***
Звук щелчка зажигалки доносится до его ушей. В помещении так тихо, но на фоне играет приятная и спокойная мелодия, доносящаяся из старых колонок на стенах. Звук приглушён, и, если не прислушиваться, то можно и вовсе не заметить играющую музыку. Женщина с короткими колючими волосами смотрит на предмет, который Ёнгук положил на прилавок. — Хм, — протягивает она, зажимая горящую сигарету между губ, и вдыхает. — Довольно в неплохом состоянии сохранилась запись. Классика, — она выдыхает, облако дыма проносится к его лицу. Ёнгук решает промолчать. — Я предлагаю тебе хорошую сделку. Деньги лежат на столе, и Ёнгук провожает взглядом ускользающую из рук пластинку Колтрейна с саксофоном, скрывающуюся за прилавком. Он пересчитывает купюры в руках. Бумага мятая и старая, прилипает к пальцам, но это то, что ему сейчас нужно. Бан благодарит её и выходит из магазина, на улице шумно, люди уходят с работы. Ёнгук смотрит на часы, — он уже опаздывает. Бан может только догадываться, что его ждёт по приезде домой. Автобус задерживается на тринадцать минут, взамен не предлагая ни одного сидения для двадцатишестилетнего мужчины. Поэтому молодой отец стоит вместе с остальными и смотрит, как появляются и исчезают из вида здания. Автобус движется, и Бан чуть слышно покашливает. Коридор в подъезде дома хорошо освещён, лампочку недавно заменили. Дверь квартиры окрашена в розовый цвет, но большая часть краски уже давно слезла. Ёнгук вставляет ключи в скважину, и, как только он заходит домой, его приветствуют с криком. С радушным криком. — Папочка! Он поднимает подбежавшего к нему, широкого улыбающегося ребёнка: — Привет, малыш, как дела в садике? — спрашивает отец, подкидывая мальчика в руках. — Было совсем невесело, — Чунхон сразу же хмурится, держа в руке бумажный самолётик. — Но воспитатель научил Чунни делать вот это! Ёнгук смеётся, когда Чунхон бросает самолётик в воздух, бумажка опускается туда, где валяются остальные игрушки мальчика, разбросанные по полу. Отец треплет по волосам пятилетнего сына, улыбаясь отсутствующему зубу, который выпал, когда малыш играл в футбол. Всё закончилось тем, что Ёнгуку пришлось приехать и забрать его раньше обычного, потому что он плакал и никак не хотел успокаиваться. — Ты опоздал. Ёнгук смотрит на человека у духовки. На кухне стоит Ким Химчан со сковородкой в руке. Запах приготовленной еды разносится по воздуху, желудок урчит, и Ёнгук опускает Чунхона. Тот бежит подбирать приземлившийся самолётик. — Мне нужно было кое-куда зайти. Извини, что тебе пришлось задержаться здесь дольше обычного, — тихо говорит Ёнгук, отводя взгляд. Он собирает несколько игрушек в руку и убирает их в коробку на обеденном столе, куда Чунхон сам должен был положить их к приходу отца. Когда он, наконец, смотрит на Химчана, черты лица мужчины смягчаются по неизвестной причине. Ким подносит сковородку к обеденному столу, а Ёнгук собирает оставшиеся игрушки и убирает коробку к стене. — Чунхон, иди сюда! Пора ужинать! — зовёт Химчан, накладывая еду на тарелки. Ёнгук наблюдает за ним, не уставая поражаться скорости Кима. Ужин готов через секунду, и голодный Ёнгук сразу же налетает на него, благодарный за потрясающе-вкусную готовку, Чунхон тем временем играется с едой и смеётся от того, как рис прилипает к рубашке. Химчан собирается, суетится, берёт ключи, телефон и смотрится напоследок в зеркало, проводя пальцами по тёмным волосам. Он в рабочей одежде, ткань рубашки сзади немного помялась от спинки кресла, рукава закатаны. Чёрные волосы аккуратно зачёсаны в сторону, и Ёнгук знает, что эта причёска выглядит так с самого утра. — Эй, ты не останешься с нами на ужин? — спрашивает Бан, приподнимая брови и обращаясь к мужчине, который уж как-то слишком торопится уйти. Он, конечно, знает, что припозднился, но Химчан обычно всегда остаётся на ужин. — У меня дела, — отвечает Ким, хватая пальто у входа. Его губы расплываются в лёгкой улыбке. — Эй, — окликает Химчан Ёнгука, когда тот отвлекается на Чунхона, прося его не играть с едой. Бан посмотрел на друга-одногодку, стоящего у входной двери. — Будь добр и сходи в магазин. У тебя в холодильнике крыса повеситься может, — произносит Химчан, поспешно надевая ботинки. — И не корми Чунхона раменом, хорошо? — О-о-о! Рамен! Папочка, а можно у нас сегодня будет рамен? — восклицает малыш, многократно дёргая отца за рукав. Ёнгук отрицательно мотает головой и просит сына как следует всё скушать, а затем поворачивается к Киму: — Хорошо. — До свидания, дядя Химчан! Ким широко улыбается во все тридцать два, от чего на щеке появляется ямочка, он махает рукой на прощание и уходит. Отец с сыном снова остаются одни в маленьком доме. — Химчан забрал тебя рано из садика? — спрашивает отец, когда моет свою тарелку в раковине, Чунхон сидит за столом, размахивая ногами и вдавливая рис в миску пластмассовой ложкой. — Он всегда приезжает рано, папочка, — хлопает глазами Чунхон, Ёнгук берёт ложку в руку и зачерпывает еду, сын сразу широко открывает рот и охотно кушает рисовую кашу. — Но папа всегда опаздывает. Ёнгук усмехается: — Папе надо работать. — Но дядя Химчан сказал, что он тоже работает! Бан смотрит на сына: — Ну… Чунхон показывает язык: — Папочка просто скучный. Мальчишка выбегает из-за стола, и отец наблюдает, как он хватает любимую игрушку из коробки. Вероятно, ту, что подарил ему воспитатель. Чунхон вернулся из садика, махая туда-сюда мягкой игрушкой и восторженно что-то крича, потому что ему достался какой-то покемон. Чунхон не получил бы её, если бы Ёнгук так сильно не задержался, чтобы забрать его в среду. Воспитателю пришлось успокаивать пятилетнего ребёнка, потому что сын думал, что папа оставил его жить в садике, но на самом деле у Ёнгука были проблемы с транспортом, и ему пришлось ждать следующий поезд. Когда он приехал, все дети уже ушли с родителями по домам. Уже давным-давно никого не было, окна всех комнат были закрыты. Воспитатель хотел было уже сам отвезти Чунхона домой. В тот день Ёнгук без конца извинялся перед мужчиной. Они приехали домой, где их ждал Химчан с едой на вынос и жаловался, потому что ему пришлось так долго ждать снаружи. Чунхон взял жареную курицу, но не смог осилить её всю, Химчан тогда сказал, что сможет забирать Чунхона после садика, когда Ёнгук будет слишком занят на работе. Ким ущипнул малыша за щёку, говоря мальчишке, что они оба как следует повеселятся, пока будут ждать его папочку. Чунхон закричал от восторга, подпрыгивая на коленях Химчана. Ёнгук наблюдал за ними с изумлением. В этот же день он отдал своему другу запасной ключ от квартиры. Химчан, в отличие от Ёнгука, всегда успевает к Чунхону вовремя. — Пожалуйста, Чунхон, доешь до конца, — просит он, когда сын начинает резвиться с игрушкой и бумажным самолётиком. — Что мы говорили о переводе продуктов? Малыш останавливается, надувает губки и идёт к отцу за новой порцией приготовленной Химчаном еды. Он знает, что Чунхон не будет доедать ужин, приготовленный Ёнгуком. Однажды он выплюнул тушёное мясо из-за противного вкуса. Отцу тогда пришлось доедать целый горшочек с мясом в одиночку, потому что нельзя было это выбрасывать. На следующий день на работе Бан себя неважно чувствовал. После ужина отец вытирает стол, закатав рукава рубашки выше локтей, чтобы не запачкаться. Он моет посуду, напевая мелодию той пластинки, которую ему пришлось сегодня отдать. Чунхон затерялся где-то в собственных приключениях внутри маленького дома. После работы по дому он поднимает мальчишку на руки. Чунхон ноет, пиная ногами воздух, готовый вырваться и убежать. Ёнгук смеётся и заходит в ванную. Тёплая вода усыпляет Ёнгука, но из Чунхона энергия бьёт ключом, малыш ещё не напрыгался за сегодня. Отец ждёт с полотенцем в руках, пока сын остановится, чтобы высушить ему голову. — Давай, подойди сюда, нужно сначала высушить твои волосы, — медленно проговаривает Ёнгук, слова вяло вылетают изо рта, и ему следует поскорее лечь спать, если он хочет продуктивно поработать завтра. Чунхон смеётся, когда Бан не может поймать его, он прислоняется к стенке и смотрит на уставшего отца. — Уже поздно, пошли спать, — кашляет Ёнгук и машет рукой, чтобы Чунхон подошёл к нему поближе. Сын подбегает, но в этот раз отец успевает поймать его и начинает сушить ему голову полотенцем, несмотря на визги и протесты мальчика. Бан держит его в руках и опускает на матрас на полу, Чунхон кричит, — малыш ещё не хочет ложиться спать. У Чунхона получается выбраться из отцовских рук, и Ёнгук устало вздыхает, а сын достаёт из коробки голубой поезд. Отец смотрит, как малыш играет рядом с матрасом, а потом зовёт его подойти и лечь спать, но Чунхон отказывается слушаться. Через пару секунд Ёнгук даже не замечает, как его глаза закрываются, и он впадает в дрёму. Когда он вновь просыпается, свет ещё горит, но Чунхон сопит в его руках. Приятная и ненавязчивая джазовая музыка, с которой пришлось сегодня расстаться, тихо играет в голове, словно далёкая и заветная мечта, принадлежащая исключительно Ёнгуку. Отец целует сына в макушку, вдыхая запах мыла и клубничного шампуня, и его мечта исполняется. Он снова засыпает, свет в комнате продолжает гореть. Вот так проходит очередной день беспокойной жизни Бан Ёнгука. — Папа! Папочка! Просыпайся!***
Ёнгук просыпается от прыгающего по спине Чунхона, всё тело ломит, голова трещит, дыхание горячее. Его руки будто бы онемели, когда он пытается пошевелиться, и пальцы тоже. Он со стоном переворачивается на спину, Чунхон соскальзывает на пол, попутно тыкая, или скорее даже ударяя отца в плечо. — Папа, почему папочка сегодня такой ленивый? — спрашивает сын, когда Ёнгук сильно жмурится, чувствуя, как глаза выжигает под веками, а во рту появляется горечь. — Сколько времени? — голос хрипит, и он приоткрывает глаза, чтобы посмотреть на часы у стены. Уже почти что полдень, он ни умывался, ни приготовил завтрак, а Чунхон ещё не в садике. Отец ругается, а потом сразу же прикрывает рукой рот. — Чёрт! Чёрт! Чёрт, — начинает повторять Чунхон, подпрыгивая в пижаме. Ёнгука сейчас стошнит, и он вбегает в ванную под звуки невинных ругательств Чунхона, который ещё не знает значения этого слова. Весь вчерашний ужин выливается липким отвратительным водопадом, глаза слезятся, а грудная клетка болит от сокращающихся мышц. Прополоскав горло, он чувствует, как пульсирует голова, ему невыносимо больно. Отцу надо на работу, а его сыну — в садик. Форма мальчика не поглажена, нужно приготовить завтрак, но всё его тело ломит. Когда он выходит из ванны, Чунхон стоит у двери с голубым вагончиком и игрушкой-покемоном в руках, волосы торчат в разные стороны, а глаза широко раскрыты и смотрят на отца. — С папочкой всё хорошо? Отец кивает, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Папа, а можно мне блинчиков? — спрашивает малыш, обращаясь к отцу, который еле передвигает ногами, вытаскивая свою рубашку и форму Чунхона. Он вешает их на вешалку с полотенцами, пол движется под ногами, и от одной мысли о блинах ему нехорошо. В попытках соорудить завтрак, Ёнгук разливает тесто, и сковородка падает на ноги. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — снова повторяет Чунхон, когда отец хватает тряпку, чтобы вытереть пролитое на пол тесто. — Отодвинься, не наступай в грязь, Чунхон, — бурчит Ёнгук, который сегодня, по-видимому, точно встал не с той ноги, сын затихает и смотрит на него. — Папочка, Чунни сегодня не пойдёт в садик? Ёнгук не отвечает. — Папа, ты заболел? Маленькая ладошка прижимается к горящему лбу отца, и Чунхон шипит, быстро отстраняясь. Потекли сопли, и Ёнгук вытирает их рукавом, с волнением закатив глаза. Отличное начало дня, только ему не хватает терпения оставаться спокойным. Пол липкий от теста, и это отвратительно. Он со злостью бросает тряпку в раковину, Чунхон вздрагивает. Отец волочится до одеяла и ложится, крепко зажмурив глаза, жар пульсацией отдаётся в его голове. — Папочка? Он болен и ничего не хочет делать, потому что любое движение сопровождается болью, но на сегодня у него запланировано множество дел. Он слышит, как Чунхон садится рядом на полу, аккуратно поставив рядом синий вагончик. — Папочка, я хочу кушать. Ёнгук тоже голоден, но сейчас ему кажется, что он умирает.***
— Бан Ёнгук! Ёнгук просыпается после, как ему казалось, круговорота безумия и недомогания. Появился хозяин голоса, — никто иной, как Ким Химчан собственной персоной. — Дядя Химчан! — Чунхон, ранее певший себе под нос детские песенки, потому что Ёнгук не отвечал на его вопросы, поднимается и подбегает к закрывающему входную дверь мужчине. Со стороны Химчана слышится стон. Чунхон, наверное, прыгнул на него или ещё куда-то. — Что случилось с твоим папой, Чунни? Ёнгук продолжает молчать, держа глаза крепко закрытыми. Возможно, если он проигнорирует громкую парочку в маленьком доме, боль в висках поутихнет, а голова перестанет так звенеть. — Папочка горит! — кричит пятилетний ребёнок. — Папа пролил водичку для блинчиков! Отец слышит, как его друг почти драматично ахает. На кухне слышится отзвук чего-то из пластика. — То тесто, которое я вам сделал? Бан представляет, как Чунхон активно кивает мужчине. — Папочка такой ленивый, он не хочет идти на работу и отвести Чунхона в садик. — О-о, нет, уже в таком возрасте пропускаем занятия? Он чувствует шаги через вибрацию на полу. Если бы у Ёнгука была кровать, тогда бы ему не приходилось иметь дело с тяжёлыми шагами и громким топотом маленьких ножек, эхом отдающимися где-то в подкорке черепа. — Боже, Ёнгук, на этот дом без слёз не взглянешь. Вода бежит в раковине. — Дядя Химчан, я хочу кушать. Папочка не хочет ничего готовить для Чунхона. Я умру с голода, дядя Химчан! — Ты что-нибудь кушал сегодня? — Не-а. — Ну, кажется, я пришёл как раз вовремя, чтобы спасти тебя, малыш Чунни. Так, садись, я что-нибудь придумаю. Ёнгук чутко дремлет под тихие звуки плиты на кухне, и, судя по запаху, готовится курица. Он слышит в комнате перешёптывания взрослого и ребёнка. Чунхон ведёт себя тише обычного и, наверное, обедает. — Могу я доверить тебе помыть за собой тарелку, пока я схожу проверить твоего папу? И затем отец чувствует руку на своём плече. — Эй, Ббан, ты в порядке? Ладонь бережно прижимается к его лбу. Ёнгук открывает глаза со стоном. — Почему ты не сказал мне, что заболел? — с тревогой шепчет Химчан. Бан аккуратно поднимается и садится, замечая обеспокоенный взгляд друга. — Уф, я едва мог двигаться этим утром, — он потирает глаза и смотрит на часы. Уже три вечера. Чунхон оказался прав, когда сказал, что может умереть с голода, пустой желудок Ёнгука, казалось, разъедал его изнутри. — Я позвонил тебе, когда Ёнджэ сказал мне, что ты не появился на работе. Бан смотрит на свой телефон рядом с подушкой, жмёт на кнопку, но экран не загорается. Батарейка села. Химчан вздыхает. — А если бы я не пришёл, что бы вы тогда делали? — недовольно бормочет Ким, а затем встаёт, подходя к кастрюле на плите. Отец устало моргает, когда Ким берёт миску и молча протягивает ему в руки приготовленную кашу, а затем быстро бежит в ванную, услышав, как что-то упало. Смех Чунхона эхом отдаётся в комнате, а Химчан с беспокойством ворчит на малыша, взывая того быть аккуратнее, потому что в ванне скользко. Только что приготовленная каша приятно смягчает боль в горле. Он чувствует, как тепло медленно движется вниз, распространяясь по всему телу, и как же всё-таки вкусно готовит Химчан. В прошлый раз, когда Ёнгук попробовал приготовить кашу, у него получился какой-то жидкий рис, который проще было пить, чем есть. Какой-то ужас. Вода в ванне останавливается, Химчан вместе с Чунхоном напевают детский стишок, недавно выученный мальчишкой. Ёнгуку всё осточертело. На изнанку выворачивает, и он не в силах спокойно выдерживать это, особенно сейчас, когда он по-настоящему заболел. Бан ест кашу, закутанный в одеяло, когда из ванны выходят Чунхон с влажными волосами и Химчан. Попытка высушить волосы заканчивается тем, что Ким теряет равновесие из-за мальчишки. Малыш кричит: «Лошадка», мужчина смеётся. Он носится вокруг в поисках чистой одежды, погружённый в раздумья. Ким сегодня нянчится с Чунхоном больше обычного. Химчан — неравнодушный друг молодого отца-одиночки, а из-за плохого самочувствия Ёнгука Киму приходится самостоятельно заботиться о малыше. Они были друзьями со школы: разделяли одинаковый интерес к музыке. Химчан — шумный паренёк с солнечной улыбкой. Ёнгук же был полной его противоположностью, но, по мнению Химчана, он обладал не менее прекрасной улыбкой, хотя сам Ёнгук так не считал. А всё началось из-за случая в школе, Ким был крайне удивлён тому, как громко Ёнгук засмеялся над какой-то его глупой шуткой, и тогда Химчан начал выискивать другие шутки с подобным юмором, чтобы прийти и рассказать их ему. Ёнгук знал, каким был Ким. Он был душой компании, который втягивал даже самых тихих одноклассников во всё, чем они занимались классом. Это считалось добрым жестом, но Ёнгуку в то время было как-то не до этого. Он жил музыкой. Но её трудно было писать вместе с друзьями, когда в ней только твои мысли. Ёнгук думал, да и сейчас думает, что два человека не могут разделять одинаковые мысли и чувства. Каждый человек — это отдельная личность, и у Химчана она странная. Ким не прекращал попытки подружиться с замкнутым Ёнгуком. Не прекращал шутить свои глупые шуточки. Не позволял время от времени появлявшемуся пренебрежительному отношению, когда Ким становился слишком шумным для восприятия Ёнгука, как-то повлиять на его попытки подружиться. Другими словами, Химчан прилип к нему, как жвачка к подошве ботинка. Ёнгук пытался отодрать её, шаркая ногой по асфальту, но Ким оказался жвачкой хорошего качества. Химчан оказался первым человеком, с которым встретился Ёнгук после того, как понял, что по уши влюбился в одну девушку. Бан был уверен в том, что она была его родственной душой. И это было скорее неосознанное решение, Бан просто собрался и пришёл, чтобы рассказать ему всё. Той же ночью, лёжа на кровати в своей комнате, он думал, что Химчан — самый близкий друг, какого только может представить себе Ёнгук. Химчан, хотя и был другим, но он всё же соединялся в парный с Ёнгуком пазл. Ещё один кусочек пазла рядом дополняла девушка, в которую он был когда-то влюблён. Его жизнь когда-то была законченной картиной. Она оставалась с Ёнгуком в трудные времена: во время бессмысленных школьных экзаменов и глупого подросткового периода, которые были в жизни у каждого учащегося. Они любили друг друга и были счастливы, а однажды, когда ей было девятнадцать, она пришла к Ёнгуку с улыбкой, полной надежды, держа руку на животе. Ёнгук плакал вместе с ней в её женских руках. Внутри не царапало никакое дурное предчувствие, его попросту не было, а была только надежда, которая распускалась и расцветала, как маленькие бутоны лепестков сакуры предстоящей весной. Они встретились с родителями обоих семей, и оказалось, что в их обществе заводить семью влюблённой, как они, паре в таком раннем возрасте было неприемлемо. И, очевидно, Чунхон появился на свет слишком рано для всех. У родителей были другие на них планы, но пара не могла согласиться с таким выбором. Зачем всё решать за них, когда они и сами могут со всем справиться? Когда она плакала на скамейке в парке возле её родного дома, Бан сказал ей, что его и их будущего ребёнка ей будет более чем достаточно. А девушка ответила, что это, пожалуй, единственное что имело для неё значение. Ёнгук пришёл к Химчану и рассказал о будущем ребёнке. Глаза Химчана заблестели, и Ёнгук понял, что оказался неправ, когда думал, что двое людей не могут разделять одинаковые мысли и чувства. Потому что Ким был в полном восторге, точно так же, как и сам Ёнгук. Химчан сказал ему, что этот ребёнок станет благословением. Когда родители отказались принять их счастье, Ёнгук посчитал, что его жены и Химчана ему будет вполне достаточно. И он, скрипя сердцем, покинул тех двух людей, что вырастили его, и, хотя это было мучительно больно, он действовал решительно и уверенно. Бан ушёл, оставляя за спиной взгляд пожилого отца с глубокими морщинами возле переносицы и руки старой матери, совсем сухие после многих лет работы по дому. Какая ирония, что Ёнгуку пришлось уйти от семьи, которая растила его всю жизнь, чтобы создать собственную. Он заглушил невыносимую боль собственного сердца, чтобы покинуть пожилую пару в том месте, которое он никогда больше не сможет назвать домом. Бан ушёл, оставив позади утреннюю газету с чашкой кофе на столе вместе с мягкими напеваниями замечательной женщины, готовившей завтрак. Он ушёл, попрощавшись с занятиями и лекциями, чтобы получить взамен работу и замечательного малыша той осенью. В его глазах опадавшие листья в сером небе казались ничем иным, как благословением. Молодая пара, состоявшая из мужа и жены, жила в маленьком доме, за аренду которого они платили накопленными деньгами, и Ёнгук тогда посчитал, что это всё, что ему нужно было от жизни. Видимо, он слишком поздно осознал то, как сильно она страдала. Им пришлось столько всего потерять, чтобы получить то, о чём они мечтали. Ёнгук понял, что отстал от течения собственной жизни. — Ты уже доел, Ёнгук? — спрашивает его Химчан, натянув новую футболку на Чунхона, который тут же побежал подбирать игрушки. Отец смотрит вниз на тарелку — он даже ест медленно. Возможно, если бы только он тогда чуточку поторопился, если бы он держал сына покрепче на кушетке у врача, когда ему вкалывали успокоительное, они бы успели домой как раз вовремя, чтобы попросить маму Чунхона остаться с ними. Мысли о прошлом всегда находят путь и возвращаются, и Ёнгук ненавидит каждый раз, когда это случается. Как же отвратительно и больно. — Если хочешь, могу дать тебе парацетамола, я оставлю две таблетки перед уходом, — пробормотал Химчан и, проходя мимо мальчика, собиравшего на полу армию из игрушек, взъерошил его волосы. Отец доедает кашу, но его снова начинает тошнить. — Разве тебе не надо на работу? Химчан смотрит на него, а Ёнгук замечает позади него пакеты с продуктами: — У меня закончились занятия на сегодня. Ким работает учителем в старшей школе в этом городе. Мужчина полюбился большинству учащихся не только за хорошую внешность, но и за заботу и внимательность к каждому ученику. Кажется, Ёнгук припоминает парочку любовных писем, торчащих из сумки друга, когда его старшеклассники выпускались из школы. — Зачем купил продукты? — спрашивает Бан. — Я знал, что в ближайшее время ты не пойдёшь в магазин, а это значит, что ты будешь питаться одной быстрорастворимой лапшой. — Всё не настолько плохо. — Эй, ну для тебя может быть и нет, я просто хочу, чтобы ребёнок питался здоровой пищей, — тихо посмеивается Ким. Чунхон тут же приободряется, встаёт на цыпочки, держась руками за край кухонного стола, и смотрит, как Химчан распаковывает купленные продукты. — Дядя Химчан, а вы купили мне шоколадку? — малыш переступает с ноги на ногу, чтобы удержать равновесие и не упасть. Ёнгук вздыхает: — Иди сюда, Чунни, хватит выпрашивать сладкое у Химчана. Чунхон смотрит на отца: — Но папочка… Отец грозно смотрит на мальчишку, и сын обижается, надувая губы. Бан махает рукой, подзывая его к себе, но Чунхон только плотнее прижимает покемона к груди. — От папы воняет, папа не мылся. Химчан смеётся, раскладывая овощи в холодильник, а Бан удивлённо вздыхает и проговаривает: — Ну-ка, подойди ко мне, иначе мне придётся поймать тебя. Чунхон смеётся, но всё равно подбегает к нему, и Ёнгук целует его в макушку, снова вдыхая запах свежей клубники. — Фу, от папы невкусно пахнет, — пищит сын в крепких руках отца, пара маленьких ножек обхватывает Ёнгука. — Отойди от него, Чунхон. Папа болен, и ты можешь от него заразиться. Ёнгук многозначительно взглянул на Химчана, на что тот в ответ покачал головой, забирая на руки Чунхона от больного человека. Ким проводит рукой по взъерошенным после недавних нежностей волосам мальчика. Бан встает, кладёт миску на гору посуды в раковине и уходит в ванную. Под душем он слышит, как доносятся из кухни приглушённые голоса. Химчан, как ребёнок, общается с Чунхоном, и тот смеётся задорно и по-настоящему. Ёнгук выходит после душа и говорит другу, чтобы тот посидел с его сыном, пока он сходит за лекарствами. Химчан, кажется, хочет возразить, но вместо этого говорит, что они с Чунхоном поиграют на улице, пока ждут его. — И поаккуратней. Я поставил твой телефон на зарядку, и он потихоньку заряжается. Ёнгук выходит из дома, оставляя в комнате весело щебечущего Чунхона. На свежем воздухе его голова очищается от ненужных мыслей, больше резкие и громкие звуки не тревожат его. На удивление, его не тошнит: гулять с полным желудком оказывается легче, чем с пустым. Слава богу, Химчан пришёл как раз вовремя, чтобы накормить голодающую пару. Иногда Ёнгуку кажется, что они с Чунхоном не так уж сильно и различаются. Об обоих заботится один и тот же человек. Ким Химчан помогает им со всей силой, дарованной в его имени. Ёнгук сожалеет, что иногда приходится слишком сильно полагаться на своего друга, но его жизнь и так состоит только из работы, Чунхона и маленькой квартирки, а со всем этим не всегда получается справиться самому. Химчан — опора, как считает Ёнгук. Без Химчана ему с трудом удаётся что-то сделать. Взять хотя бы в пример сегодняшний день. Бан едва ли может нормально функционировать, когда немного разочарован или печален, и поддержка, оказываемая Кимом, как никогда важна для Ёнгука. Особенно после её ухода. Аптека пустует, когда он заходит внутрь, ни одного посетителя. Ёнгук покупает какие-то таблетки от головы и от простуды. Кассир предлагает ему платок, потому что он чихает без остановки. Ёнгук удивляется, почему Химчан не напомнил ему взять с собой парочку бумажных носовых платков.***
Вечером на площадке рядом с домом много разных детей. Чунхон сидит на качелях, когда подходит Ёнгук, и Химчан за ручку отводит сына к отцу. — Что-то ты припозднился, — произносит Ким, осматривая пакет с лекарствами в руках Ёнгука. — Папочка просто очень медленно ходит, — отвечает за него Чунхон и вскрикивает, когда отец взъерошивает волосы на ребёнке немного резче обычного. — Мне уже пора идти, — Химчан смотрит на часы. И Ёнгук задаётся вопросом, почему с недавних пор у его друга постоянно появляются какие-то планы. — А как же ужин? — малыш дёргает мужчину за рукав. Ким наклоняется, сгибая колени, и смотрит на ребёнка. — Я останусь завтра, договорились? — Химчан наклоняется, чтобы поцеловать Чунхона в щёчку, но малыш лукаво отворачивается, на что мужчина смеётся. Ёнгук тоже. Они вдвоём машут на прощание Химчану, Ёнгук помогает Чунхону, держа его ладошку. Сын просит остаться на детской площадке и поиграть чуть-чуть подольше, но Ёнгук чувствует, как головная боль вновь даёт о себе знать, и настаивает на том, чтобы пойти домой. Чунхон дуется по дороге в квартиру, солнце медленно опускается за горизонт. Когда они сидят за столом и ужинают остатками каши, приготовленной Химчаном, Ёнгук открывает сообщение в телефоне. Ким пишет, что сможет приехать утром и отвезти Чунхона в садик при условии, что Ёнгук всё ещё болен. Ким напоминает другу не забыть позвонить своему начальнику и сказать, что он не сможет появиться завтра. Бан думает, что до завтра он сможет поправиться, но Ким так не считает. Ёнгук конечно, упрямый, но и Химчана бывает трудно переубедить. Поэтому Бан уступает другу на этот раз, размышляя о том, как хорошо, наверное, будет пропустить два дня работы, когда имеется веская на то причина. Когда свет уже погашен, а уличные фонари с улиц заглядывают в комнату сквозь зазоры между занавесками, отец немного отодвигается от сына на полу, не желая его заразить. Иначе ситуация станет только хуже. Чунхон сбрасывает одеяло и поворачивается. — Папочка, можно мне лечь к тебе поближе? В голове Ёнгука снова разрастается огонь, он кашляет, прикрываясь одеялом, и неохотно пододвигает Чунхона. — Тебе нельзя будет так себя вести, когда ты вырастешь, — бормочет мужчина, прорезая голосом ночную тишину. У Чунхона есть привычка спать, держась за своего отца, но Ёнгук считает, что сыну просто нужна опора и защита на случай детских ночных кошмаров. Маленькие ручки малыша тянутся к большой руке отца, чтобы укрыть ей себя. — Почему нельзя? — шёпот Чунхона вызывает у отца молчаливую улыбку. — Однажды Чунни станет совсем взрослым, и не сможет навечно остаться со своим папой. — Но мне хочется. Ёнгук на это только вздыхает. — Папочка, это поэтому мамочка ушла? Потому что она выросла? Ёнгук чувствует, как сердце ухает в груди. Каждый раз, когда Чунхон вспоминает о своей маме, отца это слегка застаёт врасплох. Иногда он забывает, что малыш вообще знает о существовании своей мамы, которая живёт где-то не здесь. Отец не держит в секрете то, что мама его сына ушла от них давным-давно, когда Чунхон был совсем маленьким. Ёнгук знает, что малыш не совсем понимает всей ситуации, но он уверен, что лучше его сын будет знать об этом, чем считать, что он родился в неполноценной семье. У него есть мама. Просто она не живёт в их маленьком доме, предназначенном для отца и сына. — Почему мамочка ушла? Бан открывает глаза. Прохладные крохотные пальчики Чунхона контрастируют с его тёплой ладонью. Отцу кажется, что он видит ясный взгляд сына сквозь темноту комнаты. — Возможно, она была несчастной, — слышит себя Ёнгук. Чунхон оживает: — И почему она была несчастной? Ёнгук чувствует, как боль в голове отдаёт пульсацией, от жара по всему телу проходится дрожь. Они были слишком молодыми. Пылкими. И упрямыми. Она была такой молодой. Быть может, она и вправду выросла и осознала, что всё, что они разделяли вместе, не было ей предназначено. Возможно, она скучала по теплоте и защите от сурового внешнего мира, которую предоставляла её семья так же, как старался в своё время Ёнгук. Наверное, она просто не выдержала тяжести навалившегося на её плечи груза. Ёнгук едва ли был способен поддерживать радость и спокойствие в отношениях: работа выжимала все соки и истощала его, начальники постоянно что-то от него требовали. Он приходил с работы настолько измотанным, что не было сил сменить ребёнку подгузник. Однажды он рявкнул на Чунхона, потому что тот слишком громко плакал. Она тоже плакала. Он тогда словно озверел. — Это из-за меня она несчастна, папочка? Послышался испуганный едва слышный шёпот. Ёнгук чувствует, как внутри него что-то закипает. — Нет, что ты, — хрипит отец и наклоняется, прижимая онемевшие губы ко лбу Чунхона. Это Ёнгук был несчастен. Это он ушёл от родителей. Покинул собственную семью. Закрыл глаза на все мечты. Спрятал музыку ради бесперспективной работы в маленьком офисе, заполненном телефонными звонками и дурацким смехом менеджеров, которым было совершенно по барабану на всех остальных. Он думает о той синей пластинке, которую, как и многое другое, пришлось отдать ради росписи взамен на жизнь Чунхона. Он слышит, как посреди ночи плачет его сын, и вытирает слезы с его маленьких щёчек, его большие пальцы кажутся огромными на детском лице. Его плоть и кровь. По ночам слышен всегда один и тот же плач. Есть что-то такое в тишине тёмной комнаты, что до ужаса пугает маленького Чунхона. Малыш прижимается к нему плотнее. Тихие всхлипывания Чунхона напоминают ему о том, как жестоко и против воли родителей он повёл себя. Два человека, любившие его сильнее всего на свете, по его вине остались вовсе без сердец. — Папочка когда-нибудь рассказывал тебе? Он легко и горько улыбается. В жизни Ёнгука осталось место для одной только горечи. — Давным-давно ты так сильно заболел, прямо как папочка. Плакал без остановки. И папе пришлось побежать и отнести тебя в больницу. — Не помню я ничего такого, — шмыгает носом Чунхон, держа кулачки на груди отца. Ёнгук закрывает глаза. — Ты заплакал ещё сильнее после укола. Чунхон, когда ты вырастешь, пообещай мне не плакать, когда врач будет колоть тебе укольчики, хорошо? Чунхон не отвечает.***
На следующее утро Ёнгук едва успевает собрать сына к приходу друга. Химчан подгоняет их обоих, чтобы Чунхон не опоздал. Малыш берёт в руки свой портфель, изображение любимого нарисованного персонажа болтается сзади, он бежит сломя голову к дяде Химчану, который берёт его за ручку. Ким напоминает ему принять лекарства и полноценно отдохнуть. Оставшись наедине с самим собой, Ёнгуку кажется, что дом становится слишком просторным, пустым. Он начинает убирать кухню, и насморк совершенно не помогает ситуации. Чуть позже он приступает к стирке белья и одежды. Бан чистит ванную, пока стиральная машина механически жужжит. Закончив немного раньше таймера на машине, Ёнгук решает прочитать текст на этикетке отбеливателя, а после повесить влажную одежду сушиться снаружи ванной комнаты. В полдень отец заканчивает все дела и просто отдыхает. В доме тишина, когда никого, кроме него, нет. Он глядит в старый потолок и слышит звуки капающей воды. Потолок протекает в углу комнаты. Он смотрит на мокрое пятно на потолке и на полу. Ёнгук вытирает насухо пол и ставит банку, капли воды продолжают капать, стуча о железное дно. От этого монотонного звука к нему возвращается головная боль. Он берёт пакет с лекарствами, которые купил вчера в аптеке, и всматривается в них. Бан опускает взгляд на баночку, полную белых таблеток, берёт её в руки, взвешивая и рассчитывая, какое количество белых капсул помещается туда. Он кладёт их обратно в пакет, закидываясь лекарствами от головной боли.***
Чунхон сразу же бежит к отцу, перешагнув порог квартиры, чтобы обнять папину ногу. — Папочка! — выкрикивает он, Ёнгук старается не упасть, балансируя с появившимся детским весом на ноге, и пытается завершить приготовление рагу с мясом. — Много нового узнал сегодня в садике? — спрашивает Ёнгук, убирая черпак в сторону, и поднимает мальчишку, подкидывая того на руках. — Чунни узнал имена животных! — Правда? Химчан закрывает входную дверь, и Ёнгук бросает взгляд на друга, прежде чем опустить мальчика. Чунхон бежит доставать игрушки из коробки. — Сам готовил? — спрашивает Химчан, глядя на горшок, кипящий на плите, и, поспешив попробовать еду, сразу же корчится. Ёнгук хмурится. — И как только ребёнок выживает после твоей стряпни? — Ким поджимает губы, шатаясь по кухне в поисках соли и приправ. Отец вздыхает, закатывая глаза, и разрешает Химчану заниматься тем, что у него получается лучше всего — исправлять все промахи и оплошности Ёнгука. Чунхон бежит к отцу и показывает ему фигурку динозавра. — Это динозавр! — он показывает другую игрушку. — А вот это тигр! — Почему бы тебе не показать папочке, что ты сегодня нарисовал в садике? — спрашивает из-за плеча мужчина, и Чунхон бежит за своим ранцем. Ёнгук сидит на полу вместе с сыном, который достал из портфеля сложенный лист бумаги. На рисунке изображено два человека, держащихся за руки. — Это папочка, — Чунхон показывает на непонятную каракулю человека в виде палочек. — А это Чунхон. Ёнгук с гордостью смеётся и ерошит волосы на макушке сына: — Ух ты, как хорошо получилось. А можно я возьму рисунок себе? Малыш качает головой, и Ёнгук приподнимает бровь в недоумении. Чунхон указывает на пустое место рядом с рисунком: — Тут должна быть мамочка. Чунни так хотел нарисовать её, но Чунни не помнит, как она выглядит. Ёнгук чувствует, как улыбка сползает с его лица. Он берёт рисунок за уголок бумаги. — Может быть, когда мамочка вернётся, Чунни сможет нарисовать её? Отец видит, как Химчан с беспокойством поглядывает на него, и, чтобы избежать взгляда друга, Ёнгук откашливается. — Давайте поедим, — бормочет Ёнгук, возвращая Чунхону рисунок, и подготавливает стол к ужину. Он отвлекает себя, раскладывая столовые приборы, пока Чунхон дуется, глядя на листочек. Химчан ставит горшочек на стол, и они едят в тишине. Тушёное мясо оказывается очень вкусным. Лучше, чем получилось бы у Ёнгука. Отец следит за тем, чтобы малыш доел свою порцию, после ужина Чунхон приносит на стол игрушки и играется с ними в своём выдуманном мире. — Тебе уже лучше? Ёнгук кивает Химчану и накладывает ещё порцию рагу. Ему кажется, что прошёл целый год с тех пор, как он в последний раз ел нормальную пищу. Друг медленно пережёвывает рис, свободно держа в руке ложку из нержавеющей стали. Из-за своей гиперактивности Чунхон случайно толкает локоть Ёнгука, из-за чего мужчина чуть ли не роняет еду. Отец отчитывает сына, и Чунхон сердится, отползая подальше от стола, чтобы возобновить свои игры в одиночестве. Химчан ничего не говорит, только пялится на еду и молчит. — У тебя всё хорошо? — решает спросить Ёнгук, сдержанно поглядывая на Кима. Когда друг поднимает свой взгляд, Бан смотрит в свою тарелку. Ким только угукает в ответ. Ёнгук не из тех, кто суёт нос не в своё дело, но Химчан резко, со стуком ставит на стол миску, и Ёнгук пристально смотрит на него с раскрытыми от удивления глазами. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — брякает, не подумав, мужчина и сразу начинает заметно нервничать. У Химчана всё на лице написано, и это замечает даже Ёнгук. Ким вытирает свои руки о бёдра, словно подготавливая себя к чему-то большему. К чему-то важному. — Что такое? — Ёнгук отводит взгляд, ему как-то не хочется показаться слишком любопытным из-за волнения Химчана. Бану надо завтра на работу. Он пропустил два дня. Можно только представить, сколько документов скопилось на его рабочем столе. Нужно будет сделать кофе, но иногда от большого количества кофеина ему становится не по себе, или, возможно, это вина офиса, в котором он работает. — Я больше не могу держать это в секрете, — нервно посмеивается Химчан, на что Ёнгук только хлопает глазами. Когда в последний раз Ким был так взбудоражен? Чунхон катается по полу вместе с игрушками, Ёнгук молчит, не желая прерывать друга. Довольно трудно поддержать достойный разговор с собеседником, когда у тебя есть шумный сын, постоянно требующий к себе внимание. — Ббан. Он замолкает, тишина заполняется широкой улыбкой Химчана с ямочкой у уголка губ. — Ббан, я скоро женюсь. У еды сразу же пропадает вкус. Он аккуратно опускает миску на стол и смотрит на своего лучшего друга с изумлением. — Что? С каких—пор? Когда? Химчан посмеивается, расслабляясь после рассказанной новости: — Я знаю, что никогда не упоминал об этом, но я всё-таки решился, я был серьёзно настроен, и поэтому сделал ей предложение. Слова выскакивают из его рта, рассыпаясь от детской руки, как маленькие цветные конфетки, так полюбившиеся Чунхоном. Скитлс. Ёнгук решает промолчать. — Я спросил её не так давно. Я даже не знаю, что и сказать. Ну, знаешь, всё произошло так быстро. Она сказала да. Мы собираемся встретиться с нашими родителями, и у нас столько ещё дел… Каким-то образом, Ёнгук умудрился забыть о том, как когда-то давно Химчан приглашал на свидание какую-то женщину. Мужчина тогда сильно нервничал, спрашивая друга, как ему стоит лучше поступить, и что следует написать. «Как думаешь, она любит цветы? Она такая хорошенькая. Мне она очень-очень нравится», — восклицал друг. Иногда Химчан рассказывает о ней, но Ёнгуку знакома только его собственная суетливая жизнь, в которой существует одна только работа, Чунхон и Химчан, который постоянно вклинивается в его жизнь и вкусно готовит рагу из тушёного мяса, когда маленькая семья голодает в крохотной и простой квартирке. — Это же просто замечательно, Химчан. Улыбка Химчана ярче и шире всех улыбок, когда-либо увиденных у него Ёнгуком. — А я о чём. Они смеются. — А я о чём! У Кима заблестели глаза, в них та самая искорка, как и в тот день, когда Ёнгук признался ему, что был настолько влюблён в девушку, что они были готовы рискнуть всем ради того общего, что, как он когда-то считал, они вместе разделяли. Ёнгук понимает. Он знает, какие чувства испытывает друг. И Химчан тоже понимает это. Ужин вновь продолжается в приятной тишине, наполненной молчаливым азартом. Химчан замечает банку и капающую с потолка воду в углу комнаты и хмурится: — Слушай, у тебя потолок протекает? — спрашивает друг, глядя наверх. На потолке отчётливо виднеется тёмное пятно, на которое иногда посматривает Чунхон. Ёнгук доедает рис и молча соглашается. Чунхон как-то сказал ему, что наверху живёт большая рыба. Химчан переводит слегка неодобрительный взгляд на Бана: — Тебе следует поговорить с владельцем дома. Ты не можешь жить здесь. Может, попробуешь найти более подходящее жильё? Отец небрежно кивает, не решаясь сказать Химчану, что он старается всячески избегать мужчину, потому что задолжал плату за аренду. И, если честно, протекающий потолок не такая серьёзная проблема, пока есть железная банка. — Да нет, всё в порядке, — отвечает Ёнгук полушёпотом, замечая беспокойный взгляд друга, и мягко улыбается. — У тебя есть есть куча других дел, о которых тебе следует позаботиться. Я всё улажу. Понимая, на что намекает Бан, Химчан тихонько посмеивается, лёгкий румянец окрашивает его щеки, и улыбка Ёнгука становится шире. Счастливый Химчан моет посуду, в то время как Ёнгук убирает всё со стола. Чунхон засыпает на полу, поэтому отец аккуратно берёт своего малыша на руки, относит к футону и укрывает одеяльцем. Он останавливается, чтобы взъерошить мягкие волосы и поцеловать сына в крохотный носик. Когда друг собирается уходить, Ёнгук снова поздравляет его, и они обнимаются. Бан помнит, как они поддерживали друг друга всякий раз, когда у кого-то происходило что-то хорошее. Отец прикрывает глаза; после всего плохого, что с ним случилось, ему кажется, что в его жизни наконец-то начинается новая глава. Химчан уходит. Дверь закрыта. Ёнгук выключает свет и ложится под одеяло. Он слышит, как гудят на улице машины, и как тихонько пищит Чунхон во сне. Дом кажется до ужаса пустым.***
Ёнгук ощущает, как ветер дует сильнее с большей высоты. Он смотрит на дорогу с балкона здания офиса, тихо наблюдая за крошечными людьми и маленькими, словно игрушечными, машинами. Спуск занимает меньше времени, чем подъём. И он считает, что это довольно нечестно. — Ты как, в порядке? Ёнгук быстро разворачивается, встречаясь с немного удивлённым взглядом коллеги по имени Ю Ёнджэ, который держит в одной руке кружку с кофе. Ёнгук откашливается и кивает. Молодой мужчина подходит к перилам и окидывает взглядом вид с балкона, а затем вопросительно смотрит на Ёнгука. — Не вижу там ничего интересного, — объясняет парень, ветер развевает его рыжевато-каштановые волосы, и он щурится из-за попавшей в глаза чёлки. Ёнгук избегает чужого взгляда и поджимает губы: — Просто пытаюсь собраться с мыслями. Ёнджэ тихо угукает, отпивая свой кофе. Когда Ёнгук снова смотрит на Ёнджэ, по взгляду которого видно, что тот ждёт объяснений от друга, то бубнит ему в что-то ответ. — Ну, как бы, сегодняшнее утро было—ммм, мы с сыном опаздывали в садик—поэтому торопились— — Эй, не надо так нервничать, — посмеивается парень, прислонившись к перилам и убирая руку в карман чёрных брюк. — Я понимаю. Как всегда куча хлопот с малышом Чунхоном? Бан кивает. — И как он поживает? — Думаю, замечательно. Узнаёт много нового в садике. Как хорошее, так и плохое. — Что ж, у него как раз подходящий для этого возраст. — Да. Наступает тишина, и Ёнджэ расслабляется под ласковыми порывами ветра, нежно развивающего его волосы, чему Ёнгук почти что завидует. Единственное, что он ощущает в ветре — это силу, которая в ближайшее время собирается выбить почву из-под его ног. — Приведи его снова как-нибудь в офис. Неплохо было бы тебе немного отвлечься от всей накопившейся работы, — улыбается Ёнджэ. Бан однажды привёз Чунхона в офис: в садике попросили показать ребёнку место, где работают его родители. Ёнджэ — молодой и одинокий парень, который любит детей, поэтому он тут же нашёл Чунхона просто очаровательным ребёнком. Он осыпал малыша поцелуями, из-за чего Чунхон потом избегал его весь день, прячась под рабочим столом отца и играя с бумажным корабликом, сделанным другим офисным коллегой. Ёнджэ умолял малыша поиграть с ним, и Чунхон под этим предлогом выпросил парня купить ему шоколадный батончик из торгового автомата. И Ёнджэ купил ему шоколадку. С большой радостью. Ёнгук наблюдал за ними с удивлением. Ёнджэ недавно выпустился. Молодой, смышлёный паренёк, который заслуживает лучшую, чем эта, работу, по мнению Ёнгука. И когда Ёнджэ спрашивают о возможном риске в поисках лучшей работы с лучшим заработком, то он отвечает, что не хочет волноваться и торопить события. Но Ёнгук видит в ожидаемом будущем донсена только хорошие вещи. Он всего лишь на пару лет младше Бана, но уже с хорошим образованием, этот парень предназначен для лучшего и большего. У него всё ещё впереди. Ничто не удерживает его на месте, однако он ползает по полу офиса с Чунхоном на спине. — Обеденный перерыв закончился, — Ёнджэ посматривает на часы и легонько подталкивает Ёнгука свой кружкой, а затем уходит, улыбаясь. Ёнгук вздыхает, держась за перила, и напоследок оглядывает дорогу. Он уходит и вновь зарывается в работу. Ёнгук приезжает забрать сына из садика, солнце собирается скрыться за горизонтом, уступая дорогу ночи. Все окна здания закрыты, Чунхон сидит на лавочке вместе с воспитателем. — Папочка, ты опять опоздал! — восклицает малыш, когда Ёнгук хватает его на руки. Бан извиняется, а Чунхон машет ногами, чтобы его отпустили. — Мне жаль, что я заставил вас ждать меня вместе с Чунхоном, — отец виновато улыбается мужчине. Воспитатель Чунхона — приятный молодой человек, которого, кажется, невозможно рассердить. И иногда, со слов Чунхона Ёнгуку кажется, что другие дети пользуются этим. — Нет, всё в порядке. Чунхон приятный собеседник, — мужчина треплет ребёнка по волосам. — Ладно, мы тогда пойдём домой, — Ёнгук поклонился воспитателю, и мужчина поклонился в ответ. Отец одной рукой берёт ранец, а другой хватает сына за ручку. Пока они идут по дороге, Чунхон оборачивается, чтобы помахать мужчине на прощание. — До свидания, воспитатель Чоноп! Увидимся завтра! Путешествие домой проходит утомительно. Ёнгук выжат как лимон за сегодня, пытаясь разобрать всё, что он пропустил за два дня, Чунхон тоже кажется уставшим. Они садятся на поезд, малыш тихонько сидит у него на коленях, наблюдая через папину спину, как за окном вечер сменяется ночью, и небо темнеет. Коридор до квартиры кажется тёмным и неосвещённым. Входная дверь отдаёт тишиной, и Ёнгук молча вставляет ключи. Чунхон заходит в дом, зевая, а Ёнгук открывает холодильник в поисках продуктов для будущего ужина. — Не время спать, Чунни. Сначала надо покушать, а потом принять ванну, — напоминает отец, готовя жареный рис. Ёнгук оставляет Чунхона играться со своим телефоном, пока сам готовит ужин. Это помогает занять ребёнка до ужина, не давая тому уснуть. Отец чуть не задевает большим пальцем нагретую сковороду, но всё остальное время готовки обходится без особых происшествий. Они ужинают в тишине, Чунхон молча сидит, положив подбородок на стол, и машинально открывает рот, когда Ёнгук подносит еду. — Много нового ты за сегодня узнал? Чунхон кивает, медленно моргая. Ёнгук не хочет давить на ребёнка. Они оба измотались за сегодня. Звук падающих капель воды в банку заполняет тишину во время ужина, взглянув на неё во второй раз, отец замечает, что она заполнена уже наполовину. После ужина они принимают ванну, Чунхон уже хочет пойти спать, но тут Ёнгук притягивает его, усаживая на колени. Малыш тут же визжит при виде кусачек для ногтей. — Нет, папуля, не надо, я не хочу подстригать ногти! — отец приятно удивлён — это самая громкая фраза Чунхона, которую он услышал за сегодняшний вечер. — Нам надо подстричь их, чтобы они не выросли слишком длинными, — успокаивает отец и берёт малыша за руку, но Чунхон вырывается и бежит за его спину. — Я не боюсь, что они вырастут длинными. Ёнгук приподнимает брови в удивлении: — Неужели? Чунхон кивает. — Даже если они превратятся в змей? Ребёнок сомневается, но всё же снова кивает. — И скушают тебя во сне? — Папочка защитит меня от них, — тихо отвечает мальчик. Ёнгук смеётся, пытаясь аккуратно взять Чунхона за руку: — Хорошо, тогда просто закрой свои глазки. Обещаю, я аккуратно, ты ничего не почувствуешь. — А что, если почувствую? — Ну, мы же уже с тобой это проходили, разве нет? — вздыхает отец, проводя рукой по волосам мальчика. Чунхон хлопает глазами, а затем смотрит на него со всей серьёзностью. — Ты же не обрежешь Чунону пальчики? Ёнгук качает головой, и ребёнок протягивает ему крохотный мизинчик. Их пальчики соединяются в детском, но в важном обещании, и мальчик нервно улыбается. Чунхон жмурится изо всех сил, а Ёнгук подстригает ногти один за другим, аккуратно держа маленькие пальчики. Закончив с ноготками, Чунхон пытается поскорее ускользнуть, но отец не выпускает малыша с коленок. — А как же ножки? Чунхон корчит мину, на что Ёнгук только усмехается. Малыш слишком боится щекотки и напоминает об этом отцу при каждом удобном случае. Просто удивительно, насколько Чунхон боится подстригать ногти, что Ёнгуку приходится крепко держать его в своих руках, пока до малыша не дойдёт, что отец не даст ему уснуть, пока все ногти не будут вычищены и коротко подстрижены. Мальчик в страхе прикрывает лицо руками, и пока Бан обрезает ногти на ногах сына, то разрешает Чунхону болтать о чём угодно, лишь бы отвлечь его от этого «кошмара».***
