Совсем твой

Сегодня пятница и Сенбонзакура знал, что будет делать его хозяин под выходной. У Бьякуи вся жизнь идет по им самим придуманному порядку, строгому, жесткому. Занпакто не понимал, как можно подниматься в несусветную рань в выходной, когда есть время еще поспать, и упражняться в додзе, пока слуги не приготовят завтрак. И потом заниматься клановыми делами, проверять, что за неделю сделал управляющий, правильно ли сделал, сверять бесконечные цифры и отчеты. Пошел бы лучше расслабился в Руконгай. Да и в Готее есть неплохие варианты. Но нам же надо несгибаемый айсберг из себя строить. Сенбонзакура фыркнул и оглянулся – не видел ли кто такого явного выражения чувств. На энгаве никого не было. Занпакто поправил маску, хотя она и так хорошо сидела на лице, и неспешным шагом прошествовал дальше, к покоям Бьякуи. Доски, подсвеченные луной до призрачно-серебристого цвета, поскрипывали под босыми ногами, лаская ступни приятной гладкостью. Кожу овевал прохладный ночной ветерок, из сада доносились заполошные пересвисты потревоженных птиц и стрекотание цикад. Полная луна светила прямо в лицо Сенбонзакуре и тот щурился, но даже не сделал попытки закрыться рукой. Он остановился у седзи дальних покоев господина. Постоял немного, затаив дыхание, пока не услышал тихий стон. Да. Как Сенбонзакура и думал. Хозяин снова занимается этим в одиночку. Занпакто и раньше все время подсматривал за этими стабильными вечерами, полными тоски, мечтая о том, что когда-нибудь он сможет помочь Бьякуе, сможет разорвