Как тренируют чемпионов.

- Ненавижу тебя. Садист. Извращенец. Плисецкий с ног падает, но повторяет программу раз за разом. Пока не падает в прямом и непереносном смысле. С размаху и на лед. - Если ты ничего не сломал, то вставай, - безжалостно выдает тренер. У Юрия уже сил нет даже на короткую, но емкую фразочку, могущую охарактеризовать сексуальные и прочие предпочтения такого заботливого тренера. Ну ладно, сам виноват. Но кто ж знал, что любимец публики, искрящийся красавец Виктор Никифоров – такой безжалостный садист во всем, что касается тренировок? - Надеюсь, ты к себе так относишься, - шипит Плисецкий, поднимаясь на колени. И чуть было не стукается носом о лед. – Да пошел ты!.... все, не могу. Виктор садится рядом на корточки и сопит, подперев кончиком указательного пальца уголок рта. Такой милый, что врезать хочется. Только сил нет. - Ну, раз устал, иди отдохни, - меняет гнев на милость Виктор и напрочь игнорирует взбешенное «Благодарить не буду!» Конечно же. Сам просил. Тренер-мечта. Чтоб его черти… неудивительно, что он раз за разом срывает золото с Гран-при. Абсолютный раздолбай во всем, что не касается фигурного катания. Монстр. На пол в раздевалке Юрий валится и вставать не желает. Наслаждается тем, как вокруг мир каруселью кружится, разве что музыка смолкла и не звучит. - А чего это ты тут разлегся? – невыносимо бодренько интересуется от входа Никифоров. - Сдохнуть пытаюсь. - Как-то ты это плохо пытаешься, Юр, - неунывающе замечает тренер. – Так. Хочешь на полу валяться – в шпагат. Хоть какая-то польза от такого времяпровождения. - Ненавижу тебя. - Ага, - радостно подтверждает Никифоров. – Помочь или сам справишься? - Еще ты меня не лапал! – хватает у Плисецкого запала на очередную колкость. – Ишь, разбежался. - Ага, - еще более радостно фыркает ненавистный чемпион и кумир публики. Вот врезать бы в эту улыбающуюся физиономию… Плисецкий приподнимается на локтях и смотрит на вражину так, что без труда можно представить процесс расчленения. - Плечи выше, прогнись сильнее. Так, чтобы я ладонь у тебя под животом не мог протиснуть. - Сдохни, - советует Юрий. Но прогибается. Мать его, больно-то как… - Это вроде как ты собирался, Юр. Ну а теперь лежи смирненько, - командует садист. Становится рядом на одно колено, спину подростку разминает. Плисецкому выть хочется. От боли и от бешенства. Потому что – правильно делает. - Самодовольный ублюдок. - Агась. - Ненавижу. - Ага… животом на пол, Юр. - Подохнешь – праздновать буду… Плисецкий давится вскриком от неожиданности – Виктор давит на поясницу с силой, достойной лучшего применения. - Я ж сказал: животом на пол, Юр. - Да больно же, идиот! Кандидат на жестокое умерщвление, он же – Виктор Никифоров, пятикратный чемпион и просто садист от дьявола, на минутку задумывается, насвистывает мелодию. Мерзкую, незамысловатую. - Ну как хочешь, Юр. Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому… Ах, это еще и «по-хорошему»?! Стоит только ненавистным рукам Виктора огладить его по ягодицам, Плисецкий взрывается таким потоком отборнейшего мата, что впору записывать и в институт фольклора передавать. Доминирующее, конечно – про педофилию и извращения. Разбежался, конечно. Ноль реакции. - Ты какого хрена делаешь? – сформулировал, наконец, Юрий свое возмущение и обалдение. - Учу тебя. Сам же просил. - Лапаешь. - Агась. Зато какой прогиб… - восхищенно прицокивает Никифоров языком. - Я тебя убью. - О, уже отдохнул? Вставай, дальше кататься пойдем. - Пошел к черту. - В гости зовешь, мелкий? Плисецкий прирыкивает без слов. Ненавистный садист знает, что делает. Тело, как бы оно не устало, хочет большего с первых прикосновений. Да еще и поза… способствует. Это за краем кадра того, что Плисецкого в этой жизни никто вот там не лапал. Кроме самостоятельных изысканий, конечно. Но не в счет… - Блеск. Ты меня еще трахни, не давая подняться… - зло ворчит Юрий, стараясь не ерзать по полу совсем уж откровенно. - Плечи выше. И живот к полу прижми. - Никифоров. Ненавижу. - Помочь? - Рискни здоровьем. В пол впечатывают так, что слова свои Плисецкий проклинает мгновенно. Коленом он, что ли?!... - Убью. Встану и убью. - Встанешь и пойдем кататься, - не унывает Виктор. - Пошел к черту. Опыта, чтобы внятно и без нецензурной лексики описать то, что Виктор творит, у Плисецкого не хватает. Вот если с нецензурной – тут запас почище, чем у декана филологического факультета. Особенно когда ненормальный извращенец ласкает, постепенно усиливая нажим. - Прекрати уже… - тихо подвывает Плисецкий. Интересно, позвоночник уже надо вправлять? - Ась? - Дай мне кончить!! – рявкает подросток так, что у Виктора случается приступ неконтролируемого веселья. - Ой, как ты просишь… ну ладно, заслужил, - милостиво соглашается Никифоров. Позвоночник хрустит, Юрий не сразу понимает, что его к полу никто не прижимает. Все сам. - Вот так будешь кататься – поверю, - поучает тренер-самозванец. Впрочем, сам просил… - А то прогибается он мне тут. Как радикулитом разбитый… - Прибью, - хрипит Плисецкий. На душе пакостно, низ живота противно мокрый. Но этот извращенец прав. Куда и как прогибаться, Юрий, наконец, понял.