На следующий рабочий день Ёнгук узнаёт, что их филиал будут сокращать, просто потому что так решила компания. Сокращение всегда сопровождается увольнением работников, и эта новость порождает лишние сплетни в буфете до конца рабочего дня. Большинство сотрудников обеспокоены, перешёптываясь о том, кого могут уволить. Ёнгук пару раз слышит своё имя среди коллег, но мысленно игнорирует эти сплетни, потому что к его рабочему месту как раз подходит менеджер и спрашивает о сыне. Он отвечает коротко, помня о том, что у самого менеджера есть три ребёнка, которыми он безумно гордится. Когда менеджер уходит, Ёнгук держит в руках файл и думает о Чунхоне. На рабочем столе в рамочке у отца стоит фотография мальчишки, он смотрит на неё и думает, что ему нет причин волноваться. Ёнджэ приходит проведать его с лишней кружкой кофе, Ёнгук благодарит его, но всё же хочет, чтобы его оставили наедине с самим собой. Бану не кажется, что он сможет поддержать разговор со всем тем, что творится у него в голове. — Не думаю, что сокращение плохая идея, — откровенничает Ёнджэ. — На крайний случай, всегда есть другие места для работы. Ёнгук не отвечает. — У меня нет никакого желания работать, если меня потом уволят. У Ёнгука получается улыбнуться в ответ младшему. — К чёрту компанию, — отвечает Ёнджэ. Перед тем как уйти, младший хлопает Ёнгука по плечу. — Никого не слушай, Ёнгук. Они считают себя лучше всех.***
Ёнгук снова опаздывает, чтобы забрать Чунхона. Чоноп только вежливо улыбается в ответ. — Завтра у нас намечается экскурсия, — уведомляет мужчина, заставляя малыша взволнованно прыгать из стороны в сторону. — Да, папочка! Воспитатель Чоноп сказал, что мы пойдём смотреть на жирафов и слоников! Чоноп улыбается, глядя на весёлого Чунхона: — Наше занятие закончится рано, предположительно к трём часам. Желательно будет приготовить Чунхону ланч в коробочке. Ёнгук молча кивает на полученную информацию. Поездка домой наполняется разговорами Чунхона о животных и покемонах. Он спрашивает отца, какого покемона они увидят в зоопарке, но Ёнгук отнекивается от вопроса. — Я хочу увидеть выдру, папочка. Я люблю выдр. Чунон увидел их один раз по телевизору. Оказавшись дома, Чунхон достаёт все игрушки из коробки на пол и выстраивает их в линию. Малыш решает, кого он завтра увидит, пока отец молча пытается придумать, что приготовить на ужин. Даже Чунхон замечает что-то в отцовской тишине, поэтому он встаёт и подходит к холодильнику. — Папочка, почему дядя Химчан не придёт приготовить нам ужин? Ёнгук смотрит на малыша и закрывает дверцу холодильника: — Он сегодня занят, Чунхон. Химчан, скорее всего, встречается с родителями своей девушки или, возможно, ужинает с ней в каком-нибудь ресторане. А может, планирует свадьбу. Так или иначе, с каждым днём его знаменательная дата становится всё ближе. Родители друга, наверное, всем сердцем поддерживают их свадьбу, радуясь будущей жене любимого сына. Ёнгук не понаслышке знает, какие замечательные родители у Химчана: они приглашают Ёнгука и Чунхона на каждый день благодарения, отец с сыном видятся с ними каждый год. Чунхон называет их бабушкой и дедушкой, и у Бана болит сердце, когда пожилая пара не поправляет ребёнка. Ёнгук подаёт рамен, Чунхон ест его почти сразу же и позже плачет из-за обожжённого языка. Отец наливает ему холодной воды, и малыш благодарно затихает и пьёт её, словно от этого зависит его жизнь. Бан думает о завтрашней работе, о сокращении, о протекающем потолке. Он смотрит на часы, и уже совсем поздно. — Завтра тебя заберёт Дэхён, хорошо? Чунхон ахает от изумления: — Нет! — выкрикивает ребёнок. — Ни за что, папочка! Чуни не нравится Дэхён хён! Ёнгук моет посуду, игнорируя любые протесты сына. — Он присмотрит за тобой, пока я не закончу работу. Чунхон рывком оттягивает свои штанишки: — Папочка, ну пожалуйста! Дэхён хён постоянно лезет целоваться, а ещё иногда он дразнится. Ёнгук и Химчан познакомились с Чон Дэхёном в колледже, младший сразу же полюбил Чунхона, но эта любовь видимо так и осталась односторонней. Сейчас Дэхён работает младшим научным сотрудником, и поскольку у него завтра выходной, то он согласился присмотреть за малышом Чунхоном. Ёнгук не думает, что сможет отпроситься с работы пораньше, особенно перед этим чёртовым сокращением. — Дэхён хороший малый, ты просто придумываешь отговорки, — вздыхает отец, и сын садится на пол. — Я не хочу! — кричит малыш. Ёнгук закрывает глаза, сосредотачиваясь на холодной воде, стекающей по рукам, и вздыхает. Он вновь открывает глаза, уши заполняют звуки протеста Чунхона, отец смотрит, как вода течёт по запястью, охлаждая его плоть, и обвивая, словно верёвка. Он представляет её цвет. Не явный, но и не прозрачный. Матовый. Тёмный. Чунхон отказывается принимать ванну и прячется в одеяле. Ёнгук устало потирает лоб, желая поскорее покончить с этим днём, но Чунхон снова всё усложняет. — Ну-ну, да ладно тебе, сначала ванна, а потом сон. Чунхон хнычет где-то под своим одеяльцем, Ёнгук подходит к маленькому рулону на полу. — Чунхон, вылезай оттуда, — просит отец. — Не вылезу, если Дэхён хён заберёт завтра Чунона. Ёнгук устало вздыхает. Отец молчаливо сидит на полу рядом с маленьким клубочком под одеялом, головная боль не проходит. Он чувствует, как удары в висках отдаются по всему телу, и вспоминает о маленьких, словно игрушечных, машинах на дороге. Он размышляет о воде, стекающей по руке, и думает о полной бутыли отбеливателя у стиральной машины. — И когда же ты, наконец, научишься меня слушаться? Чунхон ничего не отвечает. Ёнгук встаёт, несётся к шкафу и достаёт оттуда одежду сына. Он снова наклоняется и тянет за одеяло. Малыш кричит, пытаясь остаться в укрытии, но среди их двоих Ёнгук взрослый, поэтому он стаскивает одеяло с Чунхона, держа его за маленькие ручки. Ребёнок плачет и бьёт его ногами. Лицо сына красное, слёзы катятся по щекам, и он громко протестует. — Не хочу! — выкрикивает он, когда Ёнгук вытаскивает его из укрытия. Отец пытается переодеть его, но Чунхон толкает его в грудь. Бану удаётся только сменить сыну футболку, когда Чунхон ударяет его по лицу, освобождаясь от хватки. Он снова прячется под одеяло, весь испуганный, и истерично плачет. Ёнгук смотрит на свернувшийся маленький комочек на полу, из которого доносятся рыдания сына. Одинокий отец сидит на полу маленькой квартирки и глубоко вздыхает. Комната становится всё меньше и меньше, а громкие крики мальчишки эхом отдаются в голове. Бан решает оставить всё как есть, он принимает ванну в одиночестве, размышляя обо всём на свете. Щеку саднит от маленькой ладошки, и он решает проверить, есть ли царапины, и зеркало лишь отражает жалкого мужчину, не способного справиться со своим пятилетним ребёнком. К тому времени, когда отец выходит из ванны, Чунхон уже успокаивается. Он слышит тихие всхлипывания, но решает промолчать. Беспокойно облокачиваясь на кухонную стойку, Ёнгук не думает, что готов встретиться лицом к лицу с завтрашним днём. Телефон пикает: приходит сообщение от Химчана. Как ты и Чунхон поживаете? Он выключает телефон и подбирает лежащую на полу форму сына. Ёнгук бросает её в корзину с бельём, ставит на место рюкзак Чунхона, лежащий на полу среди всех игрушек, которые он после складывает в коробку. Отец расправляет футон и выключает свет. Чунхон молчит и, скорее всего, уже спит. Когда Ёнгук берёт его за плечо, чтобы перевернуть, малыш шевелится, отодвигаясь от мужчины. Глубокой ночью Ёнгук закрывает глаза и чувствует, как рука Чунхона проталкивается через одеяло в поисках его ладони с большими пальцами. Отец продолжает молчать, пытаясь уснуть с невыносимой головной болью.***
На следующий день они чуть не проспали. Ёнгук поторапливает Чунхона, и позавтракать они уже не успевают. Отец пытается как можно скорее завязать галстук, а потом хватает портфель сына. Проверяя содержимое ранца, он находит в нём большую кучу рисунков. В детских каракулях Чунхона можно различить жирафов и слонов, нарисованных жёлтым и серым цветом. Он не забыл нарисовать и выдру, рядом с которой неуклюже было выведено: «Мистер Выдра, завтра я увижусь с тобой». Он убирает из портфеля всё ненужное и замечает рисунок, который ранее показывал ему малыш. На нём изображены Ёнгук с Чунхоном, и в груди отца ухает с пониманием того, что рисунок навсегда останется незаконченным. Но малыш этого ещё не знает. Он аккуратно складывает альбомный листок, вспоминая о женщине, покинувшей этот дом, в котором теперь живут отец и сын. Бывают времена, когда он задаётся вопросом, как у неё дела. Она всё-таки живёт где-то у себя, в этом городе. Возможно, она вернулась к своим родителям, получив их прощение. Она, наверное, продолжила учиться, чтобы сейчас выпуститься с хорошим образованием для поиска хорошей работы в городе. Может, она уже нашла себе работу и пьёт где-то кофе со своими коллегами. Прямо как Ёнджэ. Иногда он задумывается, вспоминает ли она иногда о нём и Чунхоне? Хотела ли она когда-нибудь вернуться? Неожиданно отец вспоминает, что ему нужно было приготовить ланч-бокс для Чунхона, он направляется к кухне, посматривая на полки. Бан открывает холодильник, и напоминает себе о том, что нужно будет сходить в магазин, ведь еды почти не осталось. Он смотрит на полки — ничего, открывает снова холодильник — пусто. Озадаченно почесав затылок, Ёнгук смотрит на часы и понимает, что они едва-едва успеют приехать к началу, даже если поторопятся. Чунхон сонно потирает глаза и обувается, кажется, весь его вчерашний гнев испарился за ночь. Ёнгук решает рискнуть, поэтому берёт пачку быстрорастворимого рамена и суёт его в ранец Чунхона. Он хватает сына за руку, и они едва не падают, спотыкаясь из-за спешки Ёнгука. Они спускаются по лестнице, чуть не забыв закрыть входную дверь. Подъезжает поезд, и им приходится бежать по станции, чтобы попасть на него, из-за чего Чунхон начинает стонать. Когда они подходят к садику, родители с детьми уже собрались у входа в здание. Малыш прячется за отцом, рядом стоит небольшой автобус, водитель разговаривает с парочкой родителей. Чунхон молчит, и Ёнгук смотрит на него. Отец видит, как сын смотрит на других детей с мамами; женщины держат сумки с подготовленными ланч-боксами, в которых, скорее всего, находятся рисовые роллы и красивый омлет. Отец привык получать на работу коробочку с обедом от чунхоновой мамы. Он помнит изящные рисовые роллы и прекрасно слепленные рисовые шарики, аккуратно порезанный омлет всегда привносил в коробочку яркость солнечного света. Иногда она приклеивала небольшие записки. «Взбодрись, Гукки-ворчун!». Как бы он хотел, чтобы Чунхон тоже мог попробовать их. — Доброе утро, Чунхон, — радостно здоровается Чоноп, Ёнгук отпускает руку мальчика. — Готов к предстоящей поездке? — Да! — радостно восклицает малыш. Ёнгук кивает воспитателю, приветствуя мужчину, и целует Чунхона в макушку. — Папочка, — сын держится за его руку, немного насупив брови, взгляд полон серьёзности. Ёнгук удивлённо смотрит на него. — Дэхён хён всё ещё забирает Чунона сегодня? Ёнгук вздыхает: — Да. Взгляд Чунхона мрачнеет, а глаза блестят: — Ну почему дядя Химчан не может прийти? — Я же сказал, что он занят, — шепчет Ёнгук, успокаивающе поглаживая костяшки на руке сына большим пальцем. — Но мне не нравится Дэхён хён. Голос Чунхона срывается, и Ёнгук отпускает его руку. Когда он собирается уходить, в глазах сына собираются слёзы, и малыш прикусывает губу. Ёнгук уходит не оборачиваясь. Утренний поезд переполнен людьми, спешащими на работу. Он смотрит в окно невыразительным взглядом, суёт руку в карман брюк и вытаскивает оттуда рисунок Чунхона. Ёнгук смотрит на бумагу, замечая, как пожилой мужчина всматривается через его плечо. Бан убирает рисунок, раздумывая, что принесёт ему сегодняшний день на работе. Отец оставляет рисунок на своём рабочем столе в офисе. Он согнул маленькую бумажку, но даже так можно заметить пустое пространство, оставленное для человека, которого Чунхон никогда не знал. Иногда Бан задаётся вопросом, сожалела ли мама Чунхона, перед тем, как исчезнуть из их жизни. Бывает, Ёнгук отвечает самому себе, что он просто выискивает скрытые мотивы, чтобы ему было не так плохо. Но опять же, разве она не плакала в ночь, когда ушла? Та ночь каждый раз проигрывается в его голове, словно немое чёрно-белое кино. Она ушла, ничего не сказав им напоследок. Ему. Ничего похожего на прощание или напутствие. Ёнгук не знает, к добру ли это или к злу. Он даже не знает, куда она ушла. Он не знает причины ухода, хотя, это, наверное, и так понятно. Ещё он не знает, боялась ли она за Чунхона, уходя из дома, направляясь вниз по коридору. Не колебалась ли она, спускаясь с лестницы на улицу. Жалела ли, что не оставила даже одну-единственную прощальную записку? Почему же она не оставила её? Быть может, если бы она осталась и написала что-нибудь, Ёнгук бы успел прийти и уговорить её остаться. Бывает, он думает, что смог бы предотвратить это, представься у него такой шанс. А иногда наступают такие времена, когда он считает, что никогда бы не смог остановить её, уйди она на следующий день или ночь, через неделю, месяц или год. Но это были всего лишь его домыслы, самовнушение — считать, что он смог бы встретить её у входной двери с сумкой, в которой была сложена её красивая одежда небольшого размера. Она бы стояла с красными глазами, а слёзы окрашивали бы её бледные щёки. Но это были всего лишь его домыслы, самовнушение, потому что всего этого никогда не было. В реальности же Ёнгук зашёл в одинокий, брошенный дом со спящим Чунхоном в руках. В первый год после ее ухода он ненавидел её за этот поступок. Думал, что она была слабой. Трусихой. Предательницей. Ёнгук проклинал её во всех бедах: когда мыл посуду рядом с бедным плачущим ребёнком, когда Чунхона тошнило на пол, когда понял, что ему не хватает денег даже на молочную смесь. Он хотел, чтобы она тоже страдала без него и Чунхона, понимая, как трудно жить без родного сына, как трудно жить без родной плоти и крови. И чтобы вина грызла её изнутри так, что она бы жила одной только мыслью о том, как она ушла от Ёнгука и Чунхона. На второй год он старался не вспоминать о ней. Её больше не существовало в его жизни. Она ушла, а значит, её больше не было. Чунхон заслужил знать только Ёнгука и получать любовь только от него. Спустя три года он скучал по ней. Отец видел её в глазах Чунхона, в его улыбке. Сердце разрывалось, и Ёнгук мечтал, чтобы она вернулась, успокоила рыдающего сына, успокоила и Ёнгука, потому что он не знает, сколько сможет ещё продержаться. Как же он хочет больше не вспоминать о прошлом, больше не думать ни о чём. С того дня, когда сын начал расспрашивать о своей маме, он начал понемногу умирать.***
Чунхон бежит через парк к Ёнгуку с зарёванным лицом и шмыгающим носом. Дэхён с беспокойством бежит за ним следом. — Папочка, Дэхён хён ругается на меня! — плачет Чунхон в плечо отца, крепко обхватывая руками и ногами Ёнгука, когда Бан поднимает его на руки. Дэхён часто дышит, измотанный побегом малыша через всю площадку: — Ничего такого не было, хён, — он вытирает со лба пот, щурясь под под оранжевыми лучами солнца. — Точно ругался? — уточняет Ёнгук. Малыш активно кивает, и отец чувствует, как ткань одежды намокает от слёз мальчишки. Дэхён недоуменно таращится на ребёнка, и Ёнгук поднимает на него взгляд: — Не ругался я! Это Чунхон, наоборот, кричал, чтобы я побыл его лошадкой! — И Дэхён хён не захотел этого, а всё потому что он злой! — огрызается Чунхон. — Он потянул меня за волосы, только посмотри, — Дэхён показывает некрасиво выбившуюся прядь на голове. Ёнгук хлопает его по плечу: — Да-да, я понимаю, — бормочет он, на что Дэхён вздыхает. Отец медленно опускает Чунхона, и тот вытирает слёзы, а затем показывает Дэхёну язык. Ёнгук просто игнорирует поведение сына. — Прости, что опоздал, спасибо тебе за сегодня, — благодарит Ёнгук, забирая ранец Чунхона. — Без проблем, — кивает Дэхён. — Чунхон видимо чем-то расстроен, вот и всё. Клянусь, я не сделал ничего плохого! Ёнгук доверительно, но едва улыбается: — Ещё раз спасибо. Дэхён улыбается в ответ: — В любое время, Ёнгук. Отец хватает Чунхона за руку, чтобы вместе пойти домой. — Погоди, Ёнгук. Он оборачивается, выжидательно посматривая на младшего. Дэхён роется в сумке и что-то протягивает Ёнгуку. Этим что-то оказывается пачка рамена, которую он положил сегодня утром в ранец Чунхона вместо ланча. — Воспитатель дал мне это и попросил передать тебе, — слегка растерянно объясняет Дэхён. — Спасибо. Путь домой проходит в тишине, по крайней мере, со стороны Ёнгука. Чунхон бессвязно рассказывает о выдрах на горках и об игре с маленькими камешками. Он хотел оставить камешек себе, но ему не разрешили, поэтому им вместе надо будет как-нибудь пройтись и найти похожий. — Ты сегодня пообедал? — спрашивает Ёнгук пониженным тоном, когда они перешли дорогу. — Воспитатель Чоноп взял коробочку с едой для Чунона! — радостно восклицает малыш. Ёнгук смотрит на пачку рамена в руке, а после запихивает её в свою сумку. — Папочка, пожалуйста, не позволяй больше Дэхён хёну забирать Чунни из садика. — Почему? — Мне он не нравится. Ёнгук измученно вздыхает: — Тебе придётся смириться с этим, Чунхон. — Но мне не хочется. — Тебе, между прочим, стоит слушаться меня. Чунхон ничего не отвечает и надувает губы. На мгновение между ними устанавливается полная тишина, голова Ёнгука снова раскалывается. Он не спал нормально уже несколько суток, разрываясь между горой работы и сыном. И капризы Чунхона не спасают ситуацию. Чунхон убирает руку и, опустив голову, идёт позади Бана. Осознав, что они находятся в толпе, Ёнгук, несмотря на протесты, тянется к руке сына. — Папуля, а можно мы сходим и поищем камешек? — спрашивает малыш. — Нельзя. Ему предстоит выполнить кучу работы. Купить продуктов. Он даже не знает, что приготовить на ужин. На работу завтра нужно прийти пораньше, потому что к ним придёт какая-то шишка из компании, а из-за сокращения всем теперь неспокойно, вот и идут сплетни. Ёнджэ всё время смотрит на него виноватым взглядом, поэтому Ёнгук игнорирует его на работе. — Почему нельзя, пап? — Потому что я занят. — Разве дядя Химчан не может сходить с Чунни? — Нет. — Ну почему? — Он занят. — Но дядя Химчан иногда забирает Чунона из садика и готовит ужин. Почему же сейчас он занят? — У него теперь своя жизнь, Чунхон. Они доходят до жилого дома, и Чунхон останавливается. Ёнгук тянет его за руку, чтобы ребёнок пошёл побыстрее, от чего тот чуть ли не спотыкается. — Когда он снова заберёт Чунона? И приготовит покушать? Ёнгук раздражённо вздыхает. У него абсолютно нет времени на эти вопросы. У него и так куча вещей, о которых нужно позаботиться, а мигрень снова стучит по вискам, напоминая о себе. Отец только и думает о том, как побыстрее лечь спать, чего скорее всего не случится. Потом снова наступит завтрашний день. А потом ещё один. И снова точно такой же день. Сумбурный, унылый, скучный. Одинаковый. Мучительный. — Папочка? На него словно навалился весь мир. — Папочка? Ёнгук мечтает, чтобы весь мир отстал от него. — Папа? — Что?! Грудь вздымается, и он в расстроенных чувствах гневно смотрит на лестницу, где стоит Чунхон. Он зол. Он зол на всё то, что продолжает давить на него. Он устал. Жизнь слишком тяжела. Мать Чунхона оставила их, а сейчас она, наверное, счастлива где-то там, получив ту жизнь, о которой всегда мечтала. Ёнгук давно позабыт, его нет даже в самой глубине её души. Чунхон хнычет, пытаясь высвободиться из слишком крепкой отцовской хватки. В уголках его глаз собираются слёзы. Ёнгук устал. Устал от этого. Всё осточертело. — Дядя Химчан ещё придёт к нам? — решает спросить Чунхон, насупившись от крупных, ещё непролитых слёз. — Я не знаю, Чунхон. Не знаю. Бан тянет сына за руку, и малыш изо всех сил пытается подняться по лестнице. — Почему? Он собирается жениться. У него своя жизнь. Сейчас он, наверное, счастлив где-то там, получив ту жизнь, о которой всегда мечтал. Ёнгук давно позабыт, его нет даже в самой глубине его души. — Он больше не придёт к нам, папочка? — Папа? — Папочка, пожалуйста… — Хоть один раз в жизни ты можешь заткнуться, Чунхон?! Ёнгук гневно смотрит на собственного сына. Слёзы Чунхона издевательски скатываются по щекам крупными бусинами, доводя его до белого каления. — Он больше не вернётся! Его голос эхом отдаётся в помещении, малыш начинает плакать, его лицо болезненно кривится, делая его похожим на родную мать. На ту бессердечную женщину, давно ушедшую от них, но так и не вернувшуюся. Она даже ни разу не показалась, ни разу не проведала их обоих. — Но… Почему? Разъярённый до безумия тем, что Чунхон осмеливается задать очередной вопрос, Ёнгук со злостью тянет его вверх по лестнице, огонь с дымом туманят его голову. — Папочка, отпусти. Он не отпускает. Он вставляет ключи в скважину и ногой гневно открывает дверь. Какой смысл готовить ужин, если в один прекрасный день ты всё равно умрёшь? Какой смысл любить кого-то, если в один прекрасный день ты оставишь их страдать? Какой смысл приходить, если в один прекрасный день ты собираешься уйти? Какой смысл в жизни, если тебе осточертело жить? Из-за толчка в сторону квартиры, Чунхон вопит, чуть не запинаясь о собственную ногу. — Прекращай плакать, ладно? Чунхон трясёт головкой, лицо красное, залито слезами. Такое же лицо, прямо как той ночью, когда всё пошло наперекосяк, а Ёнгук остался в полном одиночестве. — Чунхон, ради бога, ты можешь замолчать? Ёнгук снимает обувь, тянется к Чунхону, но тот отшатывается, громко рыдая, вызывая ещё большую головную боль. — Почему дядя Химчан не вернётся к нам? Ёнгук недовольно стонет, вскидывая руки. — Да ни хера я не знаю. У него своя жизнь. — Это потому что он несчастлив? Ёнгук таращится на сына, не зная, что сказать. Не услышав ответа, Чунхон плачет ещё громче, широко раскрыв рот, Ёнгук бормочет на выдохе проклятия, потому что его терпение лопнуло. Он потеряет работу. Ему придётся потерять ещё много вещей. Возможно, бережно хранимые им старые пластинки. Дом. Он сойдёт с ума. Он больше не хочет продолжать это. Ему даже не хочется готовить ужин. Чунхон — непосильный для него груз. — Хватить рыдать! — Буду! — Господи, да заткнись уже, блять, Чунхон! Понимаешь, вот поэтому люди бросают тебя! Ты не можешь даже сделать одну-единственную вещь, только рыдаешь, и с тобой так…! Так, блять, трудно! Ёнгук не знает, что говорит, но в груди агония, он больше не может трезво мыслить, а на глаза, кажется, наворачиваются слёзы. Горячие, горькие слёзы. Готовые обжечь кожу. — Я хочу к мамочке! — Её здесь нет! Как до тебя не доходит, что она бросила тебя! Интересная вещь эти слёзы, брызнувшие из его глаз, предавая его. — Она стала несчастной из-за тебя! Ты вынудил её, и погляди, она ушла, её нет! И всё из-за тебя, если бы ты только перестал плакать и расстраивать каждого! Ёнгук — обезумевший мужчина. Жизнь слишком тяжела. Он сломлен. — Взгляни, Химчан оставил тебя. Он несчастен из-за тебя! От громкого плача Чунхона дрожит маленькая квартирка, Ёнгук слышит, как соседи кричат ему через стены. Он слышит её плач, плач мамы Чунхона. Чунхону нехорошо, Ёнгук. Он слышит голос Химчана. Ббан, я скоро женюсь. Он не уверен, что сможет продержаться. Когда-то давно он верил, что у него ещё всё впереди, что он сможет жить счастливо. Теперь же жизнь лишена ярких красок, а неизбежное будущее пугает до его чёртиков. У него ничего нет. Он продолжает терять всё. Продолжает оставаться позади. Оставаться позади с оглушительными криками о помощи, и единственной причиной всего случившегося послужила его чёртова жизнь. — Прекрати, хватит, замолчи же, Чунхон. Вопли пятилетнего мальчика только усиливаются, слёзы стекают по щекам, лицо такое красное, словно сейчас взорвётся. — Я уйду от тебя! Тишина заполняет дом. Чунхон смотрит на него глазами, полными неверия. Малыш давится слезами, и за все пять лет своей жизни ему нечего сказать, кроме тех трёх очевидных слов, которые Ёнгук как никогда заслуживает. — Я ненавижу тебя! Три слова эхом раздаются в маленьком доме, заглядывая в кухню с грязной посудой и в ванную с горой грязной одежды. Три слова повисают в воздухе, повторяясь в голове, словно старая пластинка. Ёнгук оглядывается, но Чунхона уже нигде нет поблизости. Он просто наблюдает, как исчезает его сын. Возможно, если бы он пришёл тогда вовремя ради мамы Чунхона, он смог бы понаблюдать за её уходом. Бан закрывает глаза. Он не хочет ничего и никого видеть. Не хочет признать, что всё происходит наяву. Но в уголках его глаз уже собираются слёзы, столь презренные, Ёнгук уже давным-давно потерял волю к жизни. У него никогда не получится ничего исправить. Из груди вырывается всхлип, и Бан оседает на пол. — Ох, нет, Чунхон… Чунхон пропал по его вине, и отец сильно плачет. Ему осточертела эта жизнь. Надоело вставать с утра в будни и проводить их в маленькой квартире. Он устал от того, как Чунхон постоянно всё усложняет. Протекающий потолок раздражает его по ночам так, что он не может нормально уснуть. Жестянка наполняется до краёв, это сводит его с ума: большой рыбе, живущей сверху, нет до него дела. Бан устал от офиса. От сокращения. От долгих мучительных часов работы в маленькой кабинке, после которой от его жизни почти ничего не остаётся. А затем ему приходится торопиться, чтобы забрать Чунхона. Садик уже закрыт. Все дети давно ушли по домам. Он, как всегда, опаздывает. Воспитатель знает, какой он ужасный родитель. И абсолютно бесполезный. У него никогда не хватает времени на Чунхона. — Ёнгук? Ночи всегда самые страшные, иногда Чунхон плачет во сне из-за кошмаров. В эти моменты Ёнгук вспоминает об ушедшей от них женщине и понимает, что мечтает о том, чтобы она вернулась к ним. — Ёнгук, что случилось? Так глупо, что он уже готов простить её. Лишь бы она только вернулась. Кажется, кто-то кладёт руку на его плечо, он уже не может ясно мыслить. — Где Чунхон? Химчан смотрит на него взволнованным взглядом. Ёнгук молчит. Не может произнести ни слова. Не может дышать, какой же он бесполезный. C ним всё было ясно, не так ли? — Боже мой, что случилось? — Химчан беспокойно смотрит на подавленного и неподвижного Ёнгука. Отец пытается что-то сказать. Он не может вздохнуть, он теряет себя. Он потерял Чунхона. — Чунхон потерялся. Химчан осматривает дом, а затем снова поворачивается к Ёнгуку: — Куда он ушёл? — Не знаю. Ким обегает квартиру, открывая дверm ванной комнаты, осматривая шкаф, из которого на пол вываливается одежда. — Чтоб тебя, Ёнгук, почему же ты ещё дома? — Химчан поднимает его, и Ёнгуку кажется, будто он сломанная кукла. Друг берёт в руки его обувь и ставит её перед ним. И чуть позже спрашивает: — Чего ты ждёшь? Надевай уже ботинки, нужно найти Чунхона. Ёнгук не может пошевелиться. — Эй, Ббан, очнись. Бан чувствует, как чужая рука касается его щеки. Чунхон, надо его найти. Отец надевает ботинки, едва контролируя свои движения. Это он только что накричал на Чунхона? Это из-за него Чунхон сбежал из дома? Он слышит, как Химчан извиняется перед людьми в коридоре. Соседи повыходили из квартир. Неужели стены их комнат тоже трещали и сдвигались вокруг них, как у Ёнгука? — Ёнгук, поторопись. Сокращая дистанцию, сокрушая, удушая. — Он сбежал безо всякой причины? — Химчан поворачивает голову, чтобы посмотреть в глаза Ёнгуку, его взгляд полон страха, а голос звучит тревожно, но в голове Ёнгука пока не укладывается всё произошедшее. — Он просто… убежал… Чунхон… Бану кажется, что он улавливает разочарование во взгляде друга. Он тоже разочарован. Чунхон сбежал на его глазах, и он ничего не предпринял. — Ох, нет, Чунхон. Ёнгук не чувствует своих ног, наблюдая за тем, как они спускаются по лестнице. Голос Химчана отдаётся эхом, повторяясь, как сломанная пластинка. Имя Чунхона разносится вниз по лестнице на улицу, но никто не откликается. Химчан смотрит под лестницей на первом этаже, Ёнгук с пустым взглядом стоит на одном месте, сердце бешено колотится. — Чего ты стоишь? — с тревогой спрашивает Ким, приближаясь к другу. Его брови сильно нахмурены. — Ёнгук, твой сын пропал. Он не отвечает. Химчан вздыхает и обегает здание, зовя Чунхона. — Проклятье, Ббан, не стой же ты так просто, давай, ищи Чунхона. Небо окрашено оранжевыми красками. Цветочные горшки у первого этажа пускают длинные тени на землю. Ёнгук оглядывается по сторонам, Чунхона поблизости нигде нет. Около дома играют с мячом дети. Но его сына среди них нет. Химчан бежит к ним и спрашивает, не видели ли они Чунхона, но детки только качают в ответ головой. — Куда он мог убежать? Чунхон вообще знает, как дойти домой? Они идут по узкой улочке, бабушка ухаживает за своими растениями в горшках, Ким спрашивает, не видела ли она Чунхона. Она лишь покачивает головой. В магазине ребята покупают себе мороженое. Солнце выгорает, склоняясь к закату. Химчан стонет. Ёнгук слышит, как друг разговаривает сам собой, бегает туда-сюда, осматривается, постоянно кого-то спрашивает. У Ёнгука земля уходит из-под ног, а сердце — в пятки, Чунхона нигде не видно. Из-за него. Это полностью его вина. — Игровая площадка! — осеняет Химчана, и он поворачивается в сторону Бана. Глаза Кима широко раскрыты, он волнуется, Ёнгук едва стоит на ногах. — Он может быть здесь, пошли! Ким бежит. Ёнгук едва поспевает за ним. Он отстаёт. Он остаётся позади. Когда они добираются до детской площадки, там уже темно и пусто. Он видит, как Химчан вытирает лицо руками, его глаза сверкают под ночным небом. Ёнгук так больше не может. Чунхон исчез. Так же, как и его мать. Они оба слишком быстро от него убежали. Ёнгук по жизни медлителен, и никогда никуда не успевает. Ноги отца подкашиваются, и он опускается на скамейку, закрывая лицо руками. — Нет-нет-нет, он может быть где-то ещё, нет времени сидеть, — напряжённо произносит Химчан, тяжело дыша. Ёнгук вздыхает. — Я потерял его. Химчан смотрит на согнувшегося на скамейке мужчину. Ким садится рядом с ним, поспешно вынимая телефон: — Я звоню в полицию, — устало выдыхает он после долгой пробежки с криками. Ёнгук следит за поспешными действиями друга, а затем кладёт ладонь на его руку. Химчан поднимает голову, и Ёнгук видит во взгляде друга только беспокойство и заботу. Неуместную заботу. — Это моя вина. Химчан тупо уставился на него: — О чём ты? Бан Ёнгук отводит взгляд, не в силах смотреть младшему в глаза. Грудь напрягается, сердце ноет, и слёзы снова наворачиваются на глаза. — Я сказал ему, что уйду от него. Руки друга падают на колени. — Я схожу с ума, Химчан, — его голос срывается, слёзы катятся по щекам. Бан закрывает лицо руками, какой же он жалкий. — Я не могу о нём позаботиться. Я теряю голову, завожусь, и из меня просто никудышный родитель. Химчан молчит. — Ты же знаешь, что его мать ушла, и она правильно сделала. Она была несчастна, и я продолжаю доводить Чунхона до слёз, точно так же, как когда-то доводил её. Если у него так плохо получается заботиться о Чунхоне, то когда его сын вырастет, он непременно превратится в такого же сумасшедшего человека. Ёнгук не хочет этого. Его малыш, он не заслуживает всей этой боли, даже если жизнь Ёнгука состоит из сплошного одиночества и страданий. Отец едва ли сможет утешить ребёнка. Этим вечером тихо, потому что рядом с ним нет Чунхона. В сумбурной жизни Ёнгука больше нет места тишине. Она чужда ему. И от этого страшно. Страшно, потому что у него плохо получалось растить Чунхона. И когда его сыну был нужен хороший отец, он вёл себя ужаснее некуда. Ёнгук сказал, что уйдёт от него, когда Чунхону как никогда нужен был тот, кто останется. — Так больше не может продолжаться, Химчан, — он плачет, тело трясётся. — Я бесполезен. Без тебя рядом я едва ли могу держаться за свою жизнь. Я слишком медлителен во всём, что делаю, а Чунхон растёт слишком быстро, и я не поспеваю за ним. Химчан берёт его за дрожащую руку и сжимает её. — Не будь так строг к себе, Ббан. — Нет, я слишком мягок к себе. Когда Ёнгука мучила бессонница после ухода мамы Чунхона, а сам малыш страдал, Химчан был тем, кто пришёл и протянул им руку помощи. Просто удивительно, как друг, сам того не зная, спас его своим приходом. Кто знает, что случилось бы с Чунхоном, если бы поблизости не оказался Химчан. Ёнгук был не в состоянии что-либо сделать. Химчан, в отличие от Ёнгука, всегда успевает к Чунхону вовремя. Он успокаивал малыша, когда отец не мог этого сделать. Кормил его, когда отец не мог ничего приготовить. Он был ходячим трупом после её ухода. И Химчан поддерживал в нём жизнь вкусным рагу и домашним ворчанием. Ёнгук думал, что не справится после её ухода. Но пока Ким оставался с ним на протяжении всех этих лет, постоянно вызывая улыбку Чунхона, Ёнгук думал, что сможет справиться со всем до тех пор, пока с ними есть Химчан. — А сейчас ты собираешься жениться. Я так сильно от тебя завишу, я едва ли знаю, как одному позаботиться о Чунхоне. На протяжении всей сумбурной жизни с Чунхоном, Ёнгук думал, что Химчан останется тем неизменным звеном, не позволяющим ему упасть. Ким всегда был хорош в этом деле. Ёнгуку всегда было трудно стоять и не спотыкаться, потому что он тяжёлый и медлительный. И теперь он снова остаётся позади. Мама Чунхона, сейчас она, наверное, счастлива где-то там, получив ту жизнь, о которой всегда мечтала. Она вернула молодость, которую заслужила, оставляя Ёнгука одного сводить концы с концами в маленькой квартире, оставляя его с потерянными мечтами и желанием вернуться в то время, когда Чунхона ещё не было. Ким тоже не стоит на месте, у него скоро свадьба. У него теперь своя жизнь, которую он счастливо проживёт с женщиной, которую любит. Его друг заслуживает всех радостей жизни, так почему же Ёнгук чувствует себя преданным? Потому что Ёнгук ошибся, считая, что два человека могут разделять одинаковые мысли и чувства. Все люди разные, поэтому Бан останется одиноким на протяжении всей своей жизни. Чунхон вырастет, и у него появятся другие мысли и чувства, отличные от отца. И, в конечном итоге, сын оставит его позади. На другое Бан и не годится. Банка в углу наполняется до краёв водой. Ёнгук не покидает дома, наивно полагая, что мама Чунхона вернётся и поможет найти их сына. Большая рыба наверху считает его идиотом за слепую веру, потому что всё это его несбыточные мечты. — Я не могу быть таким, как ты. За все эти годы я понял, что едва ли могу дышать самостоятельно. Я такой, блять, никчёмный. Разве я гожусь для Чунхона? Чунхон заслуживает лучшей жизни. И лучшего родителя, а этим Ёнгук похвастаться не может. — Ох, Ббан, — вздыхает Химчан. — И почему ты такой? — Потому что я эгоист. Когда ты сказал мне, что собираешься жениться, я молился, чтобы это оказалось неправдой, и ты остался бы со мной. Химчан не произнёс ни слова. — И я столько раз думал о самоубийстве, — он посмеивается. — А теперь, оставшись позади, я постоянно думаю о смерти, и это абсолютно невыносимо. И так заманчиво. Бан в первый раз говорит кому-то об этом. Он думает об игрушечных машинках, едком запахе бесцветной жидкости рядом со стиральной машиной, о воде вокруг запястья и о таблетках в шкафу. — Я больше не хочу продолжать это. Я больше не хочу жить. Химчан обнимает его, Ёнгук плачет, потому что он пожертвовал всем, чтобы получить взамен пустое ничего. — Наверное, ты сможешь лучше позаботиться о Чунхоне. Эти мысли постоянно в моей голове, Химчан, и они никак не исчезнут. Они там каждый божий день, и я чувствую, как задыхаюсь. Ёнгук кладёт голову на плечо друга, и Ким грустно выдыхает. — О, жизнь, пощади Бан Ёнгука, — шепчет Химчан, отца трясёт от каждого всхлипа, слёзы текут ручьём. Ким касается плеча друга и потирает его большим пальцем. Всё, на что способен Ёнгук — это постоянно полагаться на кого-то, кто всегда успеет вовремя справиться с ситуацией, когда он сам умеет только опаздывать и тормозить. — Ббан, знаю, жизнь была к тебе несправедлива, — бормочет друг. — Но неужели ты думал, что я оставлю тебя позади? Ёнгук кивает, ощущая себя ребёнком. Он скучает по родителям, потому что с тех пор, как они ушли вместе с мамой Чунхона, он больше никогда их не видел. Он принял плохое решение, и вся его жизнь пошла под откос. Он это заслужил. — Я собираюсь жениться, но это не значит, что я собираюсь забыть о вас с Чунхоном, — по голосу кажется, что Химчан улыбается. — Ты мой самый близкий друг, разве не помнишь, когда ты сам давал мне силы, чтобы жить дальше? Бан качает головой. — Ещё в школе, как бы я не старался, у меня постоянно снижалась успеваемость, я хотел умереть, но ты помог мне, когда сказал, что я был рождён для чего-то большего. Ты столько всего для меня сделал, Ёнгук, так почему же ты забываешь об этом, вспоминая только о тех вещах, которые я сделал для тебя? Они оба молчат, Ёнгук продолжает плакать. И отцу вспоминается, как давным-давно он точно так же утешал Химчана, который проливал слёзы на его униформу, оставляя на ней большое тёмное пятно. Он помнит, как друг пропускал обеды и ужины, он помнит его детские пухлые щеки и его улыбку. — А теперь пошли поищем Чунхона. Бан отодвигается и смотрит на друга со слезами на глазах. Ким улыбается. — Единственный, кто помогает тебе стоять на ногах — это ты сам, Ббан, ты и Чунхон. Солнце село, исчезло. Чунхон тоже. Мысль о том, что он потерял сына, съедает его изнутри. Ёнгук винит себя в сказанных словах. — Я знаю, ты считаешь меня плохим отцом, — произносит он. Химчан вздыхает, качая головой: — Нет, Ббан, перестань, ты— Его слова обрываются, он не дышит. Ёнгук видит, как глаза Химчана округляются, голова друга поворачивается в сторону, он смотрит на горку. Бан в замешательстве наблюдает за тем, как Ким резко встаёт на ноги и бежит к детской горке. — Чунхон! Чунхон! Это ты? Химчан заглядывает на горку в тёмный уголок, отец стоит, не веря в происходящее, его сердце бешено стучит. Он медленно подходит к другу. — О, Чунхон, — выдыхает Химчан. — Вот ты где, малыш, мы думали, что потеряли тебя, — он улыбается, но Ёнгук не видит сына. Он не смеет подходить ближе. Молчит. И не знает, сможет ли смотреть сыну в глаза. — Спускайся, давай, я прямо перед тобой. Он слышит всхлип на горке. Химчан приседает, раскрывая руки. Ёнгук наблюдает, как Ким прижимает к себе Чунхона, и малыш обхватывает взрослое тело руками и ногами, прячась от всего мира. Химчан смотрит на Бана, широко улыбаясь. — Нашёлся, малыш. — Чунхон, — зовёт Ёнгук. Малыш всхлипывает, пряча лицо в плечо мужчины. Химчан сомкнул губы и виновато посмотрел друга. Они молча идут домой, Бан плетётся сзади Химчана и видит, как Чунхон прячется от собственного отца. — На небе так много звёзд, Чунхон. Не хочешь взглянуть сам? — аккуратно спрашивает Ким, но малыш не отвечает. — Может, поужинаем? Эй, давай-ка закажем немного жареной курочки, — они вместе идут ужинать, отец и сын молчат, а Химчан болтает обо всём на свете. Они останавливаются у ресторана, друг пересаживает малыша на колени и радостно заказывает курицу. Чунхон отказывается поднимать взгляд на отца, официант неодобрительно посматривает на Ёнгука из-за его красных и опухших глаз. Отец предпочитает не обращать внимания на работника. Ёнгук почти не притрагивается к еде, Химчан сам кормит Чунхона, малыш больше никого не подпускает к себе, потирая глазки от ещё не высохших слёз и надувая маленькие розовые губы. Он не слышит сына, тот что-то шепчет на ухо Химчану сорванным голосом. Даже после ужина Чунхон отказывается смотреть на родного отца. Прогулка до дома проходит в полной тишине. Химчан молча идёт, сгорбившись, придерживая тело пятилетнего ребёнка. Сзади отцу только видны свисающие ножки и выглядывающие из-за плеча растрёпанные волосы ребёнка. Ёнгук пропускает Химчана и Чунхона в дом, останавливаясь у подъезда. Химчан бросает на него понимающий взгляд, и дверь закрывается. Свет, освещающий путь домой, жужжит, словно с сочувствием. Он поднимает взгляд на звёздное небо. Луны сейчас не видно, но она всегда в небе, размышляет Ёнгук. Бан суёт руки в карманы и нащупывает там сложенную бумагу. Он достаёт её и видит рисунок Чунхона. Бумага уже вся помятая, но очертания линий в виде двух людей ярко видны на белой бумаге. На заднем плане ничего нет, словно они плывут по белому пространству. Словно им некуда идти. Они держатся за руки. Когда они куда-то идут, большой палец Чунхона всегда выскальзывает из хватки отца, а его крохотный мизинчик идеально соединяется с мизинцем Ёнгука, словно скрепляя безмолвное обещание. Возможно, если он отпустит руку Чунхона сейчас, то в будущем его сын не останется позади также, как Ёнгук. — Ты как, Ббан? — дверь подъезда открывается и оттуда выглядывает Химчан. Чунхона с ним нет. Он медленно кивает, не желая встречаться с взглядом Кима. Мужчина оставляет дверь не до конца закрытой и подходит поближе, чтобы посмотреть на рисунок в руке Ёнгука. — Клянусь, пятилетние дети так хорошо рисуют, — слегка мрачным тоном отвечает друг, а затем тихонько посмеивается. Небо всё такое же тёмное, на нём мерцают звёзды. Ёнгук слегка в растерянности. — Не знаю, смогу ли я снова посмотреть Чунхону в глаза, — бормочет Ёнгук. Собственный голос звучит незнакомо и чуждо. Чунхон прожил только пять лет, но он уже страшится Ёнгука, так же, как и Ёнгук боится Чунхона. Малышу ещё столько всего предстоит пройти на своём пути, но отец не уверен, что всегда сможет быть рядом с ним. Ким вздыхает и встаёт рядом с другом. Отец чувствует, как их плечи соприкасаются, когда-то давно он ненавидел Химчана за такие действия, но Ким — самый близкий друг, какого только может представить себе Ёнгук. Он второй по значимости в жизни Ёнгука, после потери родной и собственной семьи. — Я поговорил с ним. Мне кажется, он слышал тебя у горки. У отца сердце в пятки уходит после услышанного. Он сказал, что умирает, что хочет убить себя, но его сыну не следует знать об этом. Ещё он полный идиот, и Чунхона не должен растить кто-то вроде него. — Ты недооцениваешь пятилетних детей. Бан ругается на выдохе. Нет. Он до ужаса боится Чунхона. Отцу страшно, как Чунхону, который сильно жмурился, прижимая ладони к лицу, когда Ёнгук подстригал его ногти. Отцу страшно так же, как и тёмными ночами, когда Чунхон держал его за руку в страхе снова остаться одному. Ёнгук боится её совсем бледной кожи, унаследованной Чунхоном, у сына те же длинные ресницы, и улыбка тоже мамина, потому что отец так и не научился улыбаться. — Он сильнее, чем ты думаешь, Ббан. У него толстая кожа, и он совсем не глупый. Горькая улыбка расползается по его лицу. — Если он перенял это не от тебя, тогда я не знаю, от кого ещё. Химчан кладёт руку на плечо друга и сжимает его. Отец аккуратно складывает рисунок, сгибы уже не убрать. Рисунок закончен. Туда больше нечего и некого добавить. — Я пойду, — отвечает Ким. — А ты иди и поговори с сыном. Ёнгук сомнительно смотрит на друга, который в ответ уверенно улыбается. Этот жест всегда прибавлял Бану немного мужества и толику уверенности. — Спасибо тебе, Химчан. Если бы Химчан не успел вовремя прийти и спасти Чунхона, Ёнгук бы, наверное, так и остался бы отрешенным и потерянным, а малыш бы, наверное, до сих пор плакал на горке на пустой площадке под покровом тёмной звёздной ночи. Ким всегда протягивает руку помощи, всегда появляется в самый критический момент, а если Ёнгук потерян и медлителен, то именно Ким берёт его за руку и ведёт его наравне с собой. А когда Химчан женится, заведёт семью, и, возможно, погрузится в заботы о родном сыне, Ёнгук будет бежать в одиночестве, пытаясь поймать всё то, что от него ускользает. Ужасающая перспектива, если подумать, не только для него, но и для Чунхона тоже. Потому что Химчан, в отличие от Ёнгука, всегда успевает к Чунхону вовремя. — Я всегда буду рядом с тобой, — ладонь мужчины скользит по его плечу, а затем сжимается в кулак. Ким легонько ударяет друга по руке, улыбается с ямкой на щеке. Бан улыбается ему в ответ, напряжённо, но с искренней благодарностью. Химчан уходит. Ёнгук наблюдает за другом, мысленно подготавливая себя к встрече с сыном. Химчан уходит, но вернётся. Отец открывает дверь в крохотную квартиру, Чунхон тихо играет на полу с игрушкой покемоном. Маленькие губы обиженно надуты, и Ёнгук сожалеет об этом. — Чунни. Чунхон молчит, и Ёнгук садится на колени рядом с сыном. — Прости меня. Отец опускает голову, переплетая пальцы рук на коленях. Пятилетние дети не должны так жить. В этом возрасте Ёнгук не был таким, он жил счастливой жизнью с хорошими родителями. Не всё, конечно, проходило гладко, но у Чунхона всё могло быть гораздо лучше. Малыш кладёт игрушку на пол и поднимает взгляд на отца. Отец смотрит на него в ответ, глаза Чунхона тут же начинают блестеть, так же быстро, словно мерцание звезды, а нижняя губа начинает дрожать. — Папочка собирается оставить меня одного? Ёнгук так сильно хмурится, что глубокие морщины болезненно выступают на лбу, вызывая неприятные ощущения. Он качает головой. Не может произнести ни слова. Он боится, что как только раскроет рот, тут же сломается, а сейчас Чунхону нужен сильный отец. Вместо него плачет Чунхон. Ползёт на его колени, крепко обхватив его руками, не желая никуда отпускать. Малыш громко плачет на папиной груди, слёзы с силой вытекают из его маленьких круглых глазок. — Пожалуйста, не уходи, — голос малыша надломился, и он плачет ещё громче. — Пожалуйста, перестань грустить, папочка. Ёнгук обнимает своего сына, пряча лицо в его взъерошенные, запутанные, чёрные волосы. Он покачивается, потому что Чунхон дрожит, держась за его рубашку. Слеза катится по щеке Ёнгука, и его прорывает. — Я не оставлю тебя, Чунхон. Отец вспоминает родителей в старом доме, в котором они когда-то жили все вместе. Они никогда не хотели исчезать из его жизни. И Бан думает о женщине, оставившей их совсем одних. Ёнгук произносит самому себе тихие слова, чтобы остаться сильным, иначе им обоим будет попросту не выжить. — Остались только мы с тобой. Одни против целого мира. Забавно, как же одиноко ему было, когда от него ушла любимая женщина, но кто-то другой пришёл и спас его. — Пожалуйста, не будь больше несчастным. — Не буду. Когда Химчан, наконец, женится, возможно, их пути разойдутся — такое часто происходит, и это абсолютно нормально. Но изначально по их пути против целого мира шли только они. Чунхон и Ёнгук. — Обещаешь? Чунхон отстраняется, крохотное лицо исчерчено двумя мокрыми дорожками, и Ёнгук горько улыбается. Потому что малыш больше не плачет. Отец переплетает их мизинцы, которые идеально соединяются вместе. Мать Чунхона ушла от них, потолок до сих пор протекает. Но если Ёнгук продолжит двигаться вперёд, несмотря ни на что, забывая про свою медлительность, то с ними всё будет в порядке. С ними всё будет хорошо.***
— Куда мы идём? — интересуется Чунхон, постоянно моргая из-за низко натянутой шапочки, которую одел ему отец из-за холодной погоды на улице. — Ну, мы идём в очень особое для меня место, Чунхон, — важно отвечает Ёнгук, ласково улыбаясь мальчику. Отец сидит на корточках, чтобы быть на одном уровне с сыном, который смотрит на него любопытными глазками. — А там будет весело? Ёнгук усмехается, поднимаясь и протягивая руку Чунхону. — Будет. Люди, которые там живут, очень дороги мне. И тебе тоже. Маленькая ручка обхватывает его ладонь. Отец держит её крепко. — Кто они такие? — спрашивает почемучка Чунхон. Ёнгук делает глубокий вдох, рассматривая здания с третьего этажа квартиры. Небо красивое и светло-оранжевое, на улице холодно. Чунхон вжимается в пальто, а затем вскрикивает из-за холода. — Твои бабушка с дедушкой. Ёнгук смотрит на Чунхона, который от удивления широко раскрыл рот. — Но сегодня не день благодарения, папочка. Ёнгук тихонько смеётся, тряся головой: — Не родители Химчана. Папины родители. Чунхон ахает, теряя дар речи, и отец может только представить все вопросы, которые рождаются в голове сына. Ёнгук качает их сплетённые вместе руки, давая знак уходить. Малыш медленно следует за отцом, и, после всего случившегося, в Ёнгуке, наконец, зарождается надежда. Входная дверь окрашена в розовый, краска осыпается, когда они закрывают дверь. Коридор дома обращён к солнцу, поэтому тут тепло и ярко. Оставшись позади, Ёнгук понял, насколько трудно продолжать свой путь в одиночку. С другой стороны, с ним всегда рядом Чунхон и его маленькая ручка, указывающая путь вниз по лестнице в открытый мир, где существуют разные обстоятельства, выступающие против них. И это лишь доказывает то, что есть люди, которые, несмотря ни на что, будут рядом с ними. При движении вперёд ты вновь столкнёшься с оставленными тобой когда-то воспоминаниями, думая, что ты совершил ошибку. А затем поймёшь, что всё произошедшее случилось неспроста. Это Ёнгук и Чунхон против целого мира. С небольшой помощью от близкого друга и маленькой надеждой на новую жизнь Ёнгук начинает свой путь с чистого листа.