Спасение

Здесь было холодно, даже холоднее чем на улице, и к тому же влажно. Воздух был тяжёлым и каждый новый вздох ощущался, как крупный шарик, прокатившийся по горлу. Вполне логично, если учесть, что это помещение находится под землёй, к тому же не имеет никакого отопления. Эта комната выглядела мягко говоря невзрачно. Она больше походила на нечто заброшенное или пригодное лишь как обитель для низших слоёв общества, чья активная жизнь кипела вне этих стен даже сейчас, в разгар ночи. Однако сейчас в помещении находилось сразу два человека, которые виделись другим людям, как важные рычаги социума. Ныне они мало, чем походили на "важные рычаги", скорее на обычную шваль из подворотни: оба взъерошенные, оба потные, оба с покорностью принимающие свои новые роли врагов этого самого социума. Пальцы в тонких перчатках сжимали грубую ткань старого, пожелтевшего матраса, с силой впиваясь в её при каждом новом движении чужих бёдер. Своеобразное ложе скрипело при любой активности и мерзкий скрип отлетал от серых стен, врезаясь прямо в уши. Марк зашипел от неприятных ощущений ниже живота и упёрся поудобнее о бетонную стену. Губы детектива исказились в молчаливом стоне, который непроизвольно вырвался из горла. Это больно... Чёрт возьми, больно! Лоуренс был мужчиной крупным и это касалось всего тела, включая достоинство, поэтому Марку, у которого было крайне мало в жизни близких контактов с мужчиной, не смотря на обильно количество смазки казалось, что в его заднице сейчас не половой орган, а нечто инородное, крайне крупное и неприятное. Возможно, двигайся Гордон плавно, позволь он партнёру привыкнуть, всё проходило бы легче, но доктор уверенно и расмашисто подавался вперёд, вколачивая детектива в стену. Он впервые позволял себе такое в сексе. На данный момент его нисколько не интересовало самочувствие товарища, ведь если бы Хоффман возражал, то всё закончилось бы в считанные секунды. Лоуренса интересовали только собственные ощущения, которые были сосредоточены исключительно на соитии. Выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, Гордон только сильнее перехватил Хоффмана за талию, чувствуя плотные мышцы под слоем жира. Марк протестующе выгнулся, но затем смиренно рыкнул, чуть меняя позицию так, чтобы руки другого ученика перестали доставлять дискомфорт. Оба не думали ни о чём, даже о себе как о личностям. Мира не было, была только эта обшарпанная комната, этот мерзкий матрас и рыхлое тело партнёра. Их могли застукать. Если бы только Джон или Аманда пошли по коридору прямо сейчас... Они бы увидели, они бы услышали, ведь железная дверь была опасна приоткрыта. Что они бы подумали? - Если честно, то плевать. По крайней мере, сейчас. Они не испытывали влечения друг к другу ни в сексуальном, ни в романтическом плане, как в принципе к любому другому мужчине. Нет. Марк и Лоуренс здесь, потому что за время под начальством Крамера между ними возникла странная связь на ментальном уровне. Полицейский, который находил досье на жертв, а потом похищал их, и врач, который помогал с ловушками и вживлял в тела жертв необходимые материалы в некоторых случаях. Они оба - чудовища в глазах общественности, если бы та узнала. И это знание роднит этих мужчин как нельзя сильнее. Марку нравится чувствать эту тягучую темноту в сознании. Нравится почти физически ощущать её прикосновения. Ему нравится чувствовать тяжесть тела такого же монстра как и он сам на своей спине, ведь только в этот момент он чувствует себя по-настоящему живым. Впервые за долгое время. Дышать тяжело. Детектив периодически хрипит под весом Ларри, но не пытается остановить его. Для Лоуренса же их маленькие игры это способ сбежать от реальности, выплеснуть накопившиеся эмоции и чувства, чтобы через пару часов поехать на работу, улыбаясь всем своим пациентам. Человек, которого он сейчас имеет в буквальном смысле этого слова, дарует ему спасение хотя бы на ничтожные полчаса, способные дать силы для дальнейшему существованию. Когда сухие губы Гордона касаются напряжённой шеи Хоффмана, тот на секунду замирает, словно бы стрела на натянутой тетеве, а затем вновь обмякает, оставляя напряжение только внутри себя. Доктор прикусывает чувствительную кожу, вырывая уже куда более громкий стон из глотки детектива, тщетно пытающегося вести себя тихо. Больно... и приятно. Боль и наслаждение всегда идут бок о бок. Скоро всё закончится. Ясно ощущающий пульсацию в своём члене Лоуренс знает, что через пару минут их маленькая игра подойдёт к концу и тогда они вновь разойдутся, продолжи существовать так, словно бы ничего и не было. Его рука ложится на пенис Марка, а затем начинает плавно двигаться вперёд-назад. Детектив протяжно всхлипывает, но Гордон знает, что это не призыв прекратить, а признак похотливого наслаждения, так ярко вспыхнувшего, когда чужие пальцы медленно сдавили розовую головку. Боль теперь смешивается с удовольствием и это придаёт новую грань их совместному безумию. Хоффман на мгновение перестаёт отвечать на тычки и вяло фокусируется на том, что чувствует его тело. Оно всё гудит, особенно в районе ягодиц. Анус до сих пор болит в знак протеста и при каждом новом движении его стенки сужаются, пытаясь вытолкнуть чужеродный предмет, но тщетно. Но член, от яиц до головки, переполнен от желания о продолжении. Противоречивые чувства борются между собой, однако наслаждение по итогу остаётся победителем. - Быстрее... - в голосе Марка, не смотря на положение мужчины, слышатся повелительные нотки. - А волшебное слово? - сквозь сопение почти весело спрашивает Гордон и игриво проводит по чувствительной плоти ногтем, а свободной рукой сдавливает шею товарища. - Ах ты, сукин сын... - шипит Хоффман, но потом всё же брезгливо плюёт, - Пожалуйста. В ту же секунду его задний проходит пронзает новая вспышка боли, а следом за ней следует прилив возбуждения, когда Ларри начинает двигать рукой всё быстрее, периодически царапая тонкую кожу. Марк выгивается на кошачий лад и утыкается щекой в стену, чувствуя, как шершавая поверхность раздражает коснувщуюся её плоть. Но стена холодная, поэтому дарит больше облегчения, чем дискомфорта. Пара рывков и всё кончено. Оба мужчины сползают на симуляцию ложа, не чувствуя ничего, кроме приятного покалывания в районе паха. Перед глазами летят мушки, а из глотки вырывается тяжёлое дыхание. В горле убийственно сухо, но на то, чтобы сглотнуть пока что нет сил. Голубые глаза, и те, и другие мутно поблёскивающие в полумраке, смотрят друг на друга, как бы оценивая. Они прекрасно понимают, что они ни возлюбленные и ни друзья друг другу. Сейчас они товарищи, но в один момент всё может поменяться, колода карт может лечь по-другому и тогда они станут оппонентами в этой безмолвной войне. Противостояние двух монстров, взращённый в дрянном обществе, выйдет в восхитительную войну. Но не сейчас. Сейчас они друг для друга как способ спасения.