***
Чин-Сан шагала по холодному коридору Крэнстонской начальной школы, направляясь к кабинету школьного психолога. Поправив кардиган на плечах, она осмотрела комнату, в которой ей предстояло ожидать Карли Тамп. Женщина немного опоздала. Возможно, она была попросту занята и вся в работе. Но Чин-Сан это не смутило. Сын был трудным ребёнком, и ей нужна была помощь. — Мисс Джун? — наконец произнесла миссис Тамп. — Миссис, вообще-то. — Вы… — она опустила взгляд на папку, что лежала перед ней. — Замужем? — Нет, но называться «мисс», родив ребёнка, как-то неправильно, вы не находите? — Ну ладно, — Тамп продолжала вглядываться в свои документы. — Возможно, — несколько минут она внимательно рассматривала что-то в папке, после чего закрыла её и сложила на ней руки. — Я позвала вас сегодня, чтобы обсудить поведение вашего сына. — Я заметила, что он иногда бывает невнимательным, — предположила Чин-Сан. Миссис Тамп покачала головой и рассмеялась. Чин-Сан разглядывала лицо женщины — её рот обрамляла неприятная паутинка морщин. — Невнимательность — мягко сказано. Ваш ребёнок… — Его зовут Сын. — Сын, — повторила Тамп, растягивая имя, после чего открыла папку и что-то настрочила в ней. Было ясно — она не знала, как произносить его имя. — Он не может усидеть на одном месте, постоянно отвлекает одноклассников, когда те занимаются, перебивает учителя и задает странные вопросы. Вчера, во время тихого часа, он отказался ложиться спать. — В смысле, отказался? Тамп посмотрела на Чин-Сан как на женщину недалёкого ума. Ей это не понравилось. — Он не пошёл спать. Сказал, что не устал. — Как я понимаю, подобные действия неуместны. — Верно, — Тамп кивнула, сказав это без капли сарказма. — А на прошлой неделе он принёс кассету «Война миров» и напугал половину класса до полусмерти. Двое были так испуганы, что пришлось отправить их домой. Закусив губу, Чин-Сан напомнила себе отчитать отца за то, что он давал мальчику такие вещи, которые не следовало бы показывать маленькому ребёнку. Джину потребовалось десять минут, чтобы объяснить Сыну — ничего из показанного в этом фильме не существует и никогда ничего подобного не было, это просто история, сказка, но Сын, в свою очередь, не продекларировал своим одноклассникам то же самое. — Я хочу сказать, что он… он представляет собой угрозу. Чин-Сан быстро заметила, что в американской культуре важен зрительный контакт. У неё возникли трудности с адаптацией, в особенности — с этим, поэтому она использовала зрительный контакт так же, как пользовалась им до переезда в Америку. Как оружием. — Что вы имеете в виду? — мягко спросила она. — Ох, — Тамп быстро пошла на попятную, нервно перебирая пальцами. — У него склонность к насилию. — Склонность к насилию? Он набрасывался на кого-то из учеников или учителей? — Нет, но… — Это просто «Война миров». Вы можете быть уверены — я расскажу ему о вещах, о которых не следует лишний раз говорить и показывать. Он не жестокий, и он не хотел пугать ребят. Когда я забирала его из школы в тот день, он плакал. Он не знал, что сделал что-то не так. — Мисс Джун… — Миссис Джун, — Чин-Сан повысила голос. — Миссис Джун, я понимаю, что Вы заботитесь о своем сыне, однако он нарушает соответствующую атмосферу в классе. Я уверена, у него синдром дефицита внимания и гиперактивности. Чин-Сан побледнела. — Вы уверены? — Да. Это просто диагноз, а не оправдание его действий. Он не должен поступать так, как поступает сейчас. — Раз это диагноз, значит, он поставлен медиком? — Ну, нет… — Тогда это не диагноз. — Что ж, я уверена… — Я очень сомневаюсь в этом. Его отец ушёл от нас месяц назад, за несколько дней до того, как Сын пошёл в школу. Он очень