И был мне голос

В нас тлеет боль внежизненных обид, Томит печаль и глухо точит пламя, И всех скорбей развернутое знамя В ветрах тоски уныло шелестит. М. Волошин

Когда Неклейменый первый раз теряет сознание, никто не обращает внимания. Они идут уже третью ночь подряд, без еды, перебиваясь только так вовремя подоспевшими фруктами, которые валятся на землю, перезрелые и сладкие. И потому Неклейменого Псионик просто относит на руках в сторону от дороги, и они все вчетвером отдыхают под белыми ветвями только зацветшей акации. Даже Долороза не особо обеспокоена этим — она больше волнуется за их сапоги, почти стершиеся подметки которых скоро покроются дырами и прорехами. И только Ученица обеспокоенно прижимает мягкую ладонь ко лбу Неклейменого, но успокаивается мгновенно, когда он открывает глаза и слабо улыбается, уверяя, что все в порядке. Второй раз это случается, когда Неклейменый говорит в небольшом поселении к югу от наземного дворца Императрицы. Он просто оседает без чувств, закатывая глаза, и из кинувшихся к нему троллей первым успевает Псионик. Он сосредоточенно считает пульс, пока Ученица и Долороза отгоняют остальных, говоря, что Неклейменому нужно пространство, что ему сложно дышать. От них отходят, но поглядывают уже настороженно и недоверчиво — за пророком и предводителем с настолько явной болезнью никто не пойдет. Понимает это и сам Неклейменый — когда он открывает глаза, его первыми словами становится: — Никто не должен знать, — и в его дрожащем голосе те самые нотки, слыша которые Долороза знает, что её сына уже не переубедить. Они соглашаются молчать и говорят ждущей толпе только одно: высшекровки. В ответ поднимается ропот, похожий на далекую грозу, и когда Неклейменый выходит из своего шатра, поднимая руку, призывая к тишине, и произносит: — Они постараются меня извести. Такой как я — бунтарь, более того — подстрекающий остальных, не нужен им, — Неклейменый шатается, и под его руку подныривает Ученица, с тревогой заглядывающая в глаза, тогда рокот перерастает в рев и ненависть: тролли вскакивают на ноги, их налитые кровью глаза сосредотачиваются на Неклейменом и он продолжает, стягивая всю силу их гнева в одну точку: — Поэтому мы должны стать одним целым, — голос Неклейменого обретает силу, глубину, в нем слышится та самая непреклонная и несгибаемая вера в равенство троллей, которая и привлекла к себе столько последователей. — Братья и сестры! — Неклейменый повышает голос, но кашляет, продолжая гораздо тише, изредка со свистом втягивая в себя воздух. — Забудьте прежние разногласия. Наш враг — Императрица и её ручные псы. Он пошатывается, его тень пляшет вместе с языками костра, ложится на лица всех собравшихся; в такие моменты Неклейменому кажется, что их лиц касается невидимое черное крыло. Он чувствует их ярость и гнев как свои собственные и уже кричит, срывая и без того больное горло: — Неужели мы так и будем терпеть?! Или мы покажем им, кто настоящие хозяева?! Ответный рев заглушает его кашель, но не может скрыть крови на его ладони, не может скрыть смертельной бледности. И тогда Неклейменый говорит негромко, но очень четко: — То, что вы видите — это попытка Императрицы избавиться от меня. В оглушительной тишине слышен только всхлип Ученицы — она прижимает руки ко рту и кусает себя изо всех сил. Пусть все остальные думают, что она расстроена, но Неклейменый знает правду — Ученица в ярости. Она ненавидит его ложь, и увещевания, и проповеди. Она мечтает о том мире, где не будет гемоспектра не потому, что заботится о других — нет, настолько эгоистичную кошку надо еще поискать. Ученица просто хочет всего его целиком одной себе, чтобы утащить в свою пещеру и прикопать там, в сухом и темном углу, изредка доставая поиграть. Неклейменого передергивает — она так и осталась той дикаркой, что он с Долорозой нашли пять оборотов назад. Но сейчас это уже неважно — Неклейменый улыбается — потому что он не достанется никому. Его сжирает изнутри та дама, что не любит делиться ни с кем. Мальчишкой ему было страшно — всегда нелегко знать, когда и от чего ты умрешь. Только теперь все иначе, он изменил судьбу. Неклейменый тяжело опускается на землю, окруженный кипящей, могучей и яростной силой. Теперь всё в его руках и ждет только слова, чтобы сорваться с цепи. И Неклейменый говорит: — Фас.