...
Когда Стив Роджерс заходит в небольшую, но просторную светлую аудиторию, то сразу же видит на небольшом покоцанном столе из светлого дерева стандартный белый конверт. Студенты второго курса магистратуры факультета журналистики тихо переговариваются, но сразу же замолкают, когда только видят его, а сам Роджерс борется со смущением и негодованием одновременно. Потому что он слишком хорошо знает, что находится в конверте. Он ставит картонный стаканчик кофе на стол возле конверта и привычно снимает с себя пиджак и вешает его на стул. Он остается только в джинсах и белой рубашке, заправленной в них. С задних рядов слышится тихий вздох, а затем сразу женский смех. И он бы обязательно закатил глаза, но считает, что это не достойно поведения преподавателя. В конце концов, он сталкивался с интересом студентов в своей далеко не долгой карьере преподавателя далеко не один раз. Некоторые девушки, заикаясь, пытались проводить с ним время после пары, задавая наиглупейшие вопросы, некоторые, более наглые, напрямую приглашали его посидеть где-нибудь в нестандартной обстановке, были и те, кто предлагал подвезти его до дома, да, черт возьми, не раз и напрямую признавались в каких-то чувствах, но Стив всегда отказывал. Впрочем, до такого подхода еще никто до этого не додумывался. Первую записку Стив получил на втором занятии у второго курса магистратуры факультета журналистики, и вот уже второй месяц каждый вторник и четверг его «радуют» такими вот записками. Он знает, что пишет ему парень, он знает, что у этого парня имя начинается на «Б», потому что тот подписывается, а еще знает, что ребят, имя которых начинается на «Б», восемь в потоке из ста двадцати человек, и подходить ко всем, чтобы тыкать запиской, нецелесообразно совершенно. Стив вздыхает и качает головой. В любом случае, это не должно отвлекать его. — Доброе утро, — говорит он студентам, некоторые отвечают ему, несколько девушек широко улыбаются, а некоторые студенты даже не стараются сделать вид, что не спят. Стив присаживается за стол, открывает ведомость и начинает перекличку....
Роджерс кладет записку в задний карман джинсов и встает из-за стола. Бóльшая часть студентов выходит из аудитории, пока несколько девушек, окружив его, задают вопросы по теме. — Баки! Просыпайся, пара закончилась. — Слышит Стив и видит, как парня с последнего ряда старается растормошить рыжая студентка, которую он запомнил из-за сильно выделяющегося русского акцента. Та вдруг кидает на него короткий взгляд, будто почувствовав, что на нее смотрят, но потом опять поворачивается к другу, который никак не хочет просыпаться. Роджерс частенько обращает внимание на этого парня, хотя понимает, что лучше бы ему вообще на него не смотреть, потому что это чревато последствиями. А еще он знает, что зовут его по-другому, и они с этой девушкой почти неразлучны. И Стив старается поменьше думать об этом. После еще нескольких толчков в плечо парень открывает глаза и сонно смотрит на подругу. Поднимается он только после того, как студентка насильно тянет его с сидения за локоть (и как только смогла). Тот чуть растерянно оглядывает аудиторию и, натыкаясь взглядом на Стива, резко его отводит и сам тянет подругу на выход. Роджерс лишь хмыкает. Он отдает ведомость в учебную часть и идет в небольшой буфет, чтобы перекусить между парами и взять еще кофе. Держится он ровно девять минут, прежде чем раскрыть конверт. Он убеждается в том, что сзади него никого нет, и открывает сложенный вдвое вырванный из тетради и чуть помятый лист. «Профессор, ты мне сегодня снился. Опять. Знаешь, из-за того, что я думаю о тебе почти все свое свободное время, ты приходишь и во сне, это вообще нормально? Натягиваешь свои суперобтягивающие рубашки, суперобтягивающие джинсы, да я каждый раз еле останавливаю себя, чтобы не шлепнуть. Черт, знал бы ты, как мне этого хочется. Ты как будто специально провоцируешь. Кстати, мне снилось, как ты трахаешь меня, то есть, обычно я представляю, как сам нагибаю тебя (на столе в нашей аудитории самая частая фантазия, но ведь это неудивительно, да?), но сегодня я проснулся весь в собственной сперме, и мне стало интересно, ты такой же большой снизу, как и весь сам? Было бы здорово узнать, может, намекнешь? Напиши там, на доске что ли, число в дюймах, все равно никто ничего не поймет, а я куплю себе дилдо и назову его Стиви. Б.» Стив прикрывает глаза, складывает записку опять в конверт, а потом кладет ее к себе в карман. Щеки горят румянцем, а в голове только одна мысль — во что он, мать его, вляпался?...
Следующий четверг встречает его очередным конвертом на столе, и Стив не может удержаться и в углу на доске очень мелко выводит «3″». Письмо он читает только когда приходит домой. «Ты здорово подстригся, профессор, интересно, я смогу сейчас зарыться в твои волосы пальцами? Знаешь, я бы несильно сжал их и потянул вниз, чтобы ты наклонился и взял у меня в рот. Господи, я уверен, что твои губы просто созданы для того, чтобы сосать мне. Когда ты говоришь или, не знаю, прикусываешь их, пока думаешь, как ответить, черт… Я устал дрочить на тебя, профессор. Боюсь, скоро до мозолей дойдет. Я представляю твои губы на своем члене, представляю, как трахаю тебя в рот, как ты сам ловишь от этого кайф, как ты закатываешь от удовольствия свои глаза. Признайся, ты же отказываешь всем девушкам, потому что любишь члены, не так ли? Моего тебе хватит с лихвой, обещаю. Я только что кончил, думая о тебе. Знал бы ты, сколько раз я кончал, думая о тебе. Мне кажется, я и сам сбился со счету. Б.» — Озабоченный придурок, — шепчет Стив, прикрывая глаза. Он старается игнорировать напряжение в штанах и кладет записку в небольшой ящик письменного стола, куда складывает все эти гребаные записки. И он без понятия, зачем он это делает и почему до сих пор их не порвал и не выкинул....
«Типа я должен был в это поверить? Торчит у тебя, профессор Роджерс, не так, как на три дюйма, кстати, ты знаешь, я почему-то был уверен, что ты не читаешь, просто выкидываешь конверты и все. Спасибо, я рад. Интересно, а у тебя самого стоит, когда ты читаешь это? Из-за этого ты никогда не открываешь конверты на паре? Знаешь, я столько раз представлял тебя возбужденного, с красными щеками, с намокшими из-за пота волосами, с припухшими губами, но ни разу не представлял, как ты читаешь лекцию со стояком, пожалуй, сегодня буду дрочить, думая как раз об этом. У меня есть к тебе предложение, профессор. Следующую записку открой прямо на паре, сделай мне небольшое одолжение, в конце концов, я вижу тебя всего лишь два дня в неделю. Б.» На следующем занятии у второго курса магистратуры факультета журналистики Стив начинает приглядываться ко всем восьми студентам, имя которых начинается на «Б», чтобы понять, кто, черт возьми, может писать ему такое, не боясь быть раскрытым. Есть Брюс, который примерно одного роста со Стивом и татуировкой на всю бритую голову. Брайана он не берет в расчет, потому что каждый раз, когда видит этого паренька, тот ходит хвостом за Шерон, симпатичной блондинкой, которая в свою очередь явно положила свой глаз на него. Билл - хиленький парень с очками, рыжими волосами и веснушками - не похож на того, кто может писать такие вещи, но внешность, говорят, обманчива, так что его вариант Стив не отвергает. Бенджамин приходил на его занятия всего пару раз. Есть еще один Брюс, который постоянно подготовлен к семинарам, и иногда Стиву кажется, что тот знает предмет лучше него самого, но его взгляд, направленный в сторону рыжеволосой русской студентки, той самой подруги привлекательного парня, который постоянно спит, не заметить невозможно, так что он тоже не подходит. Бернард, француз, который, судя по всему, даже не пытается улучшить свой английский, тоже вряд ли подойдет, потому что не смог бы так грамотно писать, пусть и такие откровенные записки. На араба Бахиджа Стив и думать не может, потому что постоянно слышит о том, как тот рассказывает своим друзьям о своей жене и нескольких детях. Или нескольких женах, Стив не особо вслушивается в сплетни между студентами, но что-то про жену он помнит. Остается Брок, который каждую пару очень пристально смотрит на него, а Стив не может понять, убивает ли тот его взглядом или все-таки раздевает. Скорее второе, конечно, чем первое, но интуиция Стива подсказывает, что вряд ли это вообще кто-то из них, а образ парня, пишущего ему записки, так и остается загадкой. Роджерс устало откидывается на спинку скрипящего стула и отбрасывает ручку, которой подводил имена в копии ведомости. Некоторых удивляет этот жест, но имеет же он право хоть иногда показать, что он такой же человек, как и они? Почему-то студенты никогда о таком не задумываются. Что уж говорить, он и сам был таким, когда учился. Стив допивает изрядно подстывший кофе и морщится. Нахрен он вообще пошел в преподаватели?...
Когда Стив заходит в аудиторию ко второму курсу магистратуры факультета журналистики в следующий раз, на столе привычно лежит конверт. Он оглядывает всех притихших студентов. Взгляд задерживается на Броке, который не сводит с него глаз, а когда замечает, что Стив смотрит на него дольше обычного, приподнимает бровь и начинает ухмыляться. Роджерс со вздохом отводит взгляд, привычно ставит стаканчик кофе на стол и снимает пиджак. Сегодня он одет чуть теплее из-за дождя, не прекращавшего литься с ночи. На нем теплый коричневый свитер и темные брюки. Он садится за стол и берет в руки конверт, начиная крутить его в руках. Студенты выжидающе смотрят на него, даже не спит никто вроде, хотя даже самого Стива серость погоды располагает к тому, чтобы отпустить студентов и уйти с занятия. — Мистер Роджерс, не выспались? — Слышит Стив и поднимает взгляд от конверта на Брока. Тот сидит в третьем ряду, перед ним только телефон, ни ручки, ни тетради. — Рамлоу, у самого лицо, будто лет пять не спал, — отвечают ему с последнего ряда, и Стив переводит взгляд на голос, замечая того самого парня, что всегда спит на его парах. Даже сейчас тот выглядит сонным, под его глазами синяки, которые даже с его места видно, а каштановые волосы растрепаны, хоть и связаны резинкой. — Кто бы говорил, Барнс, — отвечает Брок, фыркая, а Стив стучит ручкой по столу. Жест, которым его самого во время перепалок останавливали преподаватели. — Прекратить, — говорит он и нервно проводит рукой по своим волосам. Те немного мокрые из-за дождя. — Кто готов отвечать по докладам? — спрашивает он, и несколько рук тянутся вверх, включая и рыжую подругу парня, который решил ответить Броку. Тот до сих пор смотрит на Стива, причем смотрит недовольно, а потом и вовсе отводит взгляд. Роджерс опускает взгляд на ведомость. Он знает, что этого парня зовут Джеймс, узнал после первой встречи с ним, и у Стива появляется мысль о том, что возможно, парень, что пишет ему записки, мог бы подписываться первой буквой фамилии. Хотя, наверное, он выдает желаемое за действительное, потому что этот парень приглянулся ему еще в тот день, когда случайно в него врезался, и Стив вылил на него весь кофе, который оставался в его стаканчике. Благо там было не очень много, но серой футболке парня хватило. Тот тогда тихо извинился за то, что врезался, и пошел в уборную. Впрочем, тогда, в начале семестра, Роджерс даже думать себе не позволил о том, чтобы познакомиться с ним, хотя хотелось безумно. Парень явно был студентом, а вопрос об отношениях между студентами и преподавателями даже не стоял. Когда первая студентка начинает рассказывать свою тему, Стив слушает ровно минуту и, заметив, что та просто читает со своего планшета, отвлекается на записку. Он смотрит на студентов, когда раскрывает конверт, но никто особенно не обращает на него внимания и тем более не выказывает какой-либо реакции. Впервые весь вырванный из тетрадки листок исписан и с одной, и с другой стороны. «Профессор Роджерс, каждый раз, когда я на тебя смотрю, то представляю, как целую тебя. Мне кажется, нет ничего лучше, чем целовать тебя, уверен, твои губы на вкус всегда как кофе, который ты так любишь пить. Я представляю, как вытаскиваю рубашку из твоих джинсов, как забираюсь ладонями под нее, глажу твое тело, уверен, твоя кожа гладкая и горячая. Ты вздрогнешь, когда я коснусь ее, ведь мои руки почти всегда холодные. Когда твои губы покраснеют и начнут саднить, я опущусь вниз, прикушу твой подбородок, проведу языком под челюстью и оставлю на шее такой яркий засос, чтобы каждый, кто увидит его, смущенно отвел взгляд и даже, блядь, не смел думать о тебе. Я сорву с тебя рубашку, я облапаю всего тебя, найду каждую чувствительную зону, и ты будешь дрожать в моих руках и просить еще поцелуев, и я, конечно, не откажу тебе… Стив резко комкает записку и засовывает ее в задний карман брюк. Какого черта он вообще творит? Какого черта идет на поводу у какого-то озабоченного студента? Стояк сходит чуть ближе к концу пары, и как только та заканчивается, Роджерс коротко со всеми прощается, ставит плюсы всем, кто рассказал доклад, и ретируется из кабинета в учебную часть. То, что он где-то обронил записку, Роджерс замечает только после последней пары. Он проходит по всем кабинетам, в которых был, и надеется, что любой, кто бы ни нашел эту записку, не стал раскрывать и читать чертов комканый клочок бумаги. Он знает, что надеяться найти записку глупо, но все-таки решается напоследок зайти в учебную часть. В основной комнате сидит куратор факультета журналистики, грузный полный мужчина, и он даже не обращает внимания на Стива, а в смежной комнате, дверь которой раскрыта нараспашку, сидит один из преподавателей. Наполеон Соло. Объективно красивый мужчина, который выглядит не как профессор, а как минимум модель костюмов-троек. Стив ни разу не видел его невыспавшимся, ни разу не видел, чтобы его черные волосы не были уложены гелем, чтобы его рубашка была помята, а галстук не подходил к костюму. Он и сейчас себе не изменяет. На нем черный костюм-тройка с синей строчкой, пиджак висит неподалеку на вешалке, а рукава белой рубашки закатаны до локтей, открывая сильные жилистые руки. Тот что-то отмечает в журнале, вместе с тем переворачивает страницу тяжелой энциклопедии и подчеркивает что-то в ней, но когда замечает входящего в комнату Стива, приподнимает взгляд и начинает ухмыляться. Обычно в этой комнате преподаватели журналистского факультета отдыхают, здесь есть несколько кресел и старый диван, кофемашина и компьютер, а также небольшой шкаф с книгами. Соло снимает очки тонкой оправы, что надевает только во время чтения мелких букв, как он сам объяснял Роджерсу еще давно, когда преподавал у него, и облокачивается на спинку кресла, в котором сидит. И Стив знает, если он сам считается грозой студенток, за Наполеоном бегают еще и преподаватели, только в отличие от него самого, тот с радостью отвечает на любой флирт, несмотря на кольцо на безымянном пальце левой руки. И Роджерсу искренне жаль его супругу. — Соло, — говорит Стив, чуть неуверенно от насмешливого взгляда Наполеона. Мужчина начинает ухмыляться еще сильнее. — Профессор Роджерс, — отвечает тот, и Стиву сразу становится все ясно, потому что Наполеон никогда не зовет его так из-за того, что и сам преподавал когда-то Стиву. Максимум — Роджерс и то редко, обычно просто по имени. Стив усаживается на свободное кресло и утыкается лицом в ладони, а Наполеон, посмеиваясь, достает из кармашка жилета записку, на которой остались мятые следы. Теперь та аккуратно сложена вчетверо, Соло держит ее между средним и указательным пальцами. — Стив, прекращай, кто я, чтобы судить? — Роджерс поднимает взгляд, а Соло протягивает ему записку, продолжая с хитринками в синих глазах смотреть на него. — У тебя когда-нибудь было такое? — со вздохом спрашивает Стив, забирая записку и кладя ее в передний карман брюк. Наполеон усмехается, а потом начинает широко улыбаться. — Не совсем, — уклончиво отвечает он, но видя беспомощный взгляд Стива, продолжает: — Я был на месте этого бедного парня, правда, я писал это своему однокурснику, не преподавателю. На первом курсе еще. — Наполеон начинает мечтательно улыбаться, а Стив приподнимает бровь. — Илюша, бедный, он смущался еще сильнее, чем ты сейчас. Отлично, думает Стив. Лучше и придумать нельзя было, хотя почему-то это не особо удивляет. — И как он выяснил, что это ты? — спрашивает Стив, чуть хмурясь, а Наполеон усмехается и качает головой. — Я в тот день очень сильно сглупил. Сел рядом с ним, была контрольная, он заметил мой почерк и даже конца пары ждать не стал. Сломал мне нос прямо на контрольной. — Он невольно дотрагивается до своей переносицы, — Илью тогда чуть не отчислили, а мой нос с тех пор немного кривой, но да ладно, было здорово. — Наполеон улыбается воспоминаниям, а Стив вздыхает. — Звучит не очень весело, — говорит он и прикусывает губу, а потом приподнимает брови. — Точно! — выдыхает он, щелкая пальцами. Наполеон приподнимает бровь. — Контрольная! Как я раньше не додумался, Соло, ты гений, — говорит он, а Наполеон разводит руки, мол, ты сомневался? Черт, как же он с самого начала не додумался до этого, настолько просто, что даже не верится. Они еще немного разговаривают с Наполеоном, прежде чем Стив собирается домой. — Будь помягче с бедным мальчиком, если собираешься найти его, — напоследок говорит ему Соло, а Роджерс, остановившись в дверях, недоуменно хмурится. — В смысле? — О, так ты не дочитал? — Стив краснеет, а Наполеон начинает задумчиво улыбаться. — Ну, приятного вечера. — Стив, коротко кивает и прощается с Соло, на всякий случай проверяя записку в кармане. Она все еще там. Когда он заходит домой, то начинает читать записку на том моменте, на котором остановился, даже не сняв ни куртки, ни туфель. …ты ведь такой отзывчивый, не так ли, твои стоны заставят меня дрожать, я уверен, ведь твой голос заставляет. Я не оставлю ни миллиметра твоей кожи в покое, я зацелую ее всю, я оставлю столько засосов на ней, что ты не сможешь их сосчитать, а ты будешь просить, чтобы я поскорее стянул с тебя чертовы трусы и взял