шариковыми ручками

      Наверное, это уже стало своеобразной привычкой — выталкивать себя из дома с наступлением вечера, и тихим, медленным шагом бродить вдоль тихих аллей, изредка поднимая глаза и смотря на случайных прохожих. Водить отмороженными пальцами по дну карманов старых, потертых джинс и вслушиваться в слова своих любимых песен, которые навевают о прошлом, в которое Фрэнк, если честно, очень любит возвращаться снова и снова.       Однокомнатная квартирка на окраине шумного и загруженного городишки осточертела Айеро уже настолько, что хотелось просто не возвращаться туда больше. Никогда. С одной стороны она была слишком маленькой и захламленной, а с другой — невероятно огромной и холодной для одного потерявшегося и одинокого человека. Вроде и хотелось одним особо паршивым и противным днем вытолкать из нее весь хлам, сорвать со стен ненужные и старые плакаты, достать, наконец, из-за огромного дивана все потерявшиеся медиаторы, да и просто навести там чистоту, приведя все в человеческий вид. Вот только если Фрэнки провернет все это, то лишится всех своих воспоминаний уже навсегда, а он слишком дорожит прошлым, чтобы вот так просто все отпустить.       Шариковыми ручками можно создавать непревзойденные шедевры, как и на бумаге, так и на теле человека. Покрывать замысловатыми узорами запястья и предплечья, воплощать самые смелые идеи и эскизы на оголенной спине неуверенного мальчишки, совершенно обычного на первый взгляд. Фрэнк Айеро навсегда запомнит слова своего друга (единственного друга), и будет неловко притрагиваться к своей шее, проводя пальцами по единственной татуировке смольно черного скорпиона. Он увековечен на его теле как единственное воспоминание о том юноше с огненно красными волосами, который постоянно бурчал себе под нос глупые песенки и слишком часто пил горячий кофе, обязательно с тремя ложками сахара.       «Побудь моим холстом снова, Фрэнки. Ты на меня правильно влияешь» — эти слова будут звенеть в ушах Айеро, наверное, до конца его жизни, а то, как Джерард обжигал своим горячим дыханием его шею, оставляя на ней еле ощутимые поцелуи, уж точно никогда не забудет.       Иногда ему просто хочется накричать на этого художника во время очередного разговора в видеочате, доложив о том, что его поле для творчества ходит по улицам без куртки в холодную погоду, а капли ледяного дождя неприятно скатываются вниз по идеально ровному позвоночнику. Мокрые дорожки заставляют тело покрываться мурашками, как было и тогда, когда холодный шарик очередной ручки касался его обнаженной спины, вырисовывая очередной узор, с которым потом не хотелось расставаться еще очень долго. Тогда это было чем-то приятным и особенным, а сейчас вспоминается с какой-то необъяснимой болью в области сердца.       Для Фрэнка все это было слишком особенным, а сам он был слишком эмоционален, пусть и редко это показывал. В благодарность за очередной красивый рисунок он играл Джерарду на гитаре свои самые любимые мелодии, и пел те песни, которые не осмелился бы протянуть своим голосом любому другому человеку. Уэй подпевал ему. И это было для гитариста превеликим счастьем.       А потом они целовали друг друга.       Долго и требовательно.       А что они имеют сейчас?       Джерард — учебу в престижном художественном университете и одинокие ночи, которые он проводит перед экраном небольшого ноутбука, рассказывая своему Фрэнки о том, как же он все-таки рад, что послушался его совета и, преодолев страх и неуверенность — отправил свое портфолио и сдал экзамены, поступив на бюджет заграницу.       Айеро — небольшие концерты в случайных, маленьких, заполненных людьми барах, в которых нечем дышать. Неизменную пачку сигарет в правом кармане черной толстовки. Улыбку, во время разговоров с Джерардом по ночам, когда у того есть свободное время. Исписанные листы с текстами песен, которые никогда не увидят свет.       Этот одинокий юноша хотел только одного — чтобы мечта его единственного лучшего друга исполнилась.       И она действительно исполнилась.       Только вот Фрэнк отдал бы все на свете за то, чтобы совершенно случайно проснуться ночью и понять, что он больше не один. Что все в порядке. Что его художник вновь рядом с ним, а руки изрисованы случайными узорами. Такими же родными, как его Джерард.       А пока он так и будет не жить, а существовать. Все еще дыша и двигаясь, находя утешение в случайных песнях и электронных книгах, фильмах. Будет бездумно ходить по городским улицам, забредать в музыкальные магазины и обязательно обходить стороной книжные, слишком теплые и уютные. Выкуривать по десять сигарет в течении дня, а одиннадцатую — прямо перед сном. Игнорировать холод на улице, не одевая теплую куртку.       Но все же жить       И ждать, не смотря на то, что ему очень больно.