Его безумие

− О, Миша! – произнёс сидящий в темноте Рэнделл, который расположился на кровати возле стены, – А я тут с тобой разговариваю! − он по детски улыбнулся и показал рукой на стену впереди себя. Только сейчас Совергон, стоящий на пороге комнаты, заметил небольшой листок, висящий на скудных и как будто серых обоях. Лист был сильно помятый и безумно тусклый, будто его несколько раз стирали в ручную. На нём был изображён… он. Михаил Совергон, собственной персоной. − Всё хорошо? – осторожно подходя ближе, сказал только недавно вернувшийся с записи альбома, блогер. «Конечно нет!» − ответил парню разум. Всё не могло быть хорошо у человека, улыбка которого из детской медленно превращалась в безумную. Не мог быть в порядке парень с недельными мешками под глазами. Не чувствовал себя прекрасно исхудавший до сумасшествия Даня. − Да… Присаживайся, − вопреки всем ожиданиям Совергона, вроде бы жизнерадостно ответил Рэнделл. − Хорошо. С недоверием и опаской, но парень всё же сел рядом, на кровать, с каждой секундой отмечая всё более странное поведение Данила. − Это мой личный психолог, − представил фотографию Рэнделл, − Он меня всегда выслушает, поймёт и примет, − «Потому что это просто рисунок» − отметил Совергон, − Хочешь-выскажись. Миша вопросительно приподнял бровь. Это он серьёзно? Всё со стороны казалось глупым розыгрышем. Но это сказано было с такой уверенностью, что видеоблогер уже начал верить в безумие друга. «Что бы не значили его действия, надо подыграть, то есть по реальному высказаться.» − вздохнул парень. − Можешь не называть причину своего состояния, просто опиши его. От голоса Рэнделла Совергон вздрогнул и вышел из некого транса. − Ла-а-а-адно…− протянул Миша, − У меня как-то пусто на душе. Будто взяли и вырвали все чувства. При этом и оставили их всех. Страх, боль, лень, разочарование… Со мной всё нормально, доктор? – закончив своё описание, в шутку спросил блогер. − Он говорит, что с тобой всё в порядке… − после минутного молчания, без доли сарказма, абсолютно спокойно и серьёзно ответил Даня, − Ну, а я… Как давно я тебе не жаловался? – обратился к листку Рэнделл, − Когда в последний раз был день, когда ты не видел моих слёз? Когда на моей руке не было свежих порезов…? – парень слегка приподнял рукав, висящей на нём кофты, так, что Миша увидел изуродованное множеством глубоких порезов запястье. − Так, Даня, это уже не смешно! Завязывай! – опомнившись, затряс руками перед глазами друга Совергон. − Отстань, очередная галлюцинация! – отмахнулся от него Рэнделл, а потом продолжил, будто ничего не произошло – Когда ты в последний раз видел мою искреннюю улыбку, не для подписчиков? – Миша судорожно сминал одеяло, не зная, что делать, − Когда я в последний раз видел настоящего его? Когда я приходил с хорошими новостями насчёт Миши? Совергона будто током пробило. Даня продолжал что-то еле слышно бормотать, но глаза его были такими пустыми, а улыбка такой горькой, что Миша уже перестал сомневаться во вменяемости друга. Самого же Рэнделла жутко трясло. − Это я, Даня! Это я!!! – повторял Совергон, тряся за плечи друга. − Да, отвянь уже! – он безразлично сбросил руки Миши со своих плеч. Бывший летсплейщик не имел понятия, что делать. Смотря на Даню, его самого начало потряхивать. Из глаз полились слёзы от одной мысли о том, до чего может довести безумие Рэнделла. Это было со стороны так странно и так страшно одновременно. Два близких человека постепенно теряют друг друга, не имея представления о том, как это исправить. − Ты обычно на этом моменте исчеза… − это было единственное, что смог сделать Миша. Поцеловать его. Это было единственное быстродействующее средство, известное Совергону. Держа ладони на подбородке Дани, парень впивался в давно желанные губы. Внезапно Рэнделл обмяк в руках Миши и распахнул глаза. Щёки обожгли его горячие слёзы, когда он понял, что человек напротив-реальность, что он живой, настоящий, его… Всё это было так странно, неестественно, спонтанно. Но им было наплевать на это. Они просто наслаждались друг другом. Им не нужен был никто, не нужны были слова. Им хватало их самих. Они навсегда запомнят эти безумно солённые, чужие губы.