Оппа, я люблю тебя...

хосок, как обычно, шутит рядом с юнги. задевает самолюбие старшего по поводу его миловидных черт лица, соблазнительно приоткрытых губ, эстетично сложенного худого тельца. мин шипит, рычит, злобно косится, матерится про себя, но вслух может только фыркнуть. хочется в очередной раз ударить себя чем-то увесистым, типа сковородки, по голове и не звать больше хосока на ночевку. но так же хочется, чтобы все воспроизведенное младшим в шутливой форме на самом деле ему нравилось. чон устроился головой на бедрах юнги, не забывая ущипнуть того за филейную часть и упомянуть «любая девушка бы обзавидовалась». вроде как мину льстит внимание к его бедрам, но это глупое сравнение с женским полом уже нереально бесит. фильм, который они начали смотреть по кабельному, прерывается на рекламу, и там мельком транслируются тизеры к новому сопливому сериалу про любовь и тому подобное, и хосок находит что-то общее между главной героиней и юнги… — хён! — привстает со своего места хосок с очень довольной мордой, — скажи 'оппа, я тебя люблю', — и улыбается максимально широко. — у тебя мозги совсем расползлись, что ли? — юнги немного заикается, начинает слишком много думать и краснеть. — ну хён! с твоей милой мордашкой это было бы… я очень хочу глянуть. юнги кусает губы, потому что у хосока слишком заинтересованные глаза, от чего он не понимал, шутка это или завуалированная просьба., но ради безопасности своих невзаимных чувств, мин отодвигает навалившегося хосока. — вот так ты, да… чон дует губы и отодвигается. юнги знает, что через пару секунд хосок засмеется и снова навалится на вечно мерзлявого него, будет греть своим нескончаемым теплом и смехом., но он этого не делает. мин косится из-под чернявой челки на хосока, который прожигает экран телевизора с надутыми губами и дышит слишком шумно. мин кричит внутри себя. потому что его вдруг тоже до девчачьего визга одолела обида. как «вот так» поступил юнги? он хочет кинуть в хосока все, что попадется под руки и просто сказать все, что накопилось в обеспокоенном сердце. что хосока он правда любит. сильнее всех. что только он, чертегодери, может согреть его, а без него холодно так, словно у мина зимой открыты все окна. и зовет он к себе его не от великой дружбы или одиночества, а потому что юнги спит как убитый, чувствуя спиной г о р я ч е г о донсена. бомба в мозгах бесяче тикает, потому что мину и правда страшно, что он сделал что-то не то. вдруг пропустил, засмотрясь в бездонные глаза чона, что-то очень важное, сказанное между строк. для хосока это правда была не шутка. он хотел услышать от юнги это сраное «я тебя люблю» даже таким образом. пусть это была бы ложь, но чону бы стало в миллиард раз легче. он бы как обычно зажал его потом в умилительных объятьях, говоря какой он невообразимый лапочка и просто жил с осознанием, что когда-то да услышал от вечно ворчащего холодного хёна такие греющие душу слова. хосок хотел бы уже начать разряжать ситуацию, мол, «обманули дурака на четыре кулака, мин юнги беги за пивом», но, повернувшись, столкнулся с в край раскрасневшимся лицом юнги. его взгляд был направлен куда-то в хосока, челка чуть спадала на лицо и чон понял, что завис. на оголенном плече, на ногах в милых носочках, на дрожащей нижней губе… — оппа… — тихо выдыхает юнги, — я люблю тебя… у чона фейерверки в голове и в глазах юнги, как в японской мультипликации жанра седзе, когда главные герои идут на фестиваль и говорят что-то там о своих чувствах. — аааа! к черту тебя, чон хосок! какой я идиот, боже. божебожебоже, зачем!!! у юнги сердце превратилось в изюм от страха, кишки скрутило и от всего этого глупого, по его мнению, спектакля, он лишь поджимает колени и утыкается в них лбом, в надежде, что это спасет его от неминуемой погибели в виде хосока. и он почти угадал. чон целует юнги в висок, затем в часть открытой щеки и улыбается шире, чем когда-либо. — скажи еще разочек… — шепчет чон, как-то слишком томно, прямо на ушко. мин вздрагивает от толпы разливающихся по спине мурашек, косится на хосока, опять фыркает, но повторяет. — оппа, я люблю тебя. выудив горящее румянцем лицо мина из защиты рук и ног, хосок целует его мягко, держа за подбородок. юнги, как на автомате, цепляется за плечи чона, дрожит, потому что его разорвет сейчас от эмоций. ему впервые ужасно ж, а р к о. он горит изнутри и извне, даже воздух обжигает его ледяные конечности. чон блаженно шипит, когда холодные руки юнги переходят на его шею, притягивая к себе в более пошлый и глубокий поцелуй. мин до конца утягивает хосока за собой, ругаясь на себя, мол, «боже, что ты делаешь, дурак, куда так быстро, боже, нет, стой», но не может остановиться. обнимает хосока за шею, мычит, когда тот прижимается в ответ и забирается огненными руками под одежду, проходясь ими вдоль его тела. кажется, мин готов положить на это всю свою жизнь. ахренеть как приятно. поцелуи, что оставляет хосок на шее юнги, горят даже после того, как губы спускаются ниже. чон готов целовать, кусать мина за оголенные плечи, проходить языком по коже, потому что ему нереально плохорошо. эмоции, чувства, возбуждение… все в одном вихре крутиться в его голове. мин неожиданно такой ласковый, с губами слаще сахара и взглядом хуже пули в лоб. хосока накрыло окончательно. юнги прячет лицо за руками, когда чон задирает его футболку и целует во впалый живот, поднимается влажными горячими губами выше, посасывает соски. мин лишь поджимает ноги, выгибается в спине и держит в себе стоны как может, но срывается, когда рука младшего сжимает через домашние шорты его стояк. чон целует его снова, не сильно кусает за губу, чуть ухмыляется, когда старший весь почти ломается под его руками. чон отстраняется, смотрит на юнги и улыбается. — и я тебя люблю… — люби меня сейчас, пожалуйста, не языком, а то двину пяткой по твоей довольной роже. — шипит юнги, отводя взгляд в сторону. — ну, смотри… ты сам попросил. мин не понимает, что звезды перед глазами — это намек на то, что не надо огрызаться на хосока, или то, что он очень внятно донес мысль, потому что воздуха не хватает для вздоха, тело ломает и гнет, и стонет он давно уже в голос, забив на соседей. хосок готов потеряться от одного вида полуобнаженного хёна с оставленными на ребрах и шее засосами, с влажными от поцелуев губами и разведенными для него ногами, но чем дальше все заходит, тем сильнее он в него влюбляется. чон берет его чуть больше, чем нежно, входит каждый раз до упора, оставляет следы от рук на любимых бедрах, целует с языком, заставляя юнги задыхаться. все слишком хорошо, от чего оба думают, что спят, и лишь сильная хватка со звонкой отдачей помогает понять, что все прекраснее, чем может быть во сне.