Я тоже личность.

Совсем небольшая комната, в которой ютятся дети. Их тут восемь или десять. Они все жмутся друг к другу, чтобы не замерзнуть, ведь на улице середина зимы, самые холода, а у них нет даже простого одеяла, чтобы укрыться и насладиться блаженным теплом не от чьего-то тела. Они все дрожат. Дрожат от страха, в предверии новых ужасов, что уготовила им судьба,а вернее сумасшедший доктор Вернанд. Они дрожат от холода, ведь их комната - самая холодная комната во всем здании. Наверно, любой бы на их месте забоялся, ведь вы можете лишь представить те мучения, что они испытывают, а они все это чувствуют. Они каждый день смотрят в глаза этому психу, смотрят на его бешеную улыбку и окровавленный халат, что он носит, похоже, даже не снимая. Они каждый день получают все новые и новые шрамы. С каждым днем их доза таблеток все больше и больше. С каждым днем им все сложнее сдерживать то бешенство, что таится в них. Четверо детишек, что всегда неизменно сидели в этой комнате, вот уже несколько долгих лет, что переносили больше других адских мучений, сидели крепко обнявшись в самом уголке комнаты. Ни у кого из них не было имен. Лишь цифры. Пустые цифры, что ныне играют для них всю важную роль. Маленький мальчик, челка которого закрывает его глаза, слабо улыбается и склоняется к зеленоволосому парнишке, чтобы что-то ему прошептать. Он гладит его по голове, растрепав волосы, которые мылись раз в месяц или в два из шланга, который Вернанд протягивал в эту комнату. Он просил детей раздеться и мощной струей холодной воды "мыл" их, что занимало лишь пять минут максимум, а потом он шел дальше, в другие камеры. Мальчик с изумрудного цвета глазами улыбается, как-то особо счастливо, что-то говорит остальным двоим и они начинают тихо напевать какую-то незатейливую мелодию, чтобы хоть немного поднять дух остальных детей, некоторые из которых только только сюда попали, которым предстоит пройти пичканье таблетками, разлука с тем счастьем, что у них было и жуткая нестерпимая боль, заставляющая орать, срывая голос. Им начинают подпевать. Все ведь знают эту мелодию. Там, за стенами этой комнаты, эта мелодия лишь похоронный марш, а тут - спасение. Мелодия становится все громче. Песня звонко разносится по коридорам, заставляя все камеры петь. Все теперь хоть немного, но с поднятым духом, с надеждой на то, что сегодня они наконец-то умрут. Наконец закончатся всё, что тут было. Но Варнанд не глухой. Злобные, громкие шаги все ближе подходят к 204 камере, в которой тихо отсиживаются зачинщики сего беспорядка в его идеальном царстве боли и страданий. Он зол, нестерпимо зол. Все уже прекратили петь, лишь №5,3,7 и 8 продолжали напевать мотив единственной известной им песни, все надеясь на то, что вот-вот все закончатся. Никому не узнать, как они завидовали тем детям, что уходили и больше не возвращались. Все знали, что они ушли в тот мир, где нет всего этого ада. Они ушли туда, где нет боли, крови или криков. Где все хорошо. Варнанд берет за шкирку первого попавшегося шкета, из этой четверки, №5, закидывает его на плечо и выносит из комнаты. Он даже не заметил, что №5 уже успел попрощаться со всеми, отдав им честь правой, свободной рукой. Как же он надеялся на то, что почувствует вкус свободы, что наконец сможет выйти из этой тесной комнатушки на волю. Но не суждено сбыться мечтам этого мальченки, хоть и надежда умирает последней. Уложив ребенка на кушетку и крепко привязав его к ней ремнями, он смотрит на оголенное тело мальчишки, решая для себе, что же с ним сделать сегодня. Когда в его глазах пролетели озорные искорки, надежда, что теплилась в №5, незаметно все разжигала свой пыл. Как же он надеялся на скорое спасение. Взяв в руки скальпель, и даже не потрудившись дать кляп мальчишке, чтобы не оглохнуть от его криков, он делает небольшой разрез меж его ребер. Жуткая боль пронзает тело мальчика. Она настолько сильная, что сразу же после крика, что слышали, наверное, все в здании, он теряет сознание, но новый надрез не дает ему спокойно отдохнуть в неведении. Когда он закончил, тело