Ревность

Ревность, по самой своей этимологии, определяет стремление и жажду обладания. Это не что-то редкое или ценное и не возникает у какого-то определённого типа людей. Ревность — обычное явление. Почти банальное. Чувство, свойственное человеку, и, таким образом, просто когнитивно-эмоциональное состояние, более стойкое, чем обычные эмоции. Так думал Шерлок Холмс и, именно из-за всех перечисленных причин, всегда считал её недостойной своего личного внимания. Разве что та являлась мотивом (довольно часто и, следовательно, для него малопривлекательно) некоторых преступлений с самым низким уровнем интереса по его личной шкале. Несмотря на это, на какое-то время ревность (в её самом обыкновенном проявлении, а потому наиболее умственно унизительном) заслужила его внимание. Настолько пристальное внимание, что умудрилась лишить его остатков и так довольно нерегулярного сна. Она превратила его в буйнопомешанного, чрезмерно чувствительного и, самое главное, смущала целой плеядой мыслей, заполняющих время от времени его сознание при самых различных ситуациях, которые кроме как бессмысленными не назовёшь. И будто всего этого было недостаточно, Джон вдруг словно превратился в какую-то заразную болезнь, которой Шерлок не мог противостоять — только и оставалось покорно и ошеломлённо поддаваться чему-то, толкавшему его прямо к катастрофе. Шерлок решил составить список. Он задумал это однажды вечером, после последнего эпизода, связанного с «безобидной» бутылкой пива. Решил написать всё, что вызвало в нем определённые... «инстинкты», ведь считается, что это должно было помочь очистить и прояснить разум, дабы не увязнуть в непрерывном внутреннем монологе с самим собой. Вот как сейчас, когда он уже час неподвижно сидел в своём кресле, держа в руках скрипку, и раздражённо пялился в пустое пространство перед собой. Джон недавно ушёл, устав от напрасных попыток понять, что настолько беспокоило его соседа уже не первый день. Он схватил свою куртку и, по-военному чеканя шаг, спустился по лестнице, поздоровавшись с миссис Хадсон, прежде чем закрыть за собой дверь и выйти на Бейкер-Стрит. Только тогда Шерлок достал небольшой клочок бумаги, спрятанный между подлокотником и сиденьем его кресла, и принялся перечитывать пять пунктов, составленных несколькими часами ранее. 1. СВИТЕРА ДЖОНА У Джона шокирующее количество — по крайней мере, по мнению детектива, — свитеров. Все они абсолютно ужасны, и не только он один так думает — почти все их знакомые поддерживали его в этом. Широкие, несуразные, узорчатые. Шерлок не любил их. Ненавидел всем сердцем. Джон вечно казался в них неуклюжим, толще, чем был на самом деле и невыразительным. Те несколько раз, когда он видел его в чём-то менее громоздком, он удивился, обнаружив, что Джон на самом деле весьма подтянутый и даже красивый, и источает обаяние, свойственное только уверенным в себе людям, одетым в удачно подобранную одежду. В любом случае, доктор Уотсон невозмутимо продолжал носить эти идиотские свитера, а один (особенно безликий) надел однажды вечером примерно две недели назад и сел в нём в кресло с книгой в руке. А затем сделал то, что положило начало тому эмоциональному домино, приведшему Шерлока к нынешнему абсолютно разболтанному состоянию: Он погладил его. Поднял руку и рассеянно провел ладонью по вязаному уродству сверху вниз, явно переживая какой-то эмоциональный отрывок из книги. Шерлок, сидевший чуть дальше от него со скрипкой в руках, наблюдал, как Джон повторял этот жест снова и снова, полностью поглощённый страницами романа, который уже несколько дней настойчиво, но безрезультатно пытался заставить его прочитать. Шерлок посмотрел на руку Джона, потом на свитер, ткань которого мягко поддавалась его пальцам. И тогда она появилась. Ревность. К идиотскому мотку шерсти, овивавшему фигуру его доктора. У Шерлока даже создалось впечатление, будто эта тряпка над ним издевалась и коварно шептала: «Он мой, ведь он сам специально выбрал меня в магазине». Шерлок молча вышел из комнаты, оставив Джона в обществе идиотского шерстяного друга растерянно глядящим ему во след. 2. КАССИРША В «ТЕСКО» Маленькая, скучная и совершенно обычная кассирша в «Теско». Шерлок ненавидел ходить по магазинам, но Джон заставил его, пригрозив лишить доступа к сигаретам, договорившись с продавцами половины Лондона. — Холодильник опустел, — сказал Джон, словно этого аргумента было достаточно, чтобы оправдать усилия и потерю драгоценного времени при стоянии в очереди к кассе за тремя восьмидесятилетними дедками. На которых, в среднем, уйдёт не меньше десяти минут на каждого, пока они несколько раз пересчитают свои гроши для оплаты. Шерлок всё то время, пока они выбирали продукты, непрерывно жаловался, а потом ушёл в молчаливый протест, наотрез отказавшись помочь другу разобраться с электронным терминалом для оплаты продуктов. Джон, сверкнув в ответ глазами, решил начать собственную битву против внезапного и убийственного молчания Шерлока. Он принялся говорить. Много и, кроме всего прочего, бессмысленно. Настолько вопиющие банальности, которые даже в его устах должны были прозвучать отвратительно. «Именно так», — желчно думал Шерлок. Но вышло совсем наоборот. Абсолютно. Из-за кассирши. Шерлок заметил, как та, безудержно смеясь над самыми глупыми шутками, когда-либо придуманными человечеством, наклонилась, заглянув Джону в глаза и послав кристально ясный сигнал о своей готовности продолжить и дослушать чуть позже его идиотские хохмочки. Что они и сделают (без присутствия его бедных ушей и гибнущих от этой тупости клеток мозга) за бокалом пива, скорее всего, купленным прямо там же, в «Теско», когда она пойдет на перерыв. Уже во второй раз за прошедшие несколько дней его когнитивно-эмоциональное состояние дало сбой, воплотившись в нематериальный и совершенно алогичный удар в солнечное сплетение. Шерлок, толкнув Джона, вылетел из супермаркета, оставив его с его глупым флиртом и знакомым растерянным выражением лица. 3. БЫВШИЙ СОСЛУЖИВЕЦ Шерлок буквально считал секунды. Семьдесят пять, если быть точным. Семьдесят пять секунд Джон крепко обнимал этого человека и с энтузиазмом болтал с ним. Вопиюще, поскольку потенциальный убийца отходил на второй план у его напарника, если тот случайно встречал на улице давнего собрата по оружию. — Нам нужно идти, — пытается привлечь внимание Джона Шерлок, ожидая, что тот мягко высвободится и пойдёт с ним, предпочтительно в течение менее чем трёх секунд, начиная с этого момента. Вместо этого бывший военврач, хотя и отстранился от боевого товарища, но всё равно продолжил держать его за плечо, смеялся и вспоминал то, о чём Шерлок никогда не узнает. Существует целый мир, в котором жил Джон до их знакомства. Мир, о котором тот редко говорит, и в который Шерлоку во всех смыслах путь заказан. Мысль — пока он смотрел на этих двух мужчин, говорящих о вещах, совершенно незнакомых ему, — заполнила его разум, а потом тугим узлом оплела горло: «Этот мужчина знает Джона с той стороны, которой тебе не увидеть никогда». Узел расширился и сжал грудную клетку. И снова чувство, которое обычно называют ревностью, с фальшивым сочувствием, насмешливо похлопало Шерлока по плечу. Он, обороняясь, поднял воротник пальто и большими шагами зашагал прочь, не обратив внимания на Джона, который окликнул его. И Джон остался там, стоять вместе с этим неотёсанным воякой. 