Чревоугодие

Никто не знает, какие дерьмовые картины прорываются в мою голову, когда я закрываю глаза. Из каких мрачных, больных идей состоит моё сознание и каким зловонным дымом всё окутано у меня внутри – я в буквальном смысле полон дерьма, оно живёт во мне от рождения, наполняет весь мой разум и тело, течёт по моим венам, заключено в коде моего ДНК и составляет основу моей личности. Я отлично знаю, что состою из всякой гадости, поэтому ничего из приходящего мне на ум для меня не удивительно. Когда я засыпаю на бетонном полу, в куче хлама или без неё, я вижу тех, кому не повезло – я их люблю. Наедине с собой я могу себе в этом признаться: люблю, называю мудаками и люблю, поливаю дерьмом в глаза и за глаза – и очень, очень люблю, за это же ненавижу их. Потому что кто я по сравнению с ними? Я даже не имею права на эти чувства. Вот почему я так противен себе. Чаще всех мне снится Терези – моя, моя Терези, умная и обаятельная Терези, которой я ни в чём не смог помочь и которая справедливо вытерла об меня ноги и выбросила меня, а я был бы и не прочь ещё раз быть выброшенным, обиженным и раздавленным, но зато ею. Я всё ещё люблю её – так же, как всё ещё люблю всех, кто больше не делает вид, что любил меня. В реальности я не смею подходить к ней, а во сне она целиком пожирает меня, оставляя только жалкий и голый костяной каркас, красный от остатков моей грязной крови, которая уже вся на её лице. Моя кровь вся на её лице, её лицо всё ярко-красное, в грязи, во мне, в ошмётках моего отвратительного тела – и всё это стекает по её подбородку, через вырез футболки ей на грудь. У Терези зубастый, как у акулы, рот, а её язык огромный, как хайбладская выпуклость. Он проходится по моей грудной клетке изнутри, оплетается вокруг моих рёбер, вокруг моих костей, жаждуще и беспомощно разбросанных перед ней, и земля под моими останками впитывает её слюну, мою кровь и все жидкости, наполнявшие мои потроха, которые она тоже проглотила. Камнями моя Терези раскалывает мне кости, чтобы добраться до костного мозга – и шумно высосать его. Я всегда иду на это добровольно по сюжету сна. Я вижу вдали её жуткую, тёмную, вечно голодную фигуру и радостно иду к ней – целоваться. Когда я подхожу, она очень нежно и любовно откусывает мне нос, отчего я слышу хруст даже внутри черепа, и она тоже очень громко хрустит, пока жуёт. По моему лицу течёт много крови. Я весь в ней, но для Терези я пустившая в её руках сок спелая вишня, и мои руки в крови, моя одежда, моё развороченное одним движением лицо – всё только делает меня в её глазах привлекательней. Желаннее. Аппетитнее. Она говорит, я красивый. Она говорит, я конфетно-красный. Она говорит, я хороший и нравлюсь ей. Я таю. А она снимает кожу с моих щёк и ест её. Потом я протягиваю ей свои кровавые руки – она хрустит моими пальцами, выплёвывая косточки, как котёнок, и я так люблю её. Я весь горю от этого и от боли, утопая в потоках собственной крови, сладкой уже даже на мой вкус. Я сочное мясо, я спелая ягода, я её завтрак, ужин и обед. Когда ей будет нужно, я буду рядом. Когда мне будет нужно, она будет пожирать моё лицо. А я буду хотеть, чтобы она поскорей запустила в меня руку и вспорола мой живот. Я хотя бы буду чувствовать, что она любит меня. Это будет сочно, это будет сладким мокрым сном, а не кошмаром, и я проснусь с выпуклостью, трущейся изнутри о мою ширинку. Под конец перед моими глазами даже промелькнёт счастливый конец, где она заботливыми руками нежно соберёт меня заново. Чего не хватает – выплюнет, что уже переварилось – слепит из грязи. Мне подойдёт. После таких снов обычно хочется самому больно укусить себя.