Он помнит

Её имя обжигает мягкой сладостью нёбо, и Барнс ощущает вкус карамели на кончике языка. Где-то на краю сознания он видит её фигурку, затянутую в шелковое платье лазурного цвета. Будто бы под цвет его глаз. Нежная… Баки не помнит её имя, но ощущение её близости распарывает грудную клетку не хуже кода активации на русском, который замораживает сознание настолько, что забываешь даже звук собственного голоса. Звук её голоса он помнит… Мягкий, тихий, переливчатый. Он слышит смех, сладостным лавандовым эхом отдающийся в висках. Он слышит её шепот, медовой нугой разливающийся по губам: «Джеймс…» Желание… Он помнит… помнит жар кожи под своей ладонью, мягкие изгибы тела, которых касались его пальцы. Она дышит жарко, горячо, обнимает его за шею крепко, а ладони холодные, словно ледышки — посылают мурашки по всему телу. Хрупкая… Хрупкая в его руках. Кажется, сдави он её бионической рукой чуть сильнее, кости начнут трещать, ломаться, а потом осядут белоснежно-кровавой пылью к ногам. Ржавый… Это наваждение. В действительности её нет. Он знает. Ведь если бы она была, разве он был бы здесь? Разве ушел бы?.. Но она так реальна… Ступает босыми ногами по холодному полу в его растянутой брусничной кофте, кутается в рукава, как в муфту, и улыбается — слишком лучезарно, слишком ярко. Так, что глаза слепит, но оторвать взгляд он не в силах. Обжигающая… Она обжигает его своей искренностью, абсолютной открытостью и каким-то отчаянием вперемешку со сметающей нежностью. Он помнит нежно-персиковые розы — маленькие, хрупкие в его руках, которые он ей дарил. Семнадцать… Семнадцать персиковых роз. Семнадцать… Он помнит её руки — изящные, длинные, и ладони — хрупкие, тонкие. И запястья, которые обвивают две тонких цепочки с месяцем-подвеской. Он помнит, как внимательно следит она ореховыми глазами за туркой с кофе, которое стоит на плите. Он помнит лучи восходящего солнца, играющего в её золотых волосах. Её волосы — тоже солнце. Солнце на солнце… Рассвет… Жарко. Её объятия жаркие, и лишь ладони холодные. Он греет их своим дыханием, ощущая, как она медленно оттаивает… Его Снежная Королева. Он плавится от прикосновений её губ к коже, крепче сжимает в объятиях, когда она зарывается пальчиками в его волосы. Ему так жарко, что кажется, будто бы он горит заживо. Печь… Он помнит обвиняющие зеленые глаза. В них столько ненависти и злобы. В них молнии расходятся бликами оглушающей ярости. Барнс не против умереть. У него как-то пусто и глухо слева под ребрами. Там, говорят, у людей находится сердце. У Зимнего Солдата его нет. — Ты убил её! — шипит спидстер, его голос вздрагивает, срывается, и он превращается в размытое пятно. — Ты выстрелил ей прямо в сердце и оставил истекать кровью… — По его щекам текут слезы, а Зимний Солдат вдруг чувствует, как начинает задыхаться. — Ты не причинишь мне вреда, — шепчет медовый голос, забирая его в теплую постель и нежные объятия. Она верит ему. Он это помнит. Нет… Он не мог… Девять… Она зашивает его раны осторожно, бережно, а Баки с и без того быстрой регенерацией чувствует себя самым счастливым пациентом на земле. У неё руки в латексных перчатках кажутся теплыми, а губу она прикусывает слишком интимно, не отрывая взгляда от его ран. Барнс старается продраться сквозь дымку воспоминаний… Вот оно, имя… Сладкое, мягкое, как мороженое, тающее на языке. Вот оно — запах зеленых яблок, лаванды и меда. Он должен вспомнить… Добросердечный… — Я говорил ей, что тебе верить не стоит, но она не слушала! — голос спидстера звенит, разбивается хрусталем на кусочки/осколки. Баки не помнит. Он не помнит крови на руках. Он не помнит бездыханное тело на полу. Он помнит лишь умопомрачительно длинные ноги, выглядывающие из-под его кофты. Только откуда, если она его мираж, которого не существует? Возвращение на родину… — Не уходи… Прошу, останься. — Он сопротивляться ей не может. Он не может сопротивляться её рукам и глазам, обещающим рай на земле и вечную жизнь в бесконечности. Он должен вспомнить! Он обязан… Один… Удар обжигает с неуловимой быстротой. Барнс отлетает к стене, ощущая неприятное жжение в ребрах. Срастется. Нестрашно. Он стреляет быстро, и смытое пятно замирает, чуть покачивается. И тут Барнс вспоминает… — Джеймс! Это не ты! Остановись! Прошу тебя, остановись! — У неё руки в крови, потому что она рану на животе зажимает так, что кажется, тонкие пальчики должны переломиться давно. У неё губы синие, подрагивающие, а сама она белая, словно простынь. — Я ведь люблю тебя, Джеймс… — У неё слезы текут по лицу. — Я знаю, что ты там. Я знаю, что ты меня слышишь. Он стреляет, не моргая. Прямо в сердце и переступает через её тело. Это не Джеймс Барнс. Это Зимний Солдат. Товарный вагон… Ему кажется, что он больше не сможет вдохнуть. Он ощущает влагу на лице, удивляясь, что не заметил, когда пошел дождь. Забывая, что он в здании. Ему кажется, что все краски мира исчезли. Он вспоминает. Он всё вспоминает… Кейтлин… Его прекрасная Кейтлин… … — Солдат? — Я жду приказаний.