Пара рук

Утро. Взъерошенный и заспанный Македонский сидит на пружинистой кровати, с головой укрывшись одеялом и пытаясь спрятаться от солнечных лучей. Для него они были, как смертельный яд, болезненно жгли кожу и увеличивали число ненавистных ему веснушек в геометрической прогрессии. А у ангелов не может быть веснушек, так ведь? Македонский уже давно не ангел, но этот страх до сих пор сидит в нем до кома в горле, растекаясь внутри, как вязкий столовский кисель. От одного воспоминания о шелковых белоснежных одеждах и о ромашковом венке на голове, тоже белом, его затрясло. Парень заставляет себя смотреть в окно, еле уняв позорную дрожь. Во дворе, как и ожидалось, никого не было: весь Дом собрался в столовой на завтрак. В четвертой же сидит Македонский, он пасет Сфинкса, который уже второй день чувствует себя неважно. Дракон нервничает. Расчесывает тонкую кожу рук, ковыряет заусенцы — все до алой крови. Покусывая тонкие губы, Македонский мучительно хочет закурить, несмотря на то, что он некурящий. Да и к тому же, ангелы ведь не курят, правда? Македонский судорожно всхлипывает, притянув острые колени к груди. Соседская койка тихо скрипнула. Чудотворец замечает на себе острый взгляд состайника и поворачивается, забыв о коконе из одеяла. Теперь от чувства защищенности не осталось и следа: Сфинкс пытливо рассматривает его, бледного и тощего, с рябой от веснушек кожей, и Македонский затравленно опускает глаза в пол, видя перед собой горстку сигаретного пепла. Вина до сих пор душит, она никогда его не отпустит, в этом он мог поклясться своими поломанными крыльями. Македонский встает с кровати бесшумно. Стараясь забыть о разрывающемся сердце, что сейчас делает кульбиты в его грудной клетке, он подходит к состайнику. Услужливо предлагает помощь, переодевает Сфинкса в относительно чистую майку: старая насквозь пропиталась потом всю ночь находившегося в горячке Сфинкса. Про себя постыдно замечает, что ангелы, пусть даже и со сломанными крыльями, не должны краснеть от этого и стараться отвести куда-нибудь взгляд. Все нормально. Все в порядке вещей. — Спасибо, — Сфинкс необычайно бледен. Македонский смазано кивает, тихо прошелестев: — Может все-таки сказать Паукам, что… Сфинкс не дает ему договорить, перебивает сразу же. — Нет, не стоит, — Мак заранее знал ответ, для этого и дара чудотворца не нужно. Полководец рассеянно трепет растянутые рукава своего излюбленного серого свитера. Сфинкс до сих пор смотрит на него. — Покажи мне свои руки, Македонский, — его просьба звучит почти как приказ, и Мак испуганно шарахается. — Что? — Твои руки, — терпеливо повторяет Сфинкс. Безрукий внимательно изучает каждое пятнышко, каждый длинный шрам на запястье. Македонский думает, что он ему завидует. Ведь будь у Сфинкса пара рук, пусть даже таких уродливых и пятнистых, то он бы не стал заниматься такими глупостями: не вспарывал бы свою тонкую кожу, навечно оставляя на ней отвратительные отметины. Сфинкс не завидует. Боится, что когда-нибудь эти тонкие руки больше не будут сжимать его костлявое плечо, когда он в очередной раз будет заходиться в горячке. Сфинкс улыбается, чувствуя страшный жар.