4. Г. ЛЕСТРЕЙД (ИМЯ НЕВАЖНО) Инспектор лишь самую малость выделялся среди абсолютной некомпетентности, пронизывающей Скотланд-Ярд. Шерлока шокировало то, что неспособность провести расследование, используя даже самые базовые и основные навыки, очевидно, являлось необходимым условием для пополнения рядов бравой полиции. Иногда Шерлока удивляло, что до Лестрейда доходило то, что он ему говорил, в среднем лишь на три секунды позже, чем до Джона, в принципе, довольно медленно соображающего, хотя и весьма проницательного (порой). Кроме того, некие скрытые таланты (на которых детектив не хотел останавливаться даже на секунду), вероятно, всё же имелись у Лестрейда, коль скоро его сиятельный братец покинул ради того свою башню из слоновой кости. Несмотря на это, инспектор имел дурную привычку частенько встречаться с Джоном, чтобы сходить куда-нибудь примерно два раза в неделю. В представлении Шерлока, желание каждый раз при встрече выпивать было сильно как в Джоне, так и в Лестрейде, и это желание в любом случае не могли удовлетворить ни он, ни его брат. Сам Шерлок всегда считал пабы слишком густонаселенными, а анализ людей, сидящих в баре у стойки — скучным и очевидно банальным. Короче говоря, Джон никогда не предлагал ему присоединиться к ним, и Шерлок был ему за это благодарен. Но именно в эту неделю приготовления Джона к собутыльничеству с Лестрейдом начали оказывать на него странные и необратимо-эмоциональные последствия, которые сам он не в состоянии был объяснить. Возможно, всё дело было в том, что свитера, которые Джон надевал на эти променады, были всегда, как нарочно, менее уродливыми среди тех, что населяли его гардероб. Или же потому, что он всегда возвращался в хорошем настроении и охотно, в подробностях, пересказывал ему всё, о чём они говорили с Лестрейдом, или же обо всём произошедшем в очередной забегаловке, которую они с инспектором посетили. А может, из-за того раздражающего взгляда, который, уходя, бросал на него Джон. Взгляда, словно говорившего: «Дождаться не могу, когда уйду наконец туда, где можно будет по-настоящему повеселиться». Шерлок не был уверен, что правильно разгадал значение взгляда Джона, но не хотел зря терять время и анализировать его более тщательно. Всегда ли Джон так смотрел? Шерлок не собирался вспоминать. Его это совершенно не интересовало. Или, по крайней мере, он делал вид, что это так. Проблема повторилась и вернулась с гораздо большим размахом, ужасно нежелательным размахом в очередной из вечеров, который Джон решил провести с инспектором. Она материализовалась перед ним в тот момент, когда Шерлок увидел Джона, повязывавшего шарф вокруг шеи, и готового уйти. Ревность молниеносно подняла в нем свою мерзкую голову, понуждая его сказать то, что даже для него звучало жалко, иррационально и граничило с безумием в чистом виде: — Останься дома. Пиво можно выпить и на диване рядом со мной, смотря по телевизору какую-нибудь чушь, которую ты, Бог его знает почему, так любишь. Но, на самом деле, он промолчал, и Джон, махнув ему, вышел, оставив мрачно смотреть на свою невидимую и насмешливо скалящуюся «собеседницу». 5. БУТЫЛКА ПИВА Шерлок не пил. В частности, пиво было особенно отвратительно ему на вкусовом и пищеварительном уровне, а потому он избегал эту гадость. Но они только что закончили довольно сложное дело, а у Джона имелась неприятная привычка «отмечать» подобного рода вещи. Поэтому по пути домой они купили пару бутылок пива, которые, — они оба прекрасно знали об этом, — достанутся одному лишь Джону. Джон решил, впрочем, как и всегда, откупорить обе бутылки и протянул одну из них Шерлоку, просто чтобы тот с ним «чокнулся». Как и множество раз до этого, Шерлок прикоснулся горлышком «своей» бутылки к бутылке Джона, после чего тот, довольный жизнью, устроился на диване. Шерлок, немного помедлив, в конце концов, сел рядом с ним, всё ещё держа в руках пиво. — Что сегодня посмотрим? — поинтересовался Джон, держа бутылку за горлышко и поднеся его ко рту. И в этот момент Шерлок завис. Он уставился на то, как губы Джона обхватили стеклянное горлышко. Пугающая мысль родилась в его голове: «Этой бутылке очень повезло». И, едва она сформировалась и прозвучала в Чертогах, он замер, ощутив чистейший ужас. Медленно, словно опасаясь, что в любой момент на него могло наброситься