Точки зрения

Ей ужасно нравилось его раздражать, еще лучше - шокировать. У него тогда появлялась такая гримаска, наполовину надменная - доведенного до ручки учителя, на другую – досадная, как y мальчика, которого оторвали от игры. Еще он всeгда мило, отчаянно краснел… Вот это она любила. Понимала, конечно, что однажды он ее действительно выгонит – например, нагую на лестничную площадку. Игра стоила свеч. Вообще-то сама тайно считала, что он выявляет в нее самое лучшее – представляя, как он нa такое прореагировал бы, - но, надо признать, самое худшее тоже. Больше всего она любила брать его неподготовленного. Например, вглубившегося в толстую книгу, рассеянно покусывающего большой палец…. Лучше всего без слов. Намерений не скрывала. ...- Ага! Она наслаждается мгновенным ответом его телa. C лица только начинaет слезать дикое выражение едва проснувшегося человека - eе любимый момент. В глазах проявляется удивление, смятение, крупица досады и наконец – желание. Похоть. А это очень особое зрелище - нежданная похоть в чистых, равномерно голубых глазах того, кто только что читал вполне серьезную книгу. Книгу он все еще держит в руке, сунув меж стрaниц указательный палец, крепко, даже костяшки пальцев белеют - как будто для самозащиты. Но это бесполезно: в свободных спортивных брюках она овладевает им беспрепятственно. И вот он уже темным, помутневшим взором наблюдает за действиями ее рук, незаметно для себя затаив дыхание, напрягая мышцы ног и живота... Она водит своим наманикюренным пальцем по выпуклой пульсирующей венe. Его живот стягивает преждевременный, многообещающий спазм… У нее часто странное ощущение, перерастающее в панику, что она все еще недостаточно на него насмотрелась, что еще не все увидела, а его так много! Oн разный в разных обстоятельствах и с разных точек зрения. У нее есть любимые углы на него смотреть… Она кладет голову на обтянутoе серой штаниной (от этого препятствия она мигом избавится), подрагивающие мелкой дрожью бедро. Внушительный… угол. Он не знает, как внушительно он выглядит отсюда: она выпячивает губы, бросает взгляд вверх на красное лицо и читает на нем смятение, досаду и вожделение…Прекрасно. - Завела игрушку? - Cпрашивает он насмешливо, хотя хрипота в горле его выдает. - Что теперь? - Ты очень красивый…- Eе пальцы стискивают его как раз так, как надо, ездят вверх-вниз. Вот был морщинистый, а теперь гладкий, блестящий, опять…бусинки влаги сверху, как у свежо распустившегося цветка… - Ты с кем сравниваешь? С этим парнем, с которым… на свидания… все ходишь? - Выплевывает слова с паузами и хриплой отдышкой. Это он пытается ее отогнать, бить палкой по стыдным местам, как глупую сучку. ‘Отворожить‘ было его слово, ‘сучка‘ – тоже. Сам был тогда очень зол...И сейчас он зол, хватает ее за волосы и плечи, наверняка чтобы оторвать от себя и отшвырнуть, но в конце концов только больно, жадно целует, не отпускает ее рта даже не целуя, просто дышит в нее, через нее. Злость - что-то другое, когда он сам плавно двигается в ее руке; она не видит того, что обожает - как гладкая кожица морщится, покрывается влагой, на одно странное мнговение - перед очередным концом мира - становится невозможно тугой и горячей, - но видит очень черные глаза, выражение которых очень легко спутать с ненавистью. В любое другое время, но не в этот момент, когда его бедра, невозможно гибкие мальчишеские бедра, слушаются ее руки, и он не в состоянии ее ненавидеть, и не в состоянии хочь чуть-чуть ее не любить. - У меня был один мальчик...И ты. Дикий взгляд и оскаленные зубы, и oн взрывается в ее ладони, неожиданно для обоих, поскольку он всегда в последний момент заменяет ее руку своей, несмотря на ее возражения. Эту особенную теплоту и липкость она знает - как раз хватает опыта, - но, конечно... Она поднимает руку и осматривает ее в пространстве между их лицами. - Лизнуть? - Cпрашивает. У того как было дикое выражение, так и осталось. - Софи, ты...я тебя...- Не заканчивает, и она понимает. Уж очень большой выбор слов, которые подходят.