хочет завести друзей, но он не знает как. — Повторяю: это не оправдывает его поведения… Пятилетний мальчик ворвался в комнату и споткнулся о собственные ноги. Чин-Сан наклонилась и протянула ему руку, но он, поднимаясь сам, оттолкнул её руку своим затылком. Глаза Тамп сощурились. — Я же сказала тебе ждать снаружи. — Umma*, Umma, я плосто был там, когда они говолили о плисельцах. Но дедушка сказал, сто где умилают — там неплавда, — прядь непослушных тёмных волос упала на правый глаз мальчика. Чин-Сан смахнула её. — А сто такое угоза? (*Umma — мама. А вообще это звучит как "омма") — Угроза, — Чин-Сан притянула его к себе и бросила на Тамп холодный взгляд. — Мы поговорим с вами позднее. На сегодня, думаю, мы закончили. Шесть дней спустя миссис Джун отправилась вместе с сыном на приём к местному психологу, который специализировался на обучении маленьких детей. Пухлые пальчики ребёнка, липкие от купленного по дороге мороженого, цеплялись за руку матери. — Ты помнишь, что я тебе говорила? — спросила Чин-Сан. Отпустив её руку, Сын растопырил три пальца и начал считать на них. — Зайти в дом, зайти в ванную, эм… — Помыть руки, — напомнила она. — А, да! — он с гордостью улыбнулся, словно сам вспомнил об этом. — Сейчас, — она остановила его и положила ладони ему на плечи. Стоя с ним лицом к лицу, она спросила: — Что ты сейчас будешь делать? Она подняла руки. Хлопок. — Зайти домой или в здание. Хлопок. — Зайти в ванну. Хлопок. — Помыть руки. Встрепенувшись, Чин-Сан осознала — она совсем забыла, что им нужно спешить, и вспомнила об этом только когда Сын начал что-то громко бормотать, глядя на небо. Она шагнула вперёд и взяла его за руку, прежде чем он свернул не туда, и пошла вместе с ним дальше по улице. Ритм помогал ему не забыть сказанные ею слова. Чин-Сан задумалась. Если бы ей удалось взять дополнительные часы на работе, возможно, она смогла бы купить ему музыкальный инструмент. Стоило им зайти в клинику, как Сын стремительно побежал в центр зала, бодро подпрыгивая. — В здание, в ванну! Мне нужно в ванну! Несколько человек, сидевших там, взглянули на него и добродушно рассмеялись. Чин-Сан догнала ребёнка и шикнула на него, прежде чем он успел устроить еще какую-нибудь сцену. Положив руку на его плечо, она тихо обратилась в регистратуру. Когда мальчика позвали на приём, миссис Джун, — ей было досадно, что её не пустили в кабинет вместе с ним, — мечтала большую часть времени во время его приёма. Мечтать и фантазировать было прерогативой её отца, не её. Но, по крайней мере, это было на благо ребёнка, ведь она думала о том, что ему полезно быть окруженным вещами творческого характера — барабанной установкой, столом для рисования, некоторыми игрушками, возможно, даже пришельцами — что в них плохого? — если следующие несколько месяцев на работе будут удачными. — Вы — мама Сына? Психолог, миниатюрная блондинка по имени Кимберли Браунслоу, робко засмеялась, когда они встретились взглядами. — Это часть философии нашего центра. По большей части мы ведём беседы с детьми, а не родителями. Я думаю, это приятное изменение для них. — Для моего сына — определенно, — Чин-Сан встала. — Он любит, когда его слушают. Она последовала за доктором Браунслоу в её кабинет. Женщины прошли мимо большой открытой комнаты с игрушками. Сын был буквально завален ими, и глаза его сияли от восторга. Он помахал матери. По крайней мере, ей казалось, что он махал именно ей, но лишь до тех пор, пока он не сказал: — Пливет, доктол Блаунос*. (*В оригинале имя доктора — Brownslow (если поделить фамилию, то получится два слова — коричневый (brown) и медленно (slow), маленький Санни делает ошибку, называя её Brownnose — если дробить на слова, то получится "коричневый нос") С трудом поборов желание прикрыть лоб и глаза рукой, Чин-Сан повернулась, чтобы принести извинения "доктолу Блаунос". — Немного ошибся, — засмеялась Браунслоу. — Можно... и так сказать, — пробормотала Чин-Сан. Они зашли в маленькую комнату, в которой было тесно из-за обильного количества мебели. Доктор закрыла за собой дверь. — Сын Джун абсолютно здоровый мальчик. — Нет синдрома дефицита внимания и гиперактивности? Доктор Браунслоу улыбнулась. — Нет. Он не умеет долго сосредотачиваться на чём-то одном, но для его возраста это совершенно нормально. Я понимаю, ему сложно с таким запасом энергии сидеть в школе, но если он будет выплескивать её на наших сеансах, я уверена, что нас будет ждать положительный результат. — Вы, кажется, понравились ему, — ответила Чин-Сан. — Я думаю, это прекрасная идея. Прекрасная идея, из-за которой барабанная установка может и подождать.***
— И так рождается ребёнок. Понимаешь? Сын кивнул. Он был неестественно тихим после несчастного случая и полученной в результате него болезни. Большее предпочтение он отдавал невербальному общению и ответам в односложные предложения вместо длинных и полных. И только неряшливые чёрные волосы, гладко уложенные у лба и торчащие в разные стороны по бокам, напоминали о прошлом Сыне — о том, который был до аварии. — Почему ты вообще захотел это узнать? — Я слышал, как доктор сказал, что я чуть не погиб. И я подумал — а что в противовес смерти? Я хочу больше знать о рождении. Отталкивая ужасные воспоминания о его болезни, миссис Джун улыбнулась. Её сын вернулся. — Так что насчёт моего рождения? — спросил он. — Роды длились полтора дня, но после этого ты появился на свет довольно быстро — доставка в течение двадцати минут, — усмехнулась она. — Мой отец был там? — Нет. — А дедушка? — Был. Но не в родильном помещении. Там были только я и ты, Сын. Он закусил губу. Миссис Джун хотела спросить, что его беспокоит, но вовремя прикусила язык. — Можешь называть меня Санни, как дедушка Джин, когда он навещает меня? Она поджала губы. Он опустил взгляд. — Если ты этого хочешь, Сын. Только в твоём имени нет ничего дурного. Быстро кивнув, он сказал: — О, я знаю. Это просто прозвище, меня устраивает моё настоящее имя. — Хорошо, Санни. В воздухе повисла тяжёлая, неловкая тишина. Они молчали. — Тебе нравится новая барабанная установка? — спросила Чин-Сан. — Ага. Разумеется, миссис Джун была разочарована, услышав вялый ответ. Пять лет она копила ему на музыкальный инструмент, чтобы наконец купить его. Однако её сын никогда не был намеренно неблагодарным, и потому посчитала, что всему виной — усталость от перитонита*. Чин-Сан молча осмотрела их квартиру: поверхность некоторых вещей потускнела и была покрыта пылью, в раковине на кухне — тарелка и три грязные чашки, разбросанные там и тут полотенца. Миссис Джун приходила домой слишком уставшей, чтобы посвящать вечера уборке, но она пыталась сделать всё возможное, потому как здоровье сына до сих пор вызывало беспокойство — он только вчера вернулся из госпиталя. Разноцветные воздушные шарики, купленные Джином, всё ещё висели под потолком, чинно выстроившись в ряд у зелёной стены, напоминая Чин-Сан о недавнем разговоре с Джином. (*Воспаление брюшины. Причин воспаления несколько, но в данном случае, мне кажется, подходит следующее: повреждение органов брюшной полости вследствие операции, проведенные на этих органах. Т.к. речь идёт об аварии и последующей за ней операции, отсюда, судя по всему, и болезнь. Клиническая картина: резкие, нарастающие боли в области живота, рвота, повышение температуры, учащенный пульс, падение артериального давления, у больного появляется чувство страха и чаще всего он находится в позе «эмбриона», т.