающуюся грудь. Он не отвечает. Молчит и смотрит в потолок. Сессиль понимает, что ему сейчас стыдно и он не хочет ее видеть. Он поддался порыву, эмоциям и не готов принять не столько ее саму и ее чувства, сколько самого себя. Сессиль собирает обрывки футболки и уходит. Только сейчас она чувствует себя униженной. *** Он не отвечает. И снова отправляется на поиски собственного удовольствия. Сессиль кажется, что ее бросили, как тогда в юности, когда он уходил и возвращался довольный, словно кот, наевшийся сливок. Поэтому вытаскивает лезвия из бритвы и делает несколько надрезов. Боль доставляет извращенное удовольствие, от которого на губах появляется улыбка. Сейчас ей так же хорошо, как и тогда. Нет чувства более всепоглощающего для нее, чем чувство свободы и легкости, когда тело покидает кровь и перед глазами темнеет. Единственное, чего она сейчас хочет, перед тем как упасть в забытье, чтобы Брэндон успел. И она не попала в Ад раньше него. Ведь они должны войти туда вместе.