твой член. Ты ведь будешь твердым для меня, не так ли? Таким же твердым, как и сейчас… Стив судорожно вздыхает, прикусывает губу и опускается на диван. Он берет записку левой рукой, а правой расстегивает ширинку брюк, начиная гладить свой возбужденный член через ткань трусов. Он прикрывает глаза, а потом резко выдыхает, продолжая читать. …я опущусь перед тобой на колени, стяну с тебя всю одежду, оставлю абсолютно голым, а ты ведь не будешь терпеть, ты сам возьмешь свой член и прижмешь его к моим губам, и я с радостью приму его. Я сделаю тебе такой минет, что ты будешь помнить его до конца своей гребаной жизни, я возьму его так глубоко, что ты будешь чувствовать мое горло, буду сосать так, будто завтра сдохну, а ты будешь трястись в моих руках, будешь тихо ругаться и произносить мое имя, будешь дергать за волосы и громко стонать, черт… Знал бы ты, как неудобно писать со стояком. Ты захочешь отстраниться, когда почувствуешь, что вот-вот кончишь, но я не дам тебе, сожму твою задницу и возьму так глубоко, что ты не сможешь не кончить мне в рот, но ведь я только этого и хочу, хочу почувствовать твой вкус, проглотить все до последней капли, чтобы потом вновь и вновь заставлять тебя кончать… Стив кончает с громким стоном и прикрывает глаза, запрокидывая голову на спинку дивана и пачкая спермой пальцы и ткань трусов с брюками. Он продолжает тяжело дышать, отходя от оргазма, и откладывает письмо на диван. И он понятия не имеет, кто ему это пишет, кто так страстно хочет его, кто настолько бесстрашен, что не боится оставлять подобные записки, но закрывая глаза и лаская самого себя, Стив думает об определенном человеке. И, черт возьми, дрочить, думая об одном студенте, пока читаешь записку от совершенно другого, просто верх аморальности, но бороться с этим Стив совсем не хочет, особенно когда так реально представляются алые, в меру пухлые губы Джеймса, его яркие серые глаза, его редкая улыбка. — Пиздец, — несвойственно себе шепчет Стив, открывая глаза. Он редко ругается матом. Очень редко, но сейчас именно та ситуация, в которой в самый раз именно это слово. Он опять поднимает записку на уровень глаз и переворачивает ее другой стороной. Парень впервые пишет так много. …Я уверен, что ты не дочитаешь это в один заход, на самом деле я тоже пишу довольно-таки долго. Ты знаешь, я с самого начала видел, как на тебя реагируют ребята. Не хотел быть одним из тех, кого ты отшил, наверное, такой вот способ слишком радикален, но других идей у меня просто не было, и, блядь, я совсем не думал, что ты будешь приглядываться к каждому парню, которого зовут на «Б», то есть, их же человек десять, да и с чего ты вообще взял, что это мое имя? Может, наоборот хотел от себя внимание отвлечь. Профессор, ты просто пиздец, как разозлил меня. Я не гребаный Рамлоу, и даже не смей думать о нем. Он мудак. Ты достоин лучшего. Это последнее, что я тебе напишу, потому что, серьезно, я чувствую себя больным. Я не буду к тебе подходить, не буду как-то намекать, кто я, при встрече. И если вдруг все эти записки как-то тебя обидели или задели твои чувства, поверь, это не было моей целью. Это не было спором, уверен, ты и об этом думал, и да, изначально я просто хотел тебя, потому что, блядь, ты видел себя? Как тебя не хотеть? Но я зашел дальше, я прочел все твои работы, все статьи, курсовые, дипломную, я отыскал тебя в соц. сетях, и, не вру, когда узнал, что ты одинок, радовался, словно какая-то девчонка пубертатного периода. И знаешь, мне кажется, что эту убогую страничку на Фэйсбуке даже не ты составлял, потому что там слишком много информации, как будто какой-то твой друг или подруга сами тебя регистрировали, а ты просто отвечал на вопросы, которые они тебе задавали, чтобы заполнить анкету. Больше всего мне понравились твои предпочтения, типа резко отрицательное отношение к алкоголю, курению и наркотикам. Врать не буду, иногда балуюсь всем, но какая разница, ты все равно не знаешь, кто я. А твои фотографии старперские на фоне Монумента Вашингтона и Капитолия? Тебе сколько лет, сто? Уверен, даже тридцати нет, но это все только сильнее влюбляет меня в тебя, хотя я даже не переговаривался с тобой больше, чем одним предложением. Я точно схожу с ума. В общем, Стив, прости, если обидел тебя. Мне очень жаль. ББ.» И Стив все еще понятия не имеет, кто этот парень, но ему уже хочется его убить. Чертово «ББ» не наводит ни на какие мысли, у него в группе с такими инициалами только Брюс Беннер, и то, тот явно не стал бы такое писать. Что ж, в любом случае, это хотя бы не Брок Рамлоу, уже хорошо, но это и не Джеймс Барнс, и Стив уверен, что он не может оказаться настолько везучим, чтобы из ДБ получить ББ. Ему просто надо дождаться следующей пары, и все решится. Записку он кладет ко всем остальным....
— Убираем все, кроме ручки и листа, — говорит Стив сразу, как только заходит в аудиторию. Он сразу же слышит возмущенные возгласы студентов, кто-то даже говорит, что их не предупреждали, но ему, в общем-то, все равно. Роджерс не удивляется, когда видит, что на столе нет привычного конверта. Это лишь заставляет коротко закатить глаза. Он присаживается за стол, оставляет картонный стаканчик кофе, на этот раз оставаясь в пиджаке, и наблюдает, как студенты с грустными минами убирают вещи со стола. У некоторых он уже видит мобильник на коленях. — Те, кто ответит правильно хотя бы на девять из десяти вопросов, автомат, на следующем занятии все объявлю. Тех, кого увижу с телефоном, отмечу. — Он делает паузу, чтобы дать студентам подготовиться. Его взгляд невольно падает на Джеймса. Сегодня тот сидит на передних рядах, он выглядит чуть посвежее, будто хоть немного спал этой ночью, и Стиву на самом деле интересно, что же именно заставляет его так плохо спать. Тот вынимает белые наушники из ушей и кладет на стол, его взгляд на секунду поднимается к Стиву, но потом его внимание привлекает рыжая девушка, что постоянно сидит по левую сторону от него. Та поднимает руку. — Да? — Отвечать кратко или подробно, профессор Роджерс? — спрашивает она, отчетливо выговаривая «р». — Подробно, еще вопросы? — Все молчат, и Стив кивает. — Готовы записывать вопросы? — Студенты отвечают вразнобой, и Роджерс решает принять это за «да». Основная часть потока сдают контрольные под конец пары, а некоторые, закончив быстрее, вышли чуть раньше. Рамлоу как всегда сверлит в нем взглядом дырку, Шерон, оставляя листок, спрашивает о его самочувствии, а потом удаляется, после нескольких коротких ответов, и впервые перед ним останавливается русская студентка, та самая подруга Джеймса Барнса. Она смотрит на него со слабой ухмылкой, ее губы ярко накрашены, черное платье с небольшим декольте подчеркивает красивую фигуру, а рыжие волосы скручены в неаккуратный пучок. Она чуть наклоняется и оставляет свой лист поверх всех остальных. — Умно, профессор Роджерс, — тихо говорит она, игнорируя его непонимающий взгляд, а потом, выпрямившись, добавляет: — До свидания. — Он кивает ей, а она, останавливаясь возле выхода из аудитории, говорит уже не ему: — Баки, жду на выходе. Стив переводит взгляд на Джеймса, потому что девушка обычно только к нему и обращается. И Стив уверен, что он уже слышал это странное «Баки», но не придавал значения. Он хорошо помнил, что парня зовут не так. Его сердце пропускает удар, но он держит себя в руках. На листе девушки размашистыми буквами написано «Наталья Романова». Стив поднимает взгляд на Брока, когда тот кладет листок на контрольную Романовой. — Профессор, — произносит тот, чуть улыбаясь. Рамлоу выглядит довольным, и Стив не может не думать о том, что тот слишком придерживается образа плохого парня. Своей короткой прической с выбритыми висками, густая борода в стиле Ван Дайка, и, вроде, тот еще ни разу не приходил без своей черной кожаной куртки. Стив кивает ему, переводя взгляд на Джеймса, который собирает вещи в сумку и перекидывает ее через плечо. Его волосы опять собраны в хвост, на лице короткая щетина. И Роджерс игнорирует в себе странное желание просто уложить того спать. Нельзя же постоянно не высыпаться. Видя Брока перед Стивом, Джеймс закатывает глаза. Он давно понял, что с Рамлоу у них что-то не заладилось, учитывая то, что если Барнс и говорит на парах, то только замечания Рамлоу. — Если у вас больше нет пар, я мог бы подкинуть до дома, — говорит Брок, улыбаясь. Стив улыбается ему в ответ. — Спасибо, не стоит, — после этого, как правило, студенты больше не предлагают. — Буду ждать на парковке, если передумаете. — Брок подмигивает ему, а Стив просто кивает. Когда тот уходит, перед ним встает Джеймс. Тот не говорит ни слова, просто оставляет лист на столе и собирается отходить, но Стив, глядя на контрольную, останавливает его. — Ты забыл имя, — говорит Роджерс ему. Джеймс оборачивается. — В конце. — Стив переворачивает листок и видит в конце, после всех ответов на вопросы мелкими буквами «Джеймс Барнс». Когда Стив резко поднимает взгляд, то видит только спину выходящего из аудитории Джеймса. Ему нужно полтора часа, чтобы проверить все работы и ровно один взгляд на букву «Б» в фамилии Барнс, чтобы понять, кто писал ему все эти чертовы записки....