к. в подобном положении меньше чувствуется боль. При местном перитоните (вовлечен один орган) летальность составляет 4-6%, а при разлитом (от 2-х органов до 6-ти) — более 45%) Сын внимательно смотрел на них. — Почему дедуля Джин уехал прежде, чем меня выписали? — Ему пришлось отправиться вслед за одним из своих пришельцев в другую страну, — женщина встала и подошла к шкафу, вытащив из него различные моющие средства, чтобы убраться в комнате. — В какую? — Не знаю. — Он сказал мне, что я предназначен для чего-то большего. Для того, на что есть намёк в комиксах. Может, он уехал из-за этого? Миссис Джун потребовалось несколько секунд для того чтобы ответить, полагая, что теперь её новый, отличный от прежнего ребёнок навряд ли будет против тишины и такой длинной паузы. Ей нужно было сказать ему правду, она знала это. Санни был слишком умным для того чтобы не заметить эту ложь, как и она сама в детстве, когда Джин придумывал различные оправдания своему регулярному отсутствию дома. — Он уехал, потому что я попросила его об этом, — наконец ответила Чин-Сан. — Я боюсь, что он слишком сильно повлияет на тебя своими рисунками, особенно сейчас, когда ты уязвим после травмы и ты должен для себя понять, что ты будешь делать со своей жизнью дальше, несмотря на чужие предубеждения. Он наклонил голову набок. Миссис Джун не привыкла к такому сыну. В любой другой день он бы разозлился, услышав эти слова. В любой другой день до аварии. Он побледнела. Что, если его поведение и его травма — её вина? — Что такое уязвимость и необъективность? — спросил он. — Уязвимость, это когда ты не можешь защитить себя, и неважно, касается ли дело твоего разума или твоего тела. — То есть, уязвимость, это словно ты обнажен и потому беззащитен? — Сын скорее "почувствовал" смысл слова, а не понял его. — Именно. А необъективность — убеждения, искажённые твоими собственными интересами. — О, нас учили в школе, что все телевидение — необъективно. — Да. — Ты жалеешь, что я родился? Миссис Джун повернулась к сыну, чьё выражение лица могло показаться на первый взгляд безмятежным, но она увидела в его чертах отпечаток беспокойства. Он поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядами. — Нет, конечно же, нет, — ответила она, затем резко спросила: — Как ты можешь спрашивать о таком? Он опустил голову. — Извини, мам. Миссис Джун скучала по тому времени, когда он звал её Umma. Но вместе с американским прозвищем Санни пристрастился и к американским фразам. — Почему ты задал именно этот вопрос? — требовательно спросила она. — Почему вопрос, не имеющий ничего общего с прежним? Так не делают. Вздрогнув, Санни опустил глаза. — Извини, — повторил он. — Ты винишь меня в том, что с тобой случилось? — прошептала она. Он поднял голову. Миссис Джун побледнела, удивляясь, что произнесла это вслух. — Мам, я не смог бы обвинять тебя в этом. Точнее, я не могу. Это невозможно. Она снова села рядом с ним, поставив стул так, чтобы быть к Санни лицом. — Прости, что я повысила голос. Я не должна была этого делать. Он улыбнулся. — Все хорошо, мам.***
Ослабив пучок на затылке, миссис Джун накрутила прядь седых волос у виска и тщетно попыталась избавиться от напряжения. В последнее время у неё было слишком много дел, слишком много работы и готовки. Слишком много всего. Подпрыгнув от звука открывающейся входной двери, она вытерла руки о кухонное полотенце и быстро направилась к гостиной, чтобы встретить Санни. Втайне Чин-Сан боялась его. Она больше не знала своего Сына. Если бы его пубертатный период проходил нормально, как у всех — ломался бы голос, рост стремительно увеличивался, а сам юноша был бы склонен к тоске, ей было бы легче принять его. Но волосы цвета сладкой ваты, личностный кризис, вегетарианская диета, холистическое мировоззрение, смена работ — одна страннее другой, — и, ко всему прочему, упрямое, настойчивое требование называть его Санни, вместо робких просьб об этом, когда ему было десять, — всё это было слишком много. Ко всему прочему, Джин донимал её просьбами навестить их, и она почти была готова согласиться, даже если бы это означало, что он, как всегда, принесёт много своих странных комиксов. Ей бы хотелось, чтобы он увидел повзрослевшего внука. Но в этот момент миссис Джун вспомнила об одной поразительной особенности Джина — удивлять её вне зависимости от обстоятельств. Единственной постоянностью в его жизни были постоянные перемены. По этой причине она запрещала ему оставаться надолго. Сейчас Санни был ещё более уязвим, чем пять лет назад, когда он болел. Более уязвленным во всём: в идеях, перепадах настроения, одежде и интересу к внеземным формам жизни. Казалось, что его мнение менялось едва ли не каждую минуту. Как бы сильно она не любила сына, иногда он казался ей безумным. Она была уверена лишь в одном: если Джин вернётся, он может сделать из Санни молодую версию себя — того, кто следует исключительно за своими мечтами и стремлениями, отсутствуя дома и не имея ни на что времени. Если Джин вернётся, она снова поссорится с ним, и Санни примет его сторону, а затем покинет её, совсем как Брендон и собственный отец. Миссис Джун напомнила себе, что она должна предотвратить это. Как отличник, Санни будет учиться в колледже. И, конечно, уедет от неё через три года, если не раньше. Не было сомнений, что он закончит обучение рано. Но Санни был больше расположен к другим вещам, и диплом в семнадцать лет к ним не относился. Санни выскочил прямо перед ней, и так близко, что она смогла разглядеть все прыщи, от которых он мучился ежедневно, и запрятавшиеся в чёрных волосах розовые пряди, что выглядели неопрятно из-за погрешностей в покраске. — Привет, мам. — Добрый день, Санни. Он засмеялся. — Почему ты всегда такая официальная? — Может, потому ты слишком легкомысленный. Покачав головой, Санни сказал: — О нет, сегодня мы не используем этот аргумент. Я хочу спросить тебя кое о чём. Он был подозрительно дружелюбным последние две недели. Миссис Джун знала, что она должна быть настороже. — В общем, — он шаркнул ногой и широко улыбнулся. — Я хочу тебя кое с кем познакомить. — С кем-то из друзей? — Ну, мы вроде как встречаемся. Миссис Джун думала, что на свидания ходят все пятнадцатилетние, но почему-то эта новость от собственного сына была несколько шокирующей. — Не могла бы ты что-нибудь организовать на ужин? Я помогу со всем, если нужно, — быстро добавил он. — Какой ты услужливый в последнее время. — Я знаю, — он почесал за ухом и посмотрел в сторону. — Я пытаюсь быть таким. Мы не ладили какое-то время. Я хочу это исправить. Сдерживая улыбку, миссис Джун направилась на кухню и достала несколько тарелок из посудомойки. — Ты и так много помогаешь по дому, Санни. Он подошёл к ней сзади, обнял худыми руками и положил голову ей на плечо. — Я знаю. Я же люблю тебя. Мисисс Джун потянулась за ложкой. — В таком положении неудобно готовить. — Я знаю. Ты в смирительной рубашке любви, в бермудском треугольнике преданности, в галактике... Она повернулась к нему и слегка ударила по плечу ложкой. — Если ты хочешь, чтобы ужин был готов вовремя, лучше вернись к своему гостю. Кыш. Он захихикал и поспешил ретироваться. Улыбнувшись, она дотронулась к поверхности Gyeranjjim*, дабы проверить, достаточно ли он охлажден для того, чтобы его нарезать. Убедившись в этом, она разделила яичную запеканку на три части и положила по куску на тарелку. Она не особо жаловала Gyeranjjim, но готовила его в основном потому, что это блюдо подходило для диеты Санни. (*Корейский холодный омлет) К своему удивлению, она вдруг поняла, что с нетерпением ждёт этого вечера. Ведь Санни привел кого-то домой. А у Санни всегда были проблемы с тем, чтобы заводить друзей. Ну, пускай сегодня был кто-то чуточку больше чем друг, однако… Голос Санни прервал её размышления, и тогда миссис Джун взяла две тарелки и направилась с ними к обеденному столу. — Мам, — Санни посмеивался. — Давай я отнесу. Лучше познакомься с Полем. Она вскинула взгляд вверх. Она должна была увидеть это, чтобы поверить: её розоволосый сын стоял бок о бок с юношей с длинными, русыми, неопрятными волосами. Санни взял его за руку и продолжал держать несколько секунд. — Садитесь пока, а я принесу еду и всё остальное. Поль сделал поклон головой миссис Джун со слабой улыбкой. — Я очень рад познакомиться с вами. Санни много говорил мне о вас. Она кивнула, не смотря на него, уголки её губ неохотно растянулись в улыбке. — Простите, — пробормотала она, повернулась и пошла на кухню, собираясь обменяться парочкой слов с Санни. Но он выскочил прямо перед ней, тем самым показывая, что этот вечер им придётся провести без личного общения. — Ты ходишь в одну школу с моим сыном, Поль? — тихо спросила миссис Джун. — Нет, я хожу в восточную, — его глаза опустились на тарелку перед ним. — Это выглядит вкусно. Что, — он посмотрел на Санни, — что это, кстати? — Gyeranjjim. Приготовлено из яиц, как омлет. Завтрак на ужин. Мама прекрасно готовит, — он посмотрел на неё сияющими глазами. Миссис Джун отрезала кусочек своей запеканки вилкой и опустила глаза. К этому времени она решилась возобновить зрительный контакт с Полем — когда он начал говорить что-то о гелиевых шариках. Сорок три минуты спустя Поль встал. — Рад был знакомству, миссис Джун. Надеюсь, мы ещё встретимся? Она кивнула. — Всегда рада гостям, — добавила она из вежливости. Санни тоже встал. — Ты пойдёшь завтра в школу, да? — спросил он, выходя из-за стола. Поль кивнул, поправляя воротник. — Отлично, — улыбнувшись, Санни клюнул его в губы. — Не могу дождаться химии. Направляясь в сторону кухни, миссис Джун посмотрела на своего долговязого сына, что провожал Поля к двери, и заметила руку юноши на спине Санни. Женщина прислонилась к столу и приложила руки к голове. Санни тихо подошёл к ней. — Что случилось? — Ничего. — Ты уверена? Ты выглядишь… растерянной. И за ужином выглядела как-то не так. Миссис Джун хмыкнула. — «Выгляжу растерянной». Мой сын, который привёл в дом парня, говорит, что я выгляжу растерянной! — Я… я не думал, что это так важно для тебя. — И ты не подумал даже предупредить меня, — вспоминая все изменения Санни за этот год: цвет волос, ужасные тофу бутерброды, капризность, вылет с трех работ, тон её помрачнел: — Ты из-за этого вёл себя хорошо в последнее время? Чтобы задобрить меня? — Нет. Я просто хотел быть хорошим. Миссис Джун не верила ему. Мир устроен не таким образом. — Достаточно хороший для всего, но не достаточно хороший, чтобы сказать мне: «О, привет, мам, я по мальчикам, и я просто даю тебе время смириться с этим, а не вынуждаю узнавать об этом в последнюю минуту, когда я притащу кого-нибудь домой», — сказала она и добавила без капли жалости: — Ты пытаешься достать меня? — Нет, мам, — голос его надломился. Миссис Джун не знала, не могла понять: всё это происходит с ним из-за переходного возраста или экзистенциальной тревоги? — Скажи честно, ты делаешь это специально? Чтобы лишний раз огорчить меня? Молчание. Что-то с грохотом упало в квартире этажом выше. — Я получаю хорошие оценки, не разговариваю с дедушкой. Что тебе ещё нужно? — он усмехнулся. — Я огорчаю тебя? Это прекрасная новость, потому что ты огорчаешь меня. Он ушёл, и шаги его становились всё тише и тише, пока не исчезли за яростно хлопнувшей дверью. Чин-Сан закрыла лицо руками. Началась мигрень. Всё должно было быть по-другому.***
