Крылья

Пыльная буря в пустошах Ваала Секундус — тучи ржавого песка, поднятые в воздух, небо цвета запекшейся крови, тонкий пронзительный вой ветра... В такие дни из укрытий лучше не выходить — ветер и песок обдирают незащищенную кожу до крови, а дышать почти невозможно даже в респираторе. О том, чтобы летать, нечего и думать. Только и остается, что сидеть у выхода из пещеры, обхватив руками колени, и слушать голоса ветра. Конечно, даже во время бури в племени найдется дело каждому, но когда ты — что-то вроде талисмана и от тебя, мутанта, никто ничего не ждет... Свободного времени образуется значительно больше. Или еще со свободным временем бывает, как сейчас у Кьеры: честно собралась приобщиться к знаниям предков — она ведь ответственная девочка, уже почти взрослая, ей целых двенадцать лет — но мудрая женщина, пересказывавшая детям племени эти самые знания, взяла и уснула прямо на полуслове. Тревожить почтенную старушку никто не решился; товарищи Кьеры разбежались по пещерам кто куда, а сама она зачем-то пошла к выходу. А тут... этот. Кьера замерла у стены, не решаясь подойти поближе — тогда Сангвиний точно бы ее заметил. Хотя, наверное, он и так заметит, даже если она вовсе не будет шевелиться — он странный, что ни говори. Лучше пока издали посмотреть. Он выглядел ее ровесником, хотя на самом деле с тех пор, как его нашли, прошло всего-то лет шесть или семь. И на первый взгляд — мальчишка как мальчишка: худой, нескладный, с острыми локтями и коленками, растрепанные волосы кое-как заплетены в принятые обычаем косы — хотя бусины в косах говорили о подвигах, которые не каждый взрослый мужчина осилит, но все равно — он мог бы быть почти нормальным... Если бы только не крылья. Чудовищная конструкция из костей и перьев, невозможная — даже по меркам искореженных радиацией ваальских пустошей — мутация... Кьера помнила, как это выглядело в самом начале, когда разведчики, отправленные к месту падения золотой звезды, принесли в племя его — ребенка, которого назвали Сангвинием, ибо он был сыном всего народа Истинной Крови. Тогда он был совсем крошечным, только смотрел не по-детски серьезными глазами (он и сейчас умел так смотреть — будто видел нечто, недоступное больше никому). Крылья, торчавшие из его спины двумя несуразными отростками, были покрыты мягким золотистым пухом — точно у неоперившихся птенцов. Ребенок вырос. Крылья — тоже. Пух сменился длинными белыми перьями, и сейчас — подумала Кьера — он вполне мог бы завернуться в эти крылья целиком. Словно подслушав ее мысли, Сангвиний укрылся крыльями с головой, став похожим на снежный сугроб. Интересно, какие они на ощупь — но кто ж ей даст пощупать... Хотя они вроде бы и дружили — ну, насколько с таким, как он, вообще можно дружить — но все равно. Она вздохнула. Негромко, как ей казалось. — Кьера? — он не шелохнулся, даже крылья не вздрогнули, но все равно безошибочно узнал ее. Непонятно как. А хотя это же Сангвиний, он... вообще такой. Наверняка он услышал ее шаги еще раньше. — Кьера, это же ты? Не убегай, — попросил он, по-прежнему не оборачиваясь. Она неуверенно подошла поближе. — Я просто... мимо шла... Несмотря на собственные слова, Кьера присела на каменный пол рядом с Санвгинием. Тот отвел крыло в сторону и наконец соизволил на нее посмотреть. — Ой, — выдохнула девочка. Все лицо было исчерчено сетью тонких царапин — такие оставляет летящий по ветру ржавый песок. — Ты что... выходил наружу? Сангвиний пожал плечами — крыльями — и стало видно, что на руках у него такие же царапины, уже начавшие заживать, схватившиеся ломкой коричневой корочкой. Конечно, Кьера знала, что у него все заживает с невероятной скоростью — она даже выучила недавно умное слово "регенерация" — но все равно каждый раз поражалась. — Я думал, может, получится подняться над бурей, — признался он немного смущенно. — Разглядеть, где она заканчивается, когда пройдет... Но у меня не вышло. — Сумасшедший ты, — покачала головой Кьера. — Даже если ты считаешь, что правда можешь летать, все равно — делать это во время пыльной бури... — Я могу летать, — Сангвиний упрямо нахмурился. — Я знаю. По-настоящему летать, а не... потрепыхаться над землей и шлепнуться обратно. Кьера изо всех сил постаралась сдержать улыбку. До сих пор все его попытки взлететь именно так и выглядели; любому здравомыслящему человеку было ясно, что ни для каких полетов эти крылья не годятся. Но обижать Сангвиния ей все-таки не хотелось. — Я знаю, — повторил он еще упрямее. — Я видел... мне снилось. По спине девочки пробежал холодок. Когда он начинал разговаривать таким тоном, о своих снах-которые-не-сны, ей всегда становилось неуютно. — На самом деле я не могу упасть, — проговорил Сангвиний едва слышно, обращаясь скорее к самому себе. — Никогда... Кьера тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Попыталась придумать какой-нибудь подходящий вопрос, чтобы отвлечься от видений — потому что вещи, явно относящиеся к миру духов, следовало обсуждать не с ней, а с теми, кто обладает знаниями, — но ничего достойного не придумывалось, и она ляпнула первую попавшуюся на язык ерунду. — Слушай, а вот твои крылья... они, ну... пушистые такие... — она даже протянула руку, впрочем, тут же ее отдернув. Сангвиний улыбнулся, и лицо его из отрешенно-нездешнего снова сделалось совершенно мальчишеским. — Ничего они не пушистые. Можешь даже потрогать, если не веришь. Пальцы Кьеры коснулись взъерошенных белых перьев. И правда — жесткие; и не совсем белые, если приглядеться вблизи, запорошенные мелким песком и частичками ржавчины. Машинально она принялась вычищать пыль, заодно приглаживая перья. Сангвиний чуть расправил крыло, чтобы ей было удобнее. Кажется, ему нравилось. — Спасибо, — сказал он. — Я обычно сам справляюсь, конечно... Одна морока с этими крыльями, и никакой пользы. И зачем только я такой урод? — И вовсе не урод, — Кьера продолжала перебирать встрепанные перья, укладывая их поровнее. Немного помолчала и добавила: — И знаешь... однажды ты все-таки взлетишь. Выше всех. Мне почему-то так кажется.