мальчонки напоминало зебру,глаза были полны слез, а еще в них можно было заметить, что он сдался. Он опустил руки и не намерен больше бороться. Теперь он был уверен, что именно их не убьют просто так. Насильно открыв ребенку рот Варнанд запихал ему горстку таблеток и залил все водой,заставляя выпить все, даже те капли, что упали на пол, не взирая на закашлявшегося экспериментального образца. А ему не оставалось ничего, кроме как, поборов унижение, слизывать воду с грязного пола, по которому наверняка бегали крысы, на котором побывала кровь всех детей, что когда-либо лежали на этой койке. Эти полы никогда не мылись. Они были столь же неизменны, как и заплатанный кровавый халат Варнанда. Когда он вернулся в камеру на него смотрели с жалостью. Словно бы извиняясь за то, что он не умер. что они не смогли помочь. Он сел в другой угол комнаты, обнимая свои коленки в попытке согреться, не смотря на жуткую боль от ран. Он хотел просто быть один. Не хотел ни жалость, ничего. Ему было наплевать на все. Он смирился. Смирился как и многие, кто был когда-либо в этой комнате. Кто ушел безвозвратно. №3 аккуратно подполз к мальчику и приобнял его. Он знал, что тому холодно. Тут не держатся по одному. Тут нужно быть всем вместе. Убирая его челку он заглядывает в его глаза и ободряюще улыбается, тихо говорит: скоро будет и наш черед. Он всегда это говорил, когда кто-то опускает руки. Но сейчас не помогло. Сейчас он действительно сдался, устал от попыток умереть, попыток подавить крики и боль. Ему так захотелось просто умереть, за пару секунд. Мальчик целует пятого в щеку, гладит по голове и прижимает к себе, словно приглашая выплакаться, даже не жалуясь ни на что, ведь все знают, что тут к чему. Все знают, как это сложно, больно, нестерпимо. И он плачет. Тихо шмыгает носом и незаметно подрагивает в хрупких руках другого мальчонки, непрерывно повторяя шепотом: да когда уже закончится этот ад? Они все уже устали. Устали от того, что не видят света, не могут подышать воздухом, а кто-то даже и вовсе не видел солнца. №7 и 8 тоже обнимают 5того, они жмутся друг к другу не понятно для того, чтобы согреться, или потому, что вместе плакать - куда проще. Они были тут дольше всех. Они заслужили свободу. Хоть какую-то. - Я больше не могу - тихо прошептал №5, крепко сжимая руки в кулаки и утирая свои слезы. - Никто не может - столь же тихо сказал №3, раскорябывая себе ногтем руку - побочный эффект от этих таблеток. Мальчик, что был ближе всех к двери, начал истошно кричать, у него пошла пена изо рта. Но никто не спешил ему помочь. Все говорили, что ему повезло, желали удачи. Варнанд пришел только тогда, когда все закончилось. Он забрал бездыханное тело мальчика, которому еще даже не дали номера и потащил его из этой комнаты на свалку, по неосторожности забыв закрыть дверь. 5,3,8 и 7 переглянулись. Никто из них не хотел упускать такой возможности. Никто из них не хотел даже не попробовать. Но остальные остались сидеть. Они знали - наказание будет куда страшнее чем то, что делают с ними сейчас. Но этой четверке было плевать. Они хотели просто подышать свежим воздухом. Не было охраны, не было рабочих. Без препятствий они вышли за двери и сначала зажмурились от непривычно яркого света. Их легкие наполнял свежий воздух. Их кожу согревали теплые солнечные лучи. Остановившись всего на мгновение они наслаждались тем, чего не видели или давно забыли. Они наслаждались тем, чего им не давали за все то время, что они были подопытными. В помещение послышался звук выстрелов, а потом к ним вышел Варнанд с автоматом в руке, но который он тут же опустил и встал рядом с ребятами. Он закинул голову и посмотрел на небо. - Вам не убежать. Тут огромная стена. Но хвалю. Вы смогли пройти один из тестов. Может быть скоро и вы получите свою долгожданную свободу.... А потом их загнали в уже пустую камеру, к которой по стенам была разбрызгана кровь и чьи-то мозги. Мерзопакостное зрелище, от которого нормального человека должно было вырвать, но у всех у них уже нет реакции на такое. Они все смирились со своей судьбой.