Веселье

      Тихо катится голова, со спутанными волосами, зарываясь в глубоком снегу. Мутные глаза не выражают ничего, губы раскрыты в немом крике, а из артерий и вен вытекают остатки крови. — Ну привет, малыш. Ты выглядишь очень голодной. Того и гляди съешь сама себя изнутри. Ещё немного и разъешься на месте — говорил ширококостный скелет, перебирая острыми фалангами пальцев руки по разбитой черепушке. Алый глаз непрерывно смотрел на тощее тело девочки перед собой.       Она дрожит, пытаясь сильнее закутаться в ветхое платьице, которое вряд ли может помочь на открытом холоде. И сейчас можно чётко видеть, как содрогаются мышцы под кожей, перекатываясь и сжимаясь в сокращениях.       Скелет сглотнул воздуха сквозь обломанные на концах зубы. Он видит, как синеют и опухают её ноги, погружённые в леденящий снег. Непроизвольно фаланги второй кисти лезут в правую глазницу, погружаясь в темноту и цепляясь за край, безымянным пальцем попадая в скуловую пазуху. Девочку ещё больше напугал такой жест, и она чуть отошла назад. — Чего попятилась, словно монстра увидела? Того смотри упадёшь, костей не соберёшь. Подойди сюда, мелкая —скелет протянул свою ладонь, поманив пальцами к себе. Девочка отрицательно мотнула головой. Обладатель пронизывающего взгляда сузил алый зрачок, и залез под прилавок, доставая оттуда свежий хот-дог. Видя его, дитя тяжело сглотнула слюну, в одно мгновение наполнившую ротик. Живот свело неприятной, сосущей судорогой. К горлу подкатил комок выступившей желчи, которую хотелось тут же выплюнуть. Послышался урчащий звук, с булькающим желудочным соком внутри миниатюрного тела. Тёплая, испускающая пары булочка. Сочащаяся горячим жиром сосиска, пропитывавшая своим запахом окружающий воздух, и стекающим по острым костяным фалангам. — Ну, хватай быстрее, пока я здесь распинаюсь перед тобой, как экспонат анатомической модели костей.       Жуткая ухмылка стала шире, а алый глаз чуть прикрылся темнотой глазницы. Девочка, трясясь от холода, страха и ещё колющей боли в животе, протянула тощую руку к ароматной, аппетитной еде. Только пальчики коснулись горячей булочки, и ощутили её блаженное тепло, как эту рученьку схватили за запястье, притягивая ближе к деревянному прилавку. Противный смех разразился по округе, пока сильные кости кисти сомкнулись на каштановых волосах, грозясь их выдрать вместе со скальпом головы. — Ничему не учишься, дура. Стоит только продержать в пыточной и загонять по лесу, так ты тут же бросаешься на свежую еду… пустая твоя черепушка, безголовая! — голову девчушки со всей силы приложили о деревянную поверхность, рассекая бровь. Тёплая кровь потекла из раны, попадая в глаз, лишая его нормального зрения. Хватка не ослаблялась даже после ещё нескольких ударов. В конечном итоге, тощее тело полностью взгромоздили на прилавок, стараясь более бережно снять одежду. Потому как убивать окончательно свою жертву маньяку не хотелось, а хоть какие-нибудь тряпки нужно оставить, чтобы до неё первым не добрался мороз. А ведь садист не любил, когда его кто-то опережал в преднамеренном убийстве.       Ширококостный достал запачканный мясницкий нож, прикладывая его лезвие к лопатке девочки. Смеясь и погасив полыхающий огонёк в своей глазнице, он с силой надавил на оружие. Оно прошло кожу, погружаясь в мясистые мышцы. Жертва закричала от дикой боли, ощущая, как лезвие движется под лопатку, счищая с кости мясо и сухожилия. Нож упёрся в хрящ, принося большие страдания человеческому дитя. Она брыкалась, вертелась из стороны в сторону, стремясь покончить с болью как можно скорее. Своими действиями девочка лишь помогла маньяку преодолеть хрящ, осталась плечевая кость. Уже не церемонясь, ширококостный, со всей силы приложился на своё оружие, отрубая руку своей жертве. Кровь хлынула из образовавшейся раны, заливая собой белую футболку маньяка и его костлявые кисти. Дитя хрипело, в не силах издать членораздельный звук или простой крик. Она скрутилась на прилавке, второй рукой стремясь зажать открытую рану, но причиняя лишь больше раздражения оголённым тканям своего тела. Рана пульсировала, остальные мышцы стали непроизвольно сокращаться, придавливая открытые нервные окончания.       