Санни постучался в дверь прежде, чем миссис Джун была готова. Она приоткрыла дверь. — Ещё не всё. — Пять минут? — спросил он и вопросительно поднял брови, которые спрятались в его в фиолетовых прядях, спадающих на лоб. — Да, и в этот раз не возвращайся спустя четыре минуты. Он заставил её улыбнуться. — Тогда я пойду позвоню одной парочке. — Хорошо, — миссис Джун закрыла дверь и достала дракона из "Seollal"* коробки. (*"Seollal" — Соллаль, корейский Новый год. Не знаю, почему в оригинале он бы заключён в кавычки, но решила сделать так же) Два когтя снова упали. С недоумением, не веря в это, миссис Джун подняла их вновь. И это было праздничное украшение, за которое она отдала сто двадцать баксов? Да, было. Никаких больше покупок в интернете, и не важно, насколько часто и как громогласно Санни расхвалил этот метод покупок. Выйдя из квартиры к Санни, миссис Джун остановилась, когда заметила, что он до сих пор разговаривал по телефону. — Оливия? Рик с тобой? Да? Поставь вызов на громкую связь. Да, я приехал, я в порядке. Да, я сейчас у мамы дома, — пауза. — Во мне двадцать пять процентов чувства вины и семьдесят пять процентов нуждаются в отдыхе. Я свалил от профессора Сингера на выходных, — ещё одна пауза. — И что? Он мне не нравится, — третья пауза. — Хах, да, никто не будет петь* дифирамбы за хорошую оценку. Так что всё у меня хорошо, и будет... — он повернулся и увидел маму у двери. — Забей, мне пора идти. Рик, ты тут? Люблю вас обоих. Обнимаю-целую. Скоро вернусь. (*Здесь игра слов с именем профессора. Сингер (Singer) — певец. Мол, никто не будет петь певцу) Он оключил вызов, улыбнулся. — Обоих? — поинтересовалась миссис Джун и поманила его в квартиру. Его чёрные сапёрные сапоги с пришельцами застучали по линолеуму так, что трудно было бы разобрать его слова, благо, он ответил просто: — Ага. — На всякий случай хочу заметить, что я спокойно отношусь к тому, что ты предпочитаешь мужчин. Тебе не нужно встречаться с женщинами специально, против воли. — Что? — он бросил на неё лукавый взгляд. — Тогда... А! Я понял. Но я люблю и мужчин, и женщин одинаково, веришь или нет. Миссис Джун потёрла переносицу, покачала головой и улыбнулась. — Тебе нравится давать новый смысл термину "равенство возможностей"? — Ага! — расплылся в улыбке он. — Кстати, пять минут уже прошли? — Нет. Но я просто только что обнаружила, что новый дракон сломался. — Что? О, нет! — взгляд упал на сломанную вещь. Он поднял её. Третий коготь отвалился от основной части. — Ну, что ж, пришло время креативности, — Санни поднял скульптуру из папье-маше на плечо и поставил её на обеденный стол. Он сделал всё то же самое с тремя когтями, располагая их в шести дюймах перед драконом. Выпрямившись и повернувшись, он направил взгляд на миссис Джун. — Видишь? Он как будто он протягивает лапу под столом, а потом опускает её. Магия. Так, вроде, лучше. Скрестив руки и осмотрев конструкцию, миссис Джун медленно кивнула. — Да. Ты прав. Восхищена твоим мастерством. — Оу, мам, — он наклонил голову. — Ты что-нибудь слышала о дедуле Джине? Он сможет починить это? — Завтра. — Йей! — Санни попытался станцевать джигу, пока не споткнулся и не упал в рядом стоящее кресло. — Спасибо, что пригласила его. Миссис Джун пожала плечами. — Моя