Когда Стив объявляет автоматы на следующей неделе и раздает каждому его работу, он чуть дольше задерживается у места Джеймса, чтобы увидеть его реакцию. Тот чуть хмурится, когда видит «7/10», но когда его взгляд натыкается на три простых слова: «Останься после пары», резко краснеет, раскрывает свои серые глаза, с шоком смотрит на ухмыляющегося Стива и прикрывает глаза ладонью, откладывая лист и поворачивая его словами вниз. Все это происходит не больше тридцати секунд, но Стив успевает вдоволь этим насладиться. Когда он садится за свой стол, то не может сдержаться и смотрит в сторону Джеймса. Тот в свою очередь смотрит куда угодно, только не на него, а на лице Натальи Романовой такое довольное выражение лица, будто бы это она его разоблачила, а не Стив. Когда Джеймс выходит из аудитории чуть ли не самым первым, Стив удивляется, но упорно ждет, пока все студенты выйдут, и не ошибается. Барнс спустя минут пять заходит обратно и закрывает за собой дверь аудитории. Он прижимается спиной к двери, смотрит Стиву, сидящему за столом, в глаза и ничего не говорит. Стив сам поднимается со своего места и подходит к нему, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Барнс совсем немного ниже него, его губы покрасневшие оттого, что тот не перестает их кусать даже сейчас. Он выглядит так, словно провинился, хотя не смущен, но говорить все равно, видимо, не собирается. — Смотрю, писать у тебя получается лучше, чем говорить, — говорит Роджерс, улыбаясь и глядя в серые глаза парня. Тот нервно улыбается ему в ответ, теребя завязку на своей черной толстовке. — Иначе бы не пошел на журналиста. В аудитории виснет молчание, Стив продолжает смотреть на него, а Баки, запрокидывая голову назад, громко вздыхает. — Мог бы начать с «Профессор Роджерс, ты мне нравишься. Б.», а не с «Профессор Роджерс, я бы трахнул тебя на столе. Б.». — Барнс начинает улыбаться и переводит взгляд на него. В его глазах появляется веселье. — Тогда бы я не увидел твоего очаровательного румянца. И глаза у тебя были как два голубых блюдца. Это того стоило. — Стив тоже начинает улыбаться. Он опускает взгляд вниз, на забинтованную ладонь левой руки Барнса. — Что случилось? Мозоли забинтовал? — спрашивает он, приподнимая брови, а Барнс усмехается. — Отнюдь, профессор, — отвечает он. — Я левша, так что приходилось работать правой, — он поднимает руку вверх, а Стив начинает тихо смеяться. Абсурдность ситуации зашкаливает, но его сердце не перестает биться так, что, кажется, вырвется из-под ребер. Он прикрывает глаза рукой, а Баки продолжает улыбаться, глядя на него. — Вопрос остается, — говорит Стив, осторожно поднимая левую руку Баки. Тот чуть хмурится, а потом пожимает плечами, но руку не убирает. — Порезался разбитым стаканом на работе. — Ты официантом подрабатываешь? — заинтересовано спрашивает Стив. Он и сам во время учебы подрабатывал бариста в кофейне. — Барменом в клубе. Чаевые хорошие, да и зарплата тоже, но смена ночью, так что… — Барнс очерчивает пальцем синяки, а Стив продолжает слабо улыбаться, разглядывая мягкие черты его лица вблизи. Наконец-то. — Почему «Б», Джеймс? Из-за фамилии? Я голову себе сломал, пытаясь понять, кто же мне пишет, — спрашивает Стив, пристально глядя в серые глаза. Он видит, что Баки точно так же, как и он сам, жадно разглядывает его. — Потому что Джеймсом меня зовет только отец в порыве гнева, все остальные Баки. От моего второго имени, — отвечает Барнс, а Стив лишь качает головой и усмехается. — Слушай, я все понимаю, но дай мне доучиться, быть отчисленным на последнем курсе… — Я не собираюсь кому-то отдавать эти записки, — перебивает его Роджерс, хмурясь. Он чуть смущается, но берет Баки за правую руку и ведет к столу. Тот не сопротивляется, отнюдь, идет за ним, не отрывая взгляда от глаз Стива. Роджерс мягко прижимает Барнса к столу и опускает ладони на чуть колючие от щетины щеки, приподнимая лицо. Он смотрит в светлые глаза с поволокой. — Ты ведешь себя так, будто знал, что это я оставляю тебе письма, — говорит Баки, чуть хмурясь. — Типа ты совсем не удивлен. Почему? Ты никак не мог догадаться. — Я наудивлялся, пока проверял работы, поверь, — отвечает Стив, поглаживая его щеку пальцами. Баки чуть прикрывает глаза и прижимается к его ладони. — И знаешь, я говорил себе, невозможно быть настолько везучим, чтобы из «Б» и «ББ» получить «Д» и «ДБ», но у меня каким-то образом получилось. — Баки в шоке раскрывает глаза, а Стив улыбается. — В смысле? — тихо произносит он, а потом опускает взгляд. — Мы даже не говорили с тобой никогда. Не думал, что ты вообще знаешь меня. — Тебе хватило просто врезаться в меня, — отвечает Стив, а потом добавляет: — Да и ты, знаешь ли, тоже не выглядел особенно заинтересованным. Постоянно спал на моих парах. — Баки усмехается и чуть опускает голову. — Прости. Я на всех парах сплю. Но под твой голос снились самые приятные сны, поверь. — Прощаю и верю, — говорит Стив, слабо улыбаясь. — Скажешь мне что-нибудь еще, прежде чем я тебя поцелую? — Баки приоткрывает губы, потом закрывает и отрицательно качает головой. Стиву большего не надо. Он опускает одну руку на талию Барнса, а вторую оставляет на его щеке и наклоняется. Его губы касаются губ Баки, и ему кажется, что где-то гремит гром, хотя на улице достаточно солнечно даже для начала зимы. Он зарывается рукой в каштановые волосы парня и углубляет поцелуй, а Барнс улыбается в его губы. Он не знает, сколько они целуются, и ему совсем не хочется отстраняться, чтобы выяснить, но это делает Баки. Его глаза прикрыты, а руки лежат на плечах Стива. — Говорил же, на вкус как кофе, — тихо произносит он, приоткрывая глаза и глядя на него исподлобья. Он начинает улыбаться еще шире, когда Стив вовлекает его в еще один поцелуй, с удовольствием прижимая к себе за бедра и чувствуя, как руки с плеч поднимаются и обвивают его шею. Он бы мог вечность простоять вот так, продолжать целовать этого парня, слушая совсем тихие и довольные постанывания, но, во-первых, они до сих пор находятся в аудитории университета, а во-вторых, его губы опухли настолько, что к ним больно прикасаться. Баки, отстраняясь, касается их пальцами, слегка поглаживая, а потом чуть наклоняется и целует его под челюстью, и Стив зарывается пальцами в его волосы. — Мне надо тебе кое-что сказать, — говорит Стив, и Баки отстраняется. Он начинает настороженно смотреть на него. — Пока ты не закончишь университет, нам придется скрывать… ну… — Стив чуть смущается, когда говорит это, — отношения… Если ты, конечно, хочешь со мной отношений. — Баки усмехается и слабо хлопает его по щеке. — Ты сомневаешься в моих желаниях? — Барнс опускает одну руку вниз, сжимая ладонь на ширинке Стива и ловя его вздох коротким поцелуем, усмехается. — Я собираюсь оприходовать обещанные мне три дюйма столько раз, сколько ты позволишь, — тихо говорит он, а Роджерс улыбается, но, убирая его руку, чуть отстраняется. Он с укором смотрит на него, и Джеймс вздыхает и усаживается на стол. — Бак… — говорит Стив, пробуя это имя. В каком-то смысле оно даже больше подходит Джеймсу. — Я понял, профессор, но только моя Наташа уже в курсе. Вернее, она была в курсе с самого начала, думаю, ты должен знать, — говорит он, а Стив кивает. — Я догадался, но она ведь не из тех, кто будет трепаться о своем друге, не так ли? — Баки кивает. — Отлично. Еще… — Выкладывай все, не думаю, что хоть что-то сможет заставить меня отказаться от тебя. Разве что у тебя стоит на животных, тогда ничего не получится, — говорит на одном дыхании Баки с ухмылкой, а Стив цыкает и начинает теребить завязку на его толстовке. — Нет. Ничего такого, Господи. — Он тихо смеется, а потом продолжает: — Я просто хочу сказать, что в некотором смысле я слегка… мм… консервативен, — чуть неуверенно говорит Стив, глядя в его глаза. Он присаживается на стол рядом с Баки, который продолжает заинтересованно на него смотреть. — Я ни с кем не встречался уже очень долгое время, с парнями так вообще не встречался, и я немного старше тебя и… — Подожди, ты девственник? — спрашивает Барнс, приподнимая бровь, а Роджерс резко краснеет и закатывает глаза. — Нет, я не девственник, может, дашь договорить? — А на это… — Баки похлопывает ладонью по нижней части бедра Стива, заинтересованно глядя в его глаза, — тоже не девственник? — Боже… — выдыхает Стив, отводя взгляд, а Баки, приподнимая брови, начинает улыбаться. — Да ну? Черт, да не может быть! Как вообще так? — Стив вздыхает, а Баки поднимает руки. — Я слушаю, профессор, продолжай. — Впрочем, Стиву кажется, что Баки его уже не слышит. Он смотрит на него так, будто прям сейчас разденет и повалит на пресловутый покоцанный стол. — Я говорил про то, что старше тебя. Пока ты не перебил с вопросом о наличии моей девственности, — с укором говорит Стив, а Баки пожимает плечами. — Сколько тебе лет? — спокойно спрашивает он. — Двадцать восемь. — Баки закатывает глаза. — Нашел проблему, всего пять лет, — фыркает Барнс со вздохом, а Роджерс продолжает: — Я это к тому, Бак, — серьезно начинает Стив, глядя в его глаза, — что если мы что-то начинаем, то мы есть только друг у друга. Никаких свободных отношений, других парней, девушек, еще чего, ну… Я, наверное, слишком много думаю, но я не могу по-другому, потому что это важно. — Баки лишь отрицательно качает головой. — В самый раз, профессор. У меня тут любовь на всю жизнь наклевывается, так что ты продолжай, а я потом выскажусь, хорошо? — Стив мягко улыбается ему и накрывает его здоровую ладонь своей. — Я, в принципе, все сказал. Я могу быть немного грубым в заботе. Например, я против того, чтобы ты не спал по ночам, как минимум заставлю подстричь немного волосы, ты из-за этой челки окосеешь рано или поздно. — Баки фыркает и усмехается, а Стив продолжает, убирая каштановые волосы за уши: — Хочу, чтобы твои синяки прошли. А, ну еще я против наркотиков. И сигарет. И частого употребления алкоголя. — Баки начинает в открытую смеяться. — А матом ругаться разрешается? — в шутку спрашивает он, но, видя взгляд Роджерса, со смешком добавляет: — Серьезно? Тебе точно двадцать восемь, а не девяносто шесть? — Стив улыбается ему, а потом вдруг хмурится. — И кое-что я точно не смогу для тебя сделать… — Баки приподнимает бровь. — Ну? — настороженно интересуется он, а Стив вздыхает. — Секс на этом самом столе, — он смотрит под них и пару раз стучит по нему кулаком. — Не думаю, что у нас когда-нибудь получится это устроить. — О, — тихо говорит Баки, он наигранно грустно вздыхает. — Видимо, мне придется с этим смириться. Обидно, конечно, чаще всего я представлял тебя именно на нем. И себя, кстати, тоже. Стив кладет вторую руку на его щеку, и ему кажется, что в районе груди теплеет, когда Баки, прикрывая глаза, прижимается к его ладони. Удивительно, когда кто-то настолько влюблен в тебя, даже особо и не зная. Он надеется, что сможет преобразовать эту влюбленность в любовь, он почти уверен, что у него получится. — Так что ты сам хотел сказать? — спрашивает Стив, а Баки, наклонившись, хитро щурится. — Мы сделаем тебе нормальные фотографии в Фэйсбук. А потом зарегистрируем в Инстаграме. Я покажу тебе, что такое селфи, идет? — Стив начинает смеяться и закатывает глаза, а Баки, поднимаясь со стола, кладет ладони на его щеки и, наклоняясь, крепко целует в губы. Отстранившись, он спрашивает: — Наверное, сейчас самый лучший момент, чтобы обменяться телефонами? — Лучше и не придумаешь, — отвечает Роджерс, вновь ловя улыбку Баки своими губами....