Маньяк довольно вертел в руках отрубленную с точностью мастера всех мясников, конечность. Девочка широко открытыми глазами смотрела как он положил её верхнюю конечность, рядом с ней и начал препарировать. Аккуратно, с неподдельным наслаждением, маниакальным взглядом алого ока, мучитель отделял каждую мышцу от кости. Сначала шла надкостная мышца лопатки, саму кость выдернули из общего месива, откидывая её в темноту коморки, за прилавком. Потом отделили дельтовидную мышцу, и ширококостный с противным чавканьем проглотил её, специально смакуя мясо на своих обломанных зубах, и этот комок полетел дальше, задевая ткань футболки, пропитывая её ещё больше своими соками. Жуткая улыбка стала ещё шире, а чёрный зрачок практически растворился на фоне полыхающей крови в глазнице. Маньяк посмотрел на свою жертву, наблюдая как та корчится в агонии, и по её запачканному личику стекает липкий пот. — Не смей умирать, пока я полностью не разделаю твою руку! — пригрозил он, хватая многострадальную голову за спутанные волосы. Убийца принялся обратно за своё дело, начиная отрывать головки двуглавой мышцы, а следом и трехглавую. Эти куски, улыбающийся, положил под прилавок. — Эта вырезка очень понравится Папайрусу. Пусть повеселится, готовя тебя! Хахахахахах! - На этих моментах девочка начинала терять сознание, но её быстро приводили в чувство при помощи сильных ударов по лицу и сбрасыванием в снег. Холод успокаивал оголённые нервы и сужал сосуды, поставлявшие кровь. Ещё несколько кусков маньяк съел сам, локтевую, плечелучевую, круглую, в конце откидывая очищенную кость прямо к голове девочки. Она уже не осознавала, что перед ней, морально она уже была мертва, только тело функционировало по инерции и постоянным пинкам. Уже не добиваясь никакой реакции со стороны своей жертвы, ширококостный убрал улыбку со своего лица, недовольно цыкая сквозь зубы. Он вышел из своей сторожки, прихватив остро наточенный топор. — Что за дела, а? Развлечения не должны ломаться так быстро, словно кости. Знаешь что, давай ещё поиграем с тобой. Сейчас начнётся наша любимая игра! — на черепушке появилась устрашающе милая улыбка, — сейчас ты очнёшься, моя милая, и только попробуй не развлечь меня погоней. Ты прекрасно знаешь, куда я потащу тебя тогда. И там не поможет ни Папайрус, ни твои мольбы и слёзы, никто не поможет такой безголовой дуре. Начнём же нашу забаву! —лезвие топора блеснуло в тусклом свете, стремясь ко встрече со своей любовью, преодолевая воздух и падающие крупные снежинки, встречаясь со своей обожаемой целью. Тихо катится голова со спутанными волосами, зарываясь в глубоком снегу. Мутные глаза не выражают ничего, губы раскрыты в немом крике, а из артерий и вен вытекают остатки крови. Вторая родная часть лежит чуть поодаль, медленно остывая и украшая своим содержимым белый цвет, разбавляя его багрово-розовыми оттенками.       Маньяк, присвистывая и перебирая костлявыми фалангами по своей разбитой черепушке, идёт прочь от сторожки в направлении большой двери в скале. Там он начнёт свою новую охоту и новую игру. Именно там он получит истинное удовольствие и вкус жизни. Только поступая так, он почувствует, что живёт, а не просто сосуществует в этом адском мире.       Леденящий смех разразился по снежному лесу, будя ближних жителей.