ссора с ним была очень давно. — Я это правда ценю, мам. — Да, я люблю тебя и знаю, что ты любишь его. — Ах... — он погрозил ей шутливо пальцем и рассмеялся. — Я знаю, что ты тоже любишь старика, только не хочешь говорить об этом. И тебе не обязательно говорить, потому что я знаю это. — Как мило с твоей стороны. — Видишь? Ты не отрицала моих слов. Я тоже тебя люблю. Её посетила внезапная мысль. Но слишком сложно было её озвучить в сегодняшнюю ночь. Миссис Джун хотела избавиться от неё, забыть, но Санни вдруг спросил: — Что такое? — Ты никогда не спрашивал меня об отце. Обычно естественно, когда ребёнок хочет знать о подобном. Опять же, с тобой всё не так. — Ага, и что только не сделаешь для сына, от которого вечно болит голова, — передразнил он, нежно взяв её руку и перевернув. Она даже не заметила, как он подошёл, несмотря на его неуклюжие сапоги. — Меня никогда не заботило, где он и что с ним. Он не хотел быть рядом. Хорошо, это его потеря. К тому же, я его едва помню. Миссис Джун обвила его руками. Несколько минут они сидели, молча обнявшись, и Санни, в своем спокойствии, казался ей снова маленьким мальчиком; в своём спокойствии и безмятежности казался куколкой. Сейчас он был совсем таким же, каким был до переходного возраста, когда устраивал истерики и в каждом его действии ощущалась ненависть к матери. Но он вырос из этого, и прыщи у него сошли, и долговязое тело, которое так неуклюже смотрелось в подростковом возрасте, окрепло и возмужало. Он сильно изменился. Внезапно она раскрыла глаза. Эти слова звучали лживо. Санни — её своеобразный, неразборчивый Санни — в течение долгого времени прокладывал путь для себя и таких же людей как он, таких же нонкомформистов. Людей, которые были с необычными взглядами, людей, которые видели мир таким, какой он есть, а не таким, каким его придумали другие. Он совсем не изменился. В отличие от неё. — Прости меня. Прости за все те минуты, когда я была плохой матерью, — прошептала миссис Джун. Санни отстранился. — Какие минуты? — Начнём с Поля... — Это было недоразумение, — покачал головой он, и на лице его отразилась боль. — Ты никогда не была плохой матерью. Не говори так о себе. Миссис Джун расчувствовалась, но нашла в себе силы быть терпеливой. Как и прежние миллион раз в последние двадцать лет. — Все матери делают ошибки... Но он наклонился и поцеловал её в щёку, обрывая на полуслове. — Ты лучшая мама, которую я только мог себе представить. Миссис Джун почувствовала, как глаза её наполняются влагой. Прошло десять лет с тех пор, как она плакала последний раз. Десять лет назад, когда она чуть не потеряла сына. Но он был здесь, живой. Живее всех людей на планете. И если он хотел идти по стопам дедушки, она заранее была уверена — он сделал мудрый выбор, который был лучше для него самого. Ей понадобилось много времени, чтобы понять то, что он знал всегда. Заставив себя улыбнуться, она посмотрела на Санни. — Gyeranjjim на кухне. Улыбнувшись в ответ, он сказал: — Ты лучшая, — и направился туда. "Ты лучшая мама, которую я только мог себе представить", — сказал он. Учитывая то, что его воображение было даже больше его сердца, он сказал очень много. Миссис Джун села, позволяя своему воображению вихрем пронестись над их жизнями. Хорошая карьера и поддерживающий партнёр для него, тихий выход на пенсию, может быть, даже несколько любовников — хороших людей. Возможно, даже несколько сразу — в конце концов, дети и так поступают в наше время. Миссис Джун была человеком с достаточно широким взглядом на мир. С таким сыном, как Санни, она должна была быть таковой. И не важно, что случится с ними потом, она знала: они всегда есть друг у друга.