Последний танец для самоубийцы

Это печально, но вместе со мной умрет еще одно существо. Хотя его никто и не видит, кроме меня, не слышит, не ощущает, не может даже понять, что он прошел мимо или сквозь них. Ах, моя тульпа! Я создавала тебя не для того, чтобы убить. Я надеялась жить с тобой, жить лучше, чтобы появился дополнительный смысл. Видимо, время сейчас стать эгоисткой - самой настоящей, что без зазрения совести будет делать все для себя, ни для кого больше. Так и надо жить людям. Чтобы умереть. Ты что-то пытаешься мне сказать? Прости, в ушах шумит, не разберу ничего. Подожди, я допью этот брикет таблеток и снова услышу тебя. Или нет.

***

Милое лицо исказилось в гримасе мучений. Слезы образовывались в уже опухших красных глазах, что щипали от каждой новой капли, заставляя физически страдать еще больше. Последствия боли скатывались по щекам и жадно ловились языком, пытаясь уберечь одеяла и одежду от влаги. Вместе с обычной водой, что даже не прошла стандартный фильтр, а была небрежно залита прямо из-под ржавого крана, солеными слезами запивались белые капсулы. Молодая девушка тихо вскрывала упаковку прописанных ей в малой дозировке таблеток, что призваны были отгонять от ее разрушающегося разума тяжелые мысли. От их силы действия становилось еще хуже. За окном еще не опустилось солнце, находясь на достаточном расстоянии от горизонта, чтобы оповещать об еще не законченном дне. Летний ветерок ласкал шторы, перебирая складки сатина, будто аккуратные привидения ткачей, представляющие красоту проделанной работы на изделии. Но прекрасный вид этого теплого вечера не доходил до глаз ранее упомянутой девушки, что сидела в углу комнаты на своей чердачной кровати. Там до нее не доставал ветерок из полуоткрытого окна, не тревожил слух голос выдуманного друга, она накрылась почти с головой одеялом и пила уже десятую капсулу. Ей неведомы последствия. Муки для нее - ничто. Однако, когда девушка сбросила пустую яркую полностью распакованную пластину на пол, до нее начали доходить звуки и шевеления со стороны. - Маленькая! Резко выпрямившись, "Маленькая" задела головой натяжной потолок, забыв, где сидит. Она наклонилась вперед, но от высоты и принятых лекарств закружилась голова. Хотя, возможно, последнее было самовнушением. Она взглянула сквозь пелену слез на ярко прорисованный образ парня, что еле-еле доставал головой до каркаса непосредственно кровати. - Я знаю, что ты танцевала раньше, может, хотя бы сейчас забудешь все и повальсируешь со мной? Это будет романтично, - все пытался привлечь к себе внимание убивающей себя девушки тульпа. До слуха ее донеслись слова, но проанализировать их девушка смогла лишь через какое-то время. О, боже, хотя бы он не пытался ее отговорить! Он поступал, как настоящий человек, пусть и несуществующий - он пытался думать о себе, привлекать к себе внимание, он не пытался выглядеть святым. Господи, да он тульпа, он не может быть святым! - Согласна, - даже не пытаясь сделать из своего голоса подобие бодрой уверенной интонации, девушка слезла с кровати по железной лестнице, что обжигала своим холодом босые ступни и оголенные ладони. Она смела все в стороны, не щадя ни стол, ни тумбы, лишь бы было место. Распахнув дверь на балкон, девушка вдохнула новый воздух, что рвался в помещение, имея легкие, но твердые преграды. Шторы забились в победном танце, будто имели чувства, будто любили воздух. Сатин скользил в складках, шурша и мешая сосредотачиваться. Но это и не нужно было. Комната была ни на что не похожа: вещи были сдвинуты по углам, ковры с пола сняты и повешены где-то на столе, зато в центре ламинат был не расчищен разве что от пыли. Ей неведомы последствия. Ее не интересует, что будет, когда родители найдут ее, еле живую или даже мертвую, заваленную, быть может, грудой вещей. Она лишь подала руку кавалеру, что был с ней примерно одного роста, что подгонялся под то, чтобы общение было непринужденным, и посмотрела в его большие открытые глаза. Они встали в пару. Нет, это было не так, как на изнурительных тренировках, не как на турнирах, это было романтично. Без особой расстановки, без позиций и утяжелений, она - в одном халатике, босиком, он - в бриджах и бесформенной майке, тоже без обуви, пара держалась друг за друга одними руками, другими же приобнимая друг друга. Будто сейчас и не вальс вовсе, а они окажутся в каком-нибудь летнем лагере, все такие веселые, влюбленные, живые, под очередную попсу, скрывая неприязнь к ди-джею, будут перешагивать из стороны в сторону. И ничего не было. И он не тульпа, а простой парень. И она никогда не думала глотать такое количество убийственных капсул. И все рады. И все счастливы. Но в ее голове звучит иной ритм, убыстренный, так считается венский вальс, а не второсортный медляк. Кажется, с чьих-то губ срывается кроткое "Ии...", что для обоих явилось необязательным, но эмоционально скрашенным, и от того необычайно приятным символом начала танца. Первые шаги девушке удавались тяжело и непривычно, опираться на тульпу не было смысла. Позже она даже свыклась с такой странной парой, партнером, что был осязаем, но не имел плотности. Пинает, распихивает вещи сильнее, чтобы ногам уже ничего не мешало, однако на втором круге вновь приходится спотыкаться о вещи, как и на третьем, на пятом, восьмом... Ее голова гудит от безостановочных кругов, и, казалось, таблетки начали разъедать ее желудок раньше времени из-за этого. Оторвавшись без особых усилий от партнера, она побежала в ванную, стараясь не задохнуться, не захлебнуться собственными внутренностями. Она сует два своих уже похолодевших пальца в разгоряченный от тяжелого дыхания рот, чтобы все прошло быстрее, чтобы вернуться к танцу, однако резкая и тяжелая боль пронизывает ее в области желудка, заставляя кричать и корчиться от боли. Она вывернулась из ванной и оказалась на кафельном полу, хватаясь за живот. Ее вывернуло будто полностью на пол, и она поспешила все затереть, однако тошнота волнами подступала вновь и вновь, заставляя кривиться и пытаться держать себя над ванной. Девушка включила душ и начала лить ледяную воду на голову. Капли попадали в глаза, нос, рот, но так она пыталась отвлечься от отмирающего желудка. Было еще не поздно отступить, помучиться денек, но чтобы завтра уже быть, как прежде... Только вот она не знала, как это. Затерев пол какой-то рядом стоящей шваброй и смыв все, как только боль отступила, девушка присела на только что вымытый кафель и облокотилась на ванну. Оказалось, что она не закрыла дверь, и через проем на нее жалостливо смотрел тульпа. Ах, как он ее понимал, они же были одним целым, лишь отколовшимся. В нем было то желание жить, находить смысл и искать, искать, ради чего все мы существуем. Она пожертвовала ему это и осталась ни с чем. Она сама стала будто тульпой, и было бы лучше, если бы таковой и была. Она не хотела жить, хотела бессмысленно существовать, шляться по миру без благ и прочего, чтобы не видеть этих осуждающих взглядов, чтобы никто не мог ее видеть. С такими мыслями она и заснула. Включенный душ лил свои ледяные капли на ее спутанные волосы, будто на ту самую недавно использованную швабру, одинокие глаза, будто в них вновь сыпанули острые песчинки, больно слезились, закрывались, сон одолевал, болезненная смерть шла...