дикое, свирепое животное, выждав пару секунд, Шерлок встал с дивана и направился на кухню, в то время как «дефект» в его разуме принял поистине грандиозные и бескрайние размеры, дополнив первую безумную мысль следующей, ещё более шокирующей: «Я хочу быть этой бутылкой». Ошеломлённый, едва стоящий на ногах Шерлок поставил пиво на кухонный стол и медленно поплёлся в свою комнату. Должно быть, с ним что-то произошло. Нечто в глубинах его идеального и гениального разума повредилось, и «это» с легкостью снесло монолит его здравого смысла. Джон, сидевший в гостиной, обеспокоенным голосом позвал его. Шерлок не произнёс ни слова и закрыл за собой дверь спальни. Джон со своими идиотскими губами и идиотской бутылкой пива остался сидеть в гостиной. *** Шерлок несколько раз перечитал пять пунктов в списке, вспомнив каждую мелочь последних событий, в поисках рационального объяснения. Если бы он не находился в таком смятении, то довольно легко смог бы найти причину всего этого. Он сам столько раз сталкивался с подобными приметами в решении дел, что практически довёл свои дедуктивные выводы при этом наборе до автоматизма: преступления на почве страсти, мотивированные ревностью. Но сейчас эта банальная связь ускользала от его синапсов, хотя и не смогла абсолютно скрыться от его сердца, бьющегося в груди с силой, которую Шерлок считал ненормальной и чрезмерной при его обычном состоянии полного покоя. Чтобы попытаться спрятаться даже от этого доказательства, он встал и принялся беспокойно шагать по комнате, сложив руки за спину и задумчиво вздыхая. За этими метаниями он не заметил Джона, вернувшегося домой и материализовавшегося на пороге их квартиры. Джона, который удивлённо смотрел на него. Когда, наконец, доктор решил позвать его, выдернув из мира размышлений, то с изумлением заметил, как щеки великого гения окрасились румянцем смущения, настолько очевидным, что его невозможно было бы успеть скрыть никоим образом. Шерлок потрясённо выдохнул, сверкая горящими щеками, будучи не в силах быстро придумать правдоподобную причину происходящего. — Все хорошо? — спросил Джон, и Шерлок автоматически отступил назад, чтобы избавиться от наваждения и нехватки воздуха, поскольку, едва войдя, Джон полностью заполнил своим присутствием их гостиную. — Конечно, — выдавил Шерлок, ощутив, как совершенно невозможным образом его сердце переместилось прямо в горло. — Ты уже несколько дней какой-то странный, — сказал Джон, снова начав свою песню, которую повторял, по крайней мере, уже недели полторы. — Как я говорил до этого... — начал Шерлок, но замер, склонив голову набок и впившись взглядом в лицо Джона, разглядев его выражение. Шерлок должен был распознать его, потому что чтение людей — часть его работы. Если бы он не был так занят отрицанием, то, разумеется, определил бы его за несколько секунд: нежность. Чувство. Он инстинктивно обернулся, чтобы проверить, к нему ли обращён этот взгляд. Обычно Джон одаривал таким (или примерно таким) важные для него вещи и женщин. Например, кассиршу в «Теско». Возможно, своего сослуживца. Или Лестрейда. Даже свитер. Почти наверняка, пиво. Шерлок покачал головой и, как ни странно, это слегка прояснило его мозги. Ну, с пивом он, пожалуй, переборщил — даже учитывая его настоящее, невменяемое состояние. В любом случае, он никогда не видел, чтобы Джон смотрел именно таким взглядом на кого-то или что-то. В этот момент Джон подходил к нему всё ближе, и Шерлок с удивлением обнаружил шестую вещь, вызвавшую в нём ревность: улыбка. Замечательная, расцветающая на губах улыбка и радость, наполнившая глаза тёплым, успокаивающим светом. А когда губы Джона коснулись его, Шерлок раскрыл ещё один вид ревности: желание, чтобы больше никто в мире кроме него никогда не смог увидеть Джона таким, каким сейчас видел его Шерлок. Не испытал того, что чувствовал он, и ни за что не ощутил на себе эти руки.