— Стив, как ты, блядь, мог не поставить мне блядский экзамен?! — слышит Стив сразу после того, как входная дверь его квартиры открывается. Сейчас он сидит на диване и переключает каналы, но, видя злющего Барнса, что входит в квартиру и разъяренно смотрит на него, выключает телевизор. И, конечно же, он изначально понимал, что ссоры ему не избежать, но сюрприз, который он приготовил для него, того стоит. Баки встает перед ним, его волосы растрепаны и чуть мокрые от снега, он даже не снял с себя куртку и обувь, с него капает на пол. И, скорее всего, не закрыл дверь, впрочем, напоминать об этом Стив не хочет. Потому что он никогда раньше не видел Баки таким злым. — Пересдача завтра, Бак… — начинает он спокойно, а Баки, сжимая зубы и бросая ключи от его квартиры на пол, чуть ли не шипит: — Ты меня завалил сегодня и успокаиваешь тем, что пересдача, блядь, завтра?! Ты совсем… — Прекращай материться, — перебивает его Стив, поднимаясь с дивана. Сам он уже давно в домашних спортивных штанах и теплом свитере. Он был уверен, что Баки не придет ночевать к нему еще на экзамене, когда тот посмотрел на него так, что если бы взглядом можно было убивать, Стив бы уже был трупом. — Прекращать? — Баки подходит к нему вплотную. И его взгляд выглядит настолько возмущенным, что невольно вызывает улыбку, которую Стив всеми силами сдерживает. Потому что нельзя умиляться с того, как злится твой парень, есть в этом что-то неверное. — Ты… что, блядь, считаешь это смешным? — Баки… — У меня одна лишь блядская пересдача, и кто мне ее поставил? — он начинает нервно прикусывать и так красные губы. — Собственный парень, может, я чего-то не понимаю, но так поступают просто полнейшие… — Баки… — перебивает его Стив, чуть наклоняясь к нему. — Нет, ты как это объяснять собираешься? Я ответил на все вопросы, я даже, блядь, не списывал, да даже если бы! — он хочет отойти, но Стив ловит его за запястье. Барнс сейчас похож на свирепого зверя. Растрепанный, обиженный, и его очень хочется поцеловать, но Стив опасается, что ему откусят язык. — Поверь, я оправдаю свой поступок. Честно, Бак, — тихо говорит Стив, чуть наклоняясь к нему. Баки смотрит на него с обидой и злостью, и Стив кладет руки на его гладкие в кои-то веки щеки. — Баки, ну разве я бы сделал что-то подобное без особой на то причины? — Просвети, — резко говорит Баки, грубо убирая его руки от своего лица. Роджерс лишь вздыхает. — Я не могу. — Роджерс, если у тебя такие приколы, то… — Стив не дает договорить. Он тянет его на себя и целует, зарываясь пальцами в каштановые волосы. Баки, как и ожидалось, прикусывает ему губу. — Лучше бы тебе сейчас меня не трогать. — Ты останешься? — с надеждой спрашивает Стив, облизывая нижнюю губу, что укусил Джеймс. Тот смотрит на него с небольшим прищуром, а потом, не говоря ни слова, разворачивается и выходит из его квартиры, яростно захлопывая за собой дверь. Стив со вздохом опускается обратно на диван. Что ж, он ожидал, что будет хуже. В любом случае, он успокаивает себя тем, что завтрашний день полностью оправдает его сегодняшний проступок. Они встречаются относительно недолго, прошло чуть больше месяца, сейчас конец января, и Стиву кажется, что он полный ноль в отношениях, и то, что Баки вот так вот ушел сейчас, только еще раз это подтверждает, но, черт возьми, отношения с ним, это, пожалуй, лучшее, что вообще случалось с ним. Тот часто ночует у него, бо́льшую часть времени они проводят дома или где-то, где их точно не увидят знакомые, но Стив ни за что бы не променял это на другие, открытые отношения, он подождет, пока Баки закончит университет, в конце концов, это его последняя сессия, останется лишь диплом и государственные экзамены, правда, после сегодняшнего Стив уже не уверен, захочет ли его Баки в научные руководители. И, может, все происходит слишком быстро, их слишком быстро утягивает друг в друга, так, что Стив даже вспоминать не хочет, как это, без Баки. Без его сообщений, без звонка утром, когда тот не остается. За эти полтора месяца Стив успел уговорить того уйти с работы из клуба, он следит за тем, чтобы тот нормально высыпался, чтобы под его невероятными серыми глазами больше не было синяков, он старается как можно чаще заставлять его губы растягиваться в улыбке, он обожает разговаривать с ним, обожает сцеловывать его ухмылку, обожает лениво целовать его по утрам в те редкие дни, когда тот остается у него, и ему кажется, он никогда не был так безнадежно влюблен. Даже первая влюбленность в одноклассницу из Британии не казалась ему такой яркой. И это первая их ссора, и виноват в ней абсолютно и полностью он. Стив поднимает копию ключей от квартиры, что дал Баки неделю назад и кладет их на небольшой столик в прихожей, после того, как закрывает дверь. В любом случае завтра Барнс возьмет эти ключи обратно. Ночью Стив набирает ему два раза. Оба раза его скидывают на автоответчик, и он больше не пытается. Стив ставит пересдачу на четыре часа дня из соображений, что девять ребят, не подготовившихся вчера, хоть что-то да подучат, а к пяти-шести вечера в университете станет меньше людей. Когда он заходит в аудиторию, все не сдавшие студенты уже на месте. Некоторые пытаются скрыть недовольный взгляд, а Баки принципиально сел на самый последний ряд и не смотрит на него. Только листает что-то в своем телефоне. Остальные корпят над конспектами. — Добрый день, убирайте все со столов, — говорит Стив, ставя стаканчик кофе на стол и снимая с себя кожаную куртку. Он раздает всем чистые листы А4, и когда поднимается к последнему ряду, слабо улыбается парню. Баки явно не выспался и на улыбку ему не отвечает. Он даже не смотрит ему в глаза, молча принимает листок. Роджерс ничего ему не говорит, да и что можно сказать ему при студентах, которые наблюдают за каждым его шагом. Впрочем, отходит он от Баки, убедившись в том, что тот прочел слова «отвечай последним» в углу листка. Тот хмурится, а Стив отходит от него. Когда последний студент уходит, закрывая за собой дверь аудитории, и внутри остаются только они с Баки, Стив выжидает несколько минут, прежде чем встать из-за стола и закрыть дверь аудитории на ключ. Он поднимает взгляд на Баки и указывает ему жестом подойти, а тот, хмурясь, поднимается с сидения и спускается к нему. Он недоуменно смотрит на него, потом на дверь, а через миг прикрывает ладонью рот, когда до него доходит, что сделал Стив. Его глаза широко раскрываются, и Стив не может сдержать усмешки и взгляда исподлобья с приподнятой бровью. — Так это… — тихо говорит Баки, а Стив поворачивает ключ еще раз и кладет его в задний карман джинсов. — Ты… ты!.. — У нас не так много времени, студент, — с наигранной строгостью отвечает Стив, подходя к нему вплотную. Он кладет ладони на шею Барнса, приподнимая его лицо большими пальцами. Баки неверяще смотрит на него, но, видя взгляд Стива, начинает радостно улыбаться, чуть открывая ровный ряд зубов. — Ты не перестаешь удивлять меня, профессор Роджерс, — тихо говорит он, а Стив ведет его к столу. Он упирается в него спиной, и Баки, сжимая короткие светлые волосы на затылке Стива, приподнимается и грубо целует его. Он раскрывает губы Стива своим языком и начинает остервенело целовать его, срывая тихие стоны с его губ. Как же он любит его поцелуи. Роджерс тянет его за черную водолазку, чувствуя слабый укус нижней губы. — Не торопись распускать руки, профессор, — шепчет Баки, прикусывая подчелюстной угол, он проводит языком вниз по косой мышце шеи и начинает всасывать в себя нежную солоноватую кожу, и, черт возьми, Стив не успевает залечивать мазями засосы, оставленные Баки. А тот, словно не замечая ничего вокруг, продолжает целовать его шею, оставлять на ней метки, пока Стив с тихими выдохами старается сильнее прижаться к нему. Он чувствует, как Баки вытаскивает его рубашку из джинсов и начинает расстегивать ее, чтобы поскорее коснуться его. Стив вздрагивает, когда холодные пальцы касаются кожи его живота, и Баки тихо смеется, начиная неторопливо зацеловывать места засосов. — Как всегда слишком горячий, — шепчет он в его шею и приподнимается, чтобы поймать губы Стива. В этот раз он не пытается доминировать, позволяет Стиву целовать себя медленно, с упоением, чувствовать себя, ловить каждый вздох и стон. И Стив чувствует, как сильно тот возбужден, он чувствует бедром, какой твердый Баки, он и сам возбужден, черт возьми, он думал о том, как это будет происходить, с тех пор, как ему пришла в голову эта идея. И реальность лучше любых фантазий. — Стив… — Профессор, — поправляет его Стив, открывая глаза и всматриваясь в серые глаза парня. Те горят возбужденным блеском. Тот пристально смотрит в глаза Стива и на выдохе произносит: — Профессор… — утягивая Роджерса в еще один поцелуй. Стив с неприкрытым удовольствием отвечает. Он держит руки позади себя на столе, а Баки стягивает с его плеч белую рубашку, чуть опускаясь, чтобы начать целовать широкие плечи. И, Господи, Стив не в состоянии сосчитать, сколько раз он просто лежал и получал удовольствие только от того, что Баки выцеловывал все его тело. Сейчас тот ласкает только плечи, целует их, покусывает, спускается к ключицам и проводит по впадинкам языком, вырывая с губ Стива тихие вздохи, которые с каждой секундой становится сдерживать все сложнее и сложнее. В те моменты, когда они лишь вдвоем, когда их ничего не сдерживает, Баки не торопится, размеренно покрывает все его тело поцелуями, укусами, Стиву кажется, что нет того участка его тела, который Баки бы оставил без внимания. Что уж говорить, Стив и сам не раз заставлял Баки лежать под собой и стонать в нетерпении, когда его возьмут. Но он никогда не торопился, всегда медленно и размеренно, не давая возбуждению спасть, заставлял его тело дрожать под собственными ласками. — Бак… — выдыхает Стив, прикрывая глаза, когда тот прикусывает его сосок и начинает мять его губами. — Такой чувствительный профессор, — тихо говорит Баки, поднимаясь и утыкаясь носом в его скулу. Он ведет поцелуи к уху и шепчет: — впервые мне такой попался. — Стив начинает улыбаться, и Баки втягивает его в очередной поцелуй, вместе с этим полностью снимая его рубашку и бросая ее на стул, что стоит позади стола. Роджерс остается в одних джинсах, и Баки проводит раскрытыми ладонями по его груди вниз к прессу, оглаживает пупок и касается пальцами косых мышц пресса, любовно оглядывая его. — Профессор Роджерс, — тихо говорит Баки, пристально глядя в его глаза, а потом опуская взгляд на опухшие губы, — я бы трахнул тебя на этом столе. — Он начинает улыбаться, и Стив, притягивая его к себе за шею, прижимается к его лбу своим. — Так в чем проблема, студент? — отвечает Роджерс, зарываясь пальцами в мягкие волосы. Баки лишь усмехается и принимается снимать с него джинсы. Стив скидывает туфли, а затем и джинсы с бельем, оставаясь полностью обнаженным перед парнем, и тот не удерживается и проводит по всей длине его члена ладонью, срывая довольный стон с губ. — Твои три дюйма в нетерпении? — спрашивает он, проводя по крупной головке члена большим пальцем, чтобы собрать выступившую каплю смазки. Он не перестает пристально смотреть в его глаза, наблюдает за реакцией на каждое свое действие, получая удовольствие только от того, что Стиву так хорошо с ним. А Стив не может не улыбнуться шутке, Баки не устает припоминать ему эти цифры, но улыбка перерастает в стон, когда тот сильнее сжимает руку на его члене. Ему так хорошо от того, что делает Баки, от того, как тот неторопливо проводит всей ладонью по члену, ласкает, сжимая руку на основании и опять ведя ее вверх. — Бак… — шепчет Стив, когда рука Джеймса подхватывает мошонку, начиная гладить и перекатывать в пальцах яички. — Черт, Бак… — Не выражайся, — передразнивая его, говорит Баки, а Стив в отместку прикусывает его подбородок, тут же поднимаясь к раскрасневшимся губам, чтобы оставить короткий поцелуй. Барнс убирает руку с его члена и кладет обе ладони на его ягодицы, крепко сжимая их, наверняка оставляя на коже следы от коротких ногтей. Он резко подхватывает Стива под бедра и усаживает на стол. Тот скрипит под ним, но, в принципе, выдерживает его достаточно немалый вес, а Баки не волнует скрип. Он встает между его ног и утягивает в поцелуй, поглаживая щеки ладонями. Он держит глаза чуть приоткрытыми, а Стив, разрывая поцелуй, выдыхает и спрашивает: — Сам-то раздеваться будешь? — Баки улыбается и играет бровями. — А то, профессор, — отвечает он, и Роджерс без промедлений тянет его водолазку вверх, кидая ее за стол к рубашке. Барнс сам расстегивает джинсы и переступает через них. Видя возбуждение Баки, Стив облизывает губы и начинает ухмыляться. Он тянет руку к твердому члену парня, чуть оглаживает его и второй рукой притягивает Баки к себе за шею, шепча на ухо: — Так сильно хочешь меня, Барнс? — Баки тихо стонет и коротко кивает, и Стив чувствует мурашки, что прошлись по коже того. — Я ждал этого так долго, дай мне насладиться процессом, — отвечают ему. Он чувствует, как Баки притягивает его к себе. Его бедра оказываются на весу, и он обхватывает поясницу парня ногами, опираясь на стол локтями. Не совсем удобная поза, но, черт возьми, в тот момент, когда Баки вплотную прижимается к нему, касаясь его возбуждения твердым горячим членом, он уже ни о чем не может думать. Лицо Баки выражает столько эмоций одновременно, этот пожирающий взгляд заставляет Стива дрожать, никто никогда не смотрел на него так, как смотрит Баки, никто никогда так бережно и вместе с тем настойчиво не касался, никто не произносил его имя с такой интонацией, что не нужны ни признания в любви, ни какие-то обещания. Он читает Баки как раскрытую книгу, и, Господи, как же сильно ему нравится то, что он видит. — Стив, — зовет Баки, прикусывая мочку его уха. Его ладони мнут ягодицы Роджерса, он раздвигает их, проводит пальцами по ложбинке, а потом опять начинает мять, впиваясь в кожу. Стив тяжело дышит, старается прижаться ближе, увеличивая трение, ему кажется, что весь чертов мир сузился до этой аудитории, этого покоцанного стола, до рук Баки, до его грубых прикосновений, до его губ, шепчущих несуразицу вперемешку с его именем. Роджерс не сдерживает тихий стон, когда один палец входит в него. Он знает, что должен, но не может, а Барнс, понимая это, прижимается к его губам, стараясь заглушить его. Он толкается бедрами в Стива, тихо выдыхает, чуть прикрывает глаза. Их языки сплетаются, и это даже поцелуем не назовешь, но, Господи, как же хорошо. Роджерс в который раз зарывается пальцами в уже и так растрепанные каштановые волосы и тихо выдыхает его имя, чувствуя, что уже два пальца входят в него и задевают кончиками точку простаты. Ему приходится прикусить собственный кулак, но Баки, убирая его кулак свободной рукой, крепко прижимается к его губам, заводя пальцы глубже. — Как же хорошо ты стонешь, — тихо говорит Джеймс и толкает его в грудь, заставляя полностью лечь спиной на стол. Стив приоткрывает губы и пристально смотрит за тем, как Баки обводит его взглядом. Длинные пальцы продолжают растягивать его, а свободная рука лежит на его груди. — Ты хоть представляешь, насколько красив? — спрашивает Баки тихим голосом, оглаживая его грудь. Стив не отвечает, он лишь сжимает зубы, чтобы в голос не застонать, когда рука Баки спускается вниз по груди, животу и касается его члена, сжимая его у основания. — Представляешь, сколько раз я кончал, думая о том, что трахаю тебя вот на этом самом столе? — Баки буквально сквозь зубы произносит эти слова, начиная ритмично водить рукой. И у Стива кружится голова, когда он одновременно чувствует, как пальцы Баки гладят его простату, а вторая рука ласкает член, собирая и размазывая по нему выступающую естественную смазку. — Баки… — тихо стонет он, когда тот меняет руки, смазывая его вход предэякулятом. — Черт, Баки… — Джеймс разводит его ноги и начинает гладить собственный член, чуть запрокидывая голову. Он прикусывает свою губу и тихо стонет. Стив не может перестать любоваться им. Не может не любоваться идеальными чертами лица, любимой ямкой на подбородке, растрепанными волосами, не может не любоваться стройным телом. От его голоса, от стонов Баки Стива бросает в дрожь, и, черт возьми, то, что Барнс до сих пор не верит в то, что именно его представлял Стив, читая все похабные записки, только его проблемы, потому что тот идеален. И Стив не устает его в этом убеждать снова и снова. Никогда не устанет. — Профессор Роджерс, — между тихими стонами начинает Баки, — что ты хочешь, чтобы я сделал? — тот спрашивает это с легкой издевкой, его пальцы разводят ягодицы Стива, он чувствует горячую головку члена, прижавшуюся ко входу. Баки медленно проводит языком по своим губам, продолжая наблюдать за его реакцией, а Стив безумно хочет его губы на своих. — Профессор, скажи мне, чего ты хочешь? — спрашивает он еще раз, несильно толкаясь, немного раздвигая собой узкое кольцо мышц. — Возьми меня, Барнс, — просит он, краснея от смущения, хотя вряд ли Баки это разберет за румянцем возбуждения. Он никогда не привыкнет вот так в открытую говорить об этом, в отличие от самого Баки, который не гнушается абсолютно никаких слов. — Скажи нормально, профессор. Чего ты хочешь? — Стив недовольно выдыхает и тянет его к себе за шею. Баки приходится согнуться над ним. Его лоб касается лба Роджерса, тот пристально смотрит в его глаза. — Стив… — Трахни меня, Бак, — произносит Стив, отчаянно краснея, но выделяя каждое слово. — Так, как хотел с самого начала. — Баки коротко ухмыляется и одним толчком входит в него, вместе с тем целуя, чтобы заглушить громкий стон. Стол под ними начинает скрипеть, но Стиву все равно на это, Баки крепко держит его за волосы и резко и глубоко толкается в него, глуша собственные стоны укусами в надплечье, и, черт, Стиву кажется, что там уже нет свободного места, но тот все продолжает кусать и зализывать собственные метки, продолжая буквально втрахивать его в стол. Джеймс грязно ругается, и Стив прикрывает глаза, отдавая себя ощущениям. Член Баки так хорошо попадает по точке, так здорово скользит в нем по естественной смазке, и звуки поцелуев, шлепков кожа о кожу, вперемешку с пошлыми хлюпаниями, тихие стоны - все это заполняет аудиторию и заставляет их обоих терять голову. Стив удерживает руки на спине Баки, не дает ему отстраниться, подставляется под укусы, двигает бедрами в такт толчкам, принимая в себя, царапает короткими ногтями его спину, прекрасно зная, как потом саднят эти места по собственному опыту, но ему хочется Джеймса ближе, глубже, буквально вплавить в себя, чувствовать каждой частичкой собственного тела. — Бак… — на выдохе произносит он, сжимая зубы, чтобы не стонать так громко от грубых толчков. — Бак… — Блядь, Стив, — Барнс чуть приподнимается с него, меняя угол проникновения, и Стив резко вскрикивает, сжимая его плечи. Тот начинает двигаться под определенным углом, и Стив не может связать мысли, в таком положении массаж простаты абсолютен, и он уже не может сдерживаться, Баки приходится закрыть его губы ладонью. — Видел бы ты себя сейчас, — начинает говорить ему Баки между стонами. Он не сбивается с ритма, трахает его жестко и глубоко, наслаждаясь этим так же, как и сам Стив, — ты так жадно принимаешь меня в себя. — Он совершает глубокий толчок, полностью входя в него, и останавливается, продолжая лишь немного крутить бедрами, создавая минимальное трение. Стив протестующе мычит в его руку, принимаясь самостоятельно двигать бедрами, но Баки не дает ему сдвинуться. Он чуть наклоняется над ним, чтобы смотреть в глаза. И, Господи, глаза Баки сейчас такие выразительные, ему и говорить ничего не надо. — В такие моменты я хочу кричать о нас на весь гребаный мир, профессор. — Он почти выходит из него, оставляя внутри только головку, чтобы опять толкнуться внутрь. Его рука чуть сильнее нажимает на рот Стива, глуша очередной стон. — Чтобы каждая чертова сука знала, кто тебя трахает. — Он опять начинает двигаться, перестает мучить его, перестает сдерживать собственные стоны, и Стиву впору тоже закрыть его рот ладонью, но все его тело превратилось в одну сплошную эрогенную зону, он ничего не может делать. Только лежать на этом гребаном столе, принимая в себя член своего студента, своего парня, в которого он до одури влюблен, который занимает уже черт знает сколько времени все его мысли. — Чтобы каждая сука знала, кого ты трахаешь. — Баки крепко сжимает зубы и выпрямляется, подхватывая его под бедра. Он откидывает волосы с лица назад и смотрит вниз на Стива. На его лице остался покрасневший след от руки Баки. Они оба на пределе, и Стив не может ответить, потому что язык заплетается от удовольствия. Он не может ответить, что ему плевать на всех, что ему никто не нужен, что он и так принадлежит Баки, без криков всему миру. Он может только протянуть руку вперед, чтобы Баки наклонился и сам коснулся ее щекой. Он может только провести по его лицу, провести по опухшим губам, по линии скулы, по длинным ресницам и выдохнуть: — Я твой. — Баки ловит его руку и подносит к своим губам, начиная целовать костяшки пальцев. Взгляд Баки стоит всех признаний мира. Тот возобновляет движение, двигается теперь более размеренно, его рука гладит член Стива, и оргазм накатывает волной. Стив громко вскрикивает и кончает, полностью расслабляясь. Он знает, Баки сможет удержать его. Сперма пачкает его живот и пальцы Баки, которые тот сразу подносит к губам, слизывая белесые капли. И, черт возьми, это слишком. Потому что с Баки всегда все слишком. Тому хватает пары толчков, чтобы догнать Стива. Он выходит из него и кончает на бедра и живот с громким стоном и запрокинутой головой. Стив приходит в себя быстрее. Он садится на столе, чуть морщась, и тянет к себе отходящего от удовольствия Баки, как только на ногах удержался? Тот улыбается и встает между его ног, утыкаясь носом в усеянное засосами надплечье. Его волосы чуть щекочут шею Стива, но тому все равно. Он зарывается в них пальцами и тихо смеется, чувствуя, как руки Баки обвивают его торс. — Стиви, — довольно шепчет Баки, поднимая взгляд. Его серые глаза до сих пор блестят, в них отражается радость, а губы растянуты в улыбке. — Ты простил меня за пересдачу? — спрашивает Стив, отдышавшись. Он чуть приподнимает брови, а Баки опять тихо смеется и кивает. Он минуты три не отлипает от него, продолжает обнимать, а Стив и не пытается отстраниться. И Стив не знает, сколько это все длилось, он знает только то, что сейчас очень сильно рисковал, но если бы у него вновь появилась возможность сделать это — он бы сделал. Потому что, ну что он за бойфренд, если не может исполнить самую главную фантазию Баки? Баки шутит на тему о подготовке, когда Стив достает из ящика стола новую упаковку влажных салфеток, а потом, после того, как они приводят себя в порядок, говорит: — Не забудь в ведомости проставить мне экзамен. — Стив усмехается его словам. — И чтобы это была гребаная пятерка. — Он протягивает Стиву свою водолазку, чтобы скрыть засосы, а сам поднимает его рубашку. Палевнее и быть не может, тем более, что водолазка ему мала, но он надевает свою куртку. Да и вряд ли кто-то будет задерживаться в университете под вечер. — Уверен, что заслужил пятерку? — спрашивает Стив, с удовольствием глядя на искреннее возмущение Баки. — Уверен, профессор. — Стив смеется и качает головой, видя, что тот уже неправильно застегнул несколько пуговиц рубашки, которая явно велика ему. Он подходит вплотную и чуть наклоняется, начиная расстегивать ее. Они смотрят в глаза друг друга. — На самом деле я проставил в ведомости еще вчера. — Он оставляет несколько верхних пуговиц не застегнутыми, а Баки приподнимает брови. Как бы он ни пытался пригладить свои волосы, те все равно безнадежно растрепаны, а от того, что тот пытается причесать их пальцами, становится лишь хуже. Стив надевает свою куртку, когда сам Баки надевает пуховик, и идет за ним на выход из аудитории. В коридорах и правда никого нет, по крайней мере, на их этаже, а все кабинеты закрыты. Из-за этого Баки спокойно идет рядом со Стивом, беспечно болтая о чем-то. — Подожди, ключи занесу, — просит Стив, останавливаясь у учебной части. — Жди меня здесь. — Баки кивает, а Стив, коротко постучавшись, заходит в комнату. В основной комнате никого нет, и он хмурится, потому что обычно дверь в таком случае закрыта, но решает не акцентировать на этом внимание и просто оставить ключи от аудитории. Он уже идет к двери, когда дверь смежной комнаты раскрывается, и из нее выходит незнакомый мужчина. Тот чуть приподнимает брови, замечая его, но потом его лицо перестает что-либо выражать, и Стив не успевает поздороваться, потому что слышит голос Соло. — Угроза, ты презики выброси… — Наполеон выходит вслед за мужчиной и не договаривает, потому что замечает Стива. И сам Роджерс только в удивлении раскрывает глаза. Во-первых, из-за начала фразы, а во-вторых, из-за того, что впервые видит Наполеона таким. Его рубашка явно помята и не застегнута до конца, кудрявые волосы торчат так, словно кто-то их целенаправленно растрепал, а на шее в самом видном месте стоит яркий засос. Впрочем, Наполеон не смущается, когда видит Стива, а вот мужчина, что стоит чуть впереди, резко краснеет. — Стиви, ты что здесь до сих пор делаешь? — Роджерс чуть хмурится, когда понимает, в какой ситуации поймал Соло. И почему от того это можно было ожидать. Он и не удивлен, что тот изменяет жене. — Пересдачу принимал, — просто отвечает Стив. Он идет через всю комнату к ним и протягивает руку мужчине. Поравнявшись с ним, он отмечает, что тот выше его почти на полголовы. — Стив Роджерс. — Илья Курякин. — Стив чуть хмурится, слыша имя. Где-то он уже его слышал, впрочем, Наполеон не дает додумать и сам говорит, ярко улыбаясь: — Тот самый, который сломал мне нос. — Стив приподнимает в удивлении брови, а Илья закатывает глаза. — Серьезно?.. Ты, что, всем об этом треплешься? — И, конечно, Стив не удивлен после имени, когда слышит такой отчетливо русский акцент. — Забавная же история. — Наполеона прерывает короткий стук в дверь. Все трое поворачиваются к двери, когда туда заглядывает Баки. Тот сначала смотрит на Стива, а потом на его лице появляется короткое удивление и улыбка. Он спокойно заходит в учебную часть, закрывая за собой дверь. — Илья, что ты здесь делаешь? — говорит он, но, видимо, когда замечает засос на шее Наполеона, добавляет: — А, понятно. — Тот подходит к ним и встает около Стива, а у самого Стива лезут на лоб глаза. Он удивленно смотрит на него, но Баки, игнорируя, поворачивается к Наполеону. — Профессор Соло, — говорит он, играя бровями, а потом, замечая удивленный взгляд мужчины, хмурится, — Соло? Что такое? — Так это был ты?! — тихо спрашивает он, указывая на Стива пальцем. Он переводит взгляд с одного на другого, а потом резко начинает смеяться. И его совершенно не смущает, что никто кроме него это не делает. Баки переглядывается со Стивом, а Наполеон поворачивается к удивленному Илье. — Угроза, помнишь, рассказывал о студенте, который пишет похабщину преподу? Так вот, это оказывается Баки, представляешь. — Что? Джеймс, какого черта? — недовольно и строго произносит Илья, переводя на него взгляд. Наполеон опять начинает смеяться, а Стив, похоже, теперь единственный не понимает, что происходит. — Это твое гребаное влияние, Наполеон! — говорит Курякин Соло, поджимая губы, чем вызывает еще один приступ смеха у мужчины. — Ты какого хрена рассказал об этом Соло?! — вдруг спрашивает у Роджерса Баки, возмущенно глядя в глаза, но Илья не дает Стиву ответить и разворачивает Баки за плечо к себе. — Лучше ответь, какого хрена ты такое преподавателям пишешь? Совсем с ума сошел? — Откуда вы все друг друга знаете? — спрашивает Роджерс у них всех, а Наполеон, вставая между Ильей, который, похоже, уже готов начать воспитательную беседу с Баки, и Стивом с Баки поднимает руки вверх, останавливая всех. — Во-первых, он ничего мне не говорил, просто обронил твою записочку в учебной части, и Стиву невероятно повезло, что ее заметил я, — начинает он, обводя всех взглядом. На его губах играет довольная ухмылка. — Во-вторых, мне нравится твой слог, ты правильно выбрал профессию! — Соло… — произносит Баки, краснея, и Стив приподнимает бровь. Баки только один раз краснел от смущения, и было это, когда Стив написал на его контрольной, что узнал, кто он. — Не перебивай. В-третьих, Илья родной дядя Наташи, и он знает Баки с тех пор, как ему было тринадцать, ну а я просто мужчина, которого этот русский тиран безумно любит вот уже… — Соло хмурится и опускает взгляд, — лет двенадцать? Тринадцать? — Боже, заткнись, Ковбой, — тихо говорит Илья, прикрывая лоб ладонью. На его безымянном пальце Стив видит точно такое же кольцо, как и у Наполеона. Интересно, чего еще он не знает? Ему кажется, что лимит удивления исчерпан, впрочем, он ошибается. — Блядь. — Не выражайся, — говорит Баки по-русски, чем в очередной раз удивляет Стива. — Ты знаешь русский? — пораженно спрашивает он у Баки, а тот коротко кивает, мол, потом объясню. — Я с тобой еще поговорю по этому поводу, не сомневайся! — Баки фыркает и поворачивается к Стиву. — Я забыл, Илья мой второй отец. И он тоже зовет меня Джеймсом, когда злится. Стив не отвечает, а Наполеон, наблюдая за его реакцией, усмехается. Он подмигивает ему, а Илья, замечая это, одергивает его, и Стив со вздохом берет Баки за локоть и сдвигает к себе за спину. Он примерно понял, что к чему, и ему хочется уйти из этой щекотливой ситуации как можно скорее, потому что Наполеон прекрасно видел, что пришел он днем в рубашке, которая сейчас на Баки, а волосы того растрепаны так же, собственно, как и волосы самого Наполеона. И взгляд Соло настолько красноречив, что его и комментировать не стоит. — Был рад познакомиться, Илья. Соло, до встречи, извиняюсь, что помешал… — Ты ничему не помешал! — сквозь зубы говорит Илья, перебивая его, а Наполеон вновь прыскает от смеха. Баки играет бровями, видимо, намеренно выводя Илью из себя, и Стив буквально выводит его из кабинета, утягивая за собой. Как только они отходят на достаточное расстояние от учебной части, Баки начинает смеяться. Стив тоже улыбается, глядя на него. — Черт, как жаль, что Наташи не было, когда они с Соло вместе, Илья краснеет на три тона ярче, — говорит Баки, отсмеявшись. — Ну, думаю, ты еще не один раз это увидишь, мы с Нат часто приходим к Илье и Соло, — задумчиво говорит он, застегивая пуховик и надевая капюшон. Стив одет более легко для минусовой температуры, но он знает, что, в отличие от самого Джеймса, мерзнет гораздо сложнее. — Так они женаты? — спрашивает Стив, чуть поворачивая голову к парню. Их обдает холодным ветром, когда они выходят из университета на улицу. Баки чуть ежится, а Стив борется с желанием притянуть его к себе и обхватить за плечо. Они оба направляются в сторону метро, и в этом нет ничего особенного, но Роджерс знает, что Барнс не выйдет раньше него на несколько станций, чтобы сделать пересадку и поехать к себе, он поедет вместе с ним. — Да, очень давно, — отвечает Баки, зевая и потягиваясь. — Это было как раз в то время, когда Нат переехала в Штаты. Она первое время жила у Ильи, так что и я был у него очень часто. Через месяца два-три что ли, помню то, что они даже универ не закончили. — Стив лишь хмыкает на его слова. — Что? — заинтересованно спрашивает Баки. Они заходят в вагон метро, сидячих мест нет, и им приходится стоять, прижавшись друг к другу. — Ничего, — неоднозначно отвечает Стив, а Баки закатывает глаза. — Говори уже, я буквально вижу твой мыслительный процесс, — говорит Баки, пристально глядя на него, а Стив неуверенно пожимает плечами. — Соло у меня преподавал. Даже как-то флиртовал со мной поначалу, это… наводит на мысли, — говорит он, а Баки, понимая, к чему он ведет, хмыкает. Их немного трясет в вагоне, и Стив иногда подхватывает Баки за плечо, потому что тот принципиально не держится за поручень. — Поверь, у них самый крепкий брак из всех моих знакомых, а их не мало, сам знаешь, — отвечает Джеймс. — Но измены… — Ты думаешь, Соло изменяет Илье? — Баки выглядит ненаиграно удивленным. — Да ты что, сколько себя помню, он чуть ли не облизывается на него. Тем более с их-то историей… Флирт — его манера общения. Илью это, конечно, бесит адски, но что он может поделать? — легко говорит Баки, а Стив фыркает и начинает с укором смотреть на него. — Я его очень хорошо понимаю, — отвечает Стив, а Баки лишь усмехается. — Думаешь, я не замечаю, что с тех пор, как высыпаться начал, более разговорчивым стал? — Прекрати, это даже не смешно, — говорит Джеймс, и Стив чувствует, как тот начинает гладить его пальцы своими и опускает взгляд на их руки. — Думаешь? — Не сомневайся, — серьезно отвечает Баки, глядя исподлобья на него. Стив не собирается спорить. Он отвечает на прикосновения пальцев, а потом все-таки нехотя убирает руку. Видя погрустневший взгляд Джеймса, он думает о том, что меньше, чем через год, сможет спокойно ходить по улицам, держа его за руку, сможет целовать его хоть в центре Нью-Йорка, сильно смущаясь. И сможет выставлять каждый день пресловутые селфи в фэйсбук, инстаграм и куда там Баки еще захочет. Правда, прежде чем рассказать их историю самым близким друзьям, нужно будет очень много выпить, но Стив считает, что это совершенно не проблема.