После всего

Стемнело. Внезапный порыв ветра принёс аромат близкого дождя, смывшего привычные городские запахи. Кроуфорд обнаружил, что стоит на перекрёстке, уставившись в темноту узкого извилистого переулка. Позади неоновыми огнями сиял оживлённый проспект. Кроуфорд колебался некоторое время, сам удивляясь собственному малодушию, но не решаясь идти туда, где его давно ждали. Его не оставляло чувство, что впереди поджидает что-то очень неприятное, если не сказать больше, какое-то ужасное событие, сравнимое по своей значимости и неотвратимости с небольшим Армагеддоном. Но вечно пребывать на этом рубеже между светом и тьмой он не мог себе позволить, и потому шагнул вперёд, в последний момент едва справившись с желанием по-детски зажмуриться, чтобы не видеть того, чего категорически видеть не хотелось. Кроуфорд был готов ко всему, но всё равно, свернув за угол, он словно получил жестокий удар в грудь, от которого едва устоял на ногах. Этот Парень сидел на земле, грузно привалившись спиной к стене дома. Свет качающегося на проводах фонаря выхватывал то слипшиеся на затылке волосы, то тёмные пятна, испещрившие асфальт. Руки сидящего безвольно лежали ладонями вверх, ноги были вытянуты вперёд, как у уличного попрошайки. Под запястьями и лодыжками натекла кровь, из чего Кроуфорд заключил, что у него перерезаны сухожилия. «Фарфарелло порезвился», — отстранённо подумал Кроуфорд, подходя ближе.  — Что-то ты задержался! — подскочил Шульдих. Рыжий сиял безумной улыбкой, распространяя вокруг себя адреналиновую ауру, и на мгновение Кроуфорду захотелось его убить.  — Надо было, — глухо обронил он. Сидящий услышал его голос и очень медленно поднял вверх голову. На его щеке набухал чёрной кровью вырезанный ножом крест, лицо распухло до неузнаваемости, но он собрал остатки сил и выдохнул:  — Где моя сестра? Куда вы её увезли? Голос прозвучал жалко — слабым набором хриплых звуков, отдалённым эхом его обычного резкого голоса, — подумалось Кроуфорду.  — Какая разница! — беспечно отмахнулся Шульдих. — Кто теперь за ней поедет. Тебя, наконец, можно скинуть со счетов, Фудзимия! Кроуфорд вытянул руку с зажатым в ней пистолетом.  — Может, не стоит тратить на него пулю? Фарфи с удовольствием закончит начатое! — предложил оживлённый сверх нормы Шульдих. Кроуфорд не ответил. Он прицелился и спустил курок, в этот момент не испытывая ни сожалений, ни боли. Тело сидящего дёрнулось навстречу выстрелу, и тут же опало ворохом бесполезного тряпья. Кроуфорд подошёл к мертвецу и опустил ладонь на его макушку, пачкаясь в застывающей крови. Рука соскользнула, пальцы ухватились за свисающую из уха длинную трубочку и дёрнули вниз. Серьга так и осталась зажатой в его ладони, когда Кроуфорд развернулся на месте и деревянным шагом пошёл прочь, высоко неся внезапно ставшую тяжёлой и больной голову.  — Эй! Ты же сам знаешь, что это было необходимо! — донёсся до него крик Шульдиха. — Кроуфорд! «Знаю», — мысленно ответил Кроуфорд, но тьма уже неотвратимо наваливалась на него, поглощая все мысли и воспоминания. Он проснулся весь в поту, яростно комкая подушку. Сердце стучало как бешеное. Знакомая физиономия нависала над ним, встревожено моргая длинными ресницами.  — Брэд, ты чего? Кошмар приснился, да? Снова? Кроуфорд кивнул и сел на кровати, обхватив себя за плечи. Утреннее солнце до слёз резало глаза. Шульдих плюхнулся рядом, обнял собственнически, возвращая любовника с того света на этот. Кроуфорд уткнулся носом в рыжую макушку. Знакомый запах приятно пощекотал ноздри, сердце угомонилось наконец, и ощущение уюта и тепла вернулось, спугнув ночных призраков. Всё было как обычно по выходным — долгий утренний завтрак, кофе со сливками из эмалированного кофейника, новостная передача по телевизору, заглушающая короткие реплики неспешной беседы. Кроуфорд ждал, что кошмар, как всегда, рассеется. Эта ночь не была исключением из правила — он часто видел во сне нечто странное: кирпичные стены, заляпанные кровью, погони и стрельбу, и всегда неизменно рядом с ним оказывался Шульдих, только во сне его присутствие действовало совсем не так, как в реальной жизни. Шульдих из сна не походил на того милого, обожающего рождественские подарки и утренние поцелуи парня, с которым Кроуфорд привык делить кров и постель. Тот Шульдих был язвителен, циничен и жесток, и вряд ли для него было хоть что-то святое. Но он был полезен, и Кроуфорд даже во сне чувствовал их прочную, почти родственную связь, которую невозможно было порвать без риска для собственной жизни. По счастью, вскоре сны забывались полностью, и уже на к обеду Кроуфорд навряд ли мог вспомнить, что мучило его ночью. Но во время следующего кошмара он вспоминал все, виденные ранее, и то, как они выстраивались в логический ряд, пугало до чёртиков. Странно было то, что простой торговец недвижимостью видит подобные сны. Кроуфорд не помнил, чтобы отличался особой тягой к приключениям. Он и отпуск-то предпочитал проводить на скучном респектабельном европейском курорте, полностью застрахованный от всяких неожиданностей, и даже некоторый эксцентризм, свойственный Шульдиху, не мог заставить его изменить этот стиль жизни. Неоднократно Кроуфорд предпринимал попытки посетить психоаналитика, но всякий раз ему что-то мешало. То лёгкое недомогание, то внезапно навалившиеся дела, то смена настроения, в результате которых он с чистой совестью отменял визит. Впрочем, не настолько сны мешали ему, чтобы он был всерьёз обеспокоен. Ведь они очень качественно забывались. После завтрака любовники отправились на прогулку. Шульдих часто подшучивал над устоявшимися привычками Кроуфорда, нежно величая его «старым пердуном, начисто лишённым воображения и авантюрной жилки», но Кроуфорд предпочитал не обращать внимания на эти подначки. Ему было необходимо придерживаться какого-то определённого расписания, и он старался по мере сил. Но сегодня рыжий любовник даже не заикнулся о «забавных привычках» Кроуфорда. Он шёл на шаг позади, и Кроуфорд, оглянувшись, заметил мимолётную усмешку, исказившую углы его нервного рта. Усмешка эта, так не свойственная ЕГО Шульдиху, поразила Брэда — слишком часто он видел её на лице Шульдиха во сне, и это так неприятно врезалось ему в память, что он зябко передёрнул плечами. Увидев это, Шульдих догнал Кроуфорда и взял его под локоть. — Что снилось на этот раз? — мимоходом поинтересовался он. — Снова кровь-кишки? Кроуфорд неопределённо пожал плечами.  — Уже забыл, что ли? — не отставал Шульдих.  — Пока помню, — проронил Кроуфорд. — К сожалению, но, надеюсь, скоро забуду. Уж очень неприятно всё это помнить. Снилось, что я застрелил какого-то парня. И снял с него серьгу. Вырвал из мочки, с трупа!  — Жуть какая! — вставил Шульдих, и глаза у него сделались шальные.  — До сих пор чувствую эту серьгу, словно она у меня в кулаке зажата. Кроуфорд посмотрел на свою ладонь, сжав и разжав кулак.  — Не стоит так сильно переживать, — Шульдих приобнял его за плечи. — Давай-ка лучше куда-нибудь сходим, развеем твою хандру! Мучительные воспоминания не доживут до вечера, уж он-то об этом позаботится, как заботился уже лет пять. А достопамятная серьга собственноручно выброшена им вместе с мусором, чтобы ничто вещественное не потревожило хорошо почищенную память бывшего Оракула. А сейчас солнце ласково грело, птички чирикали, зеленела трава — и все атрибуты безмятежного существования прекрасно замещали такое недавнее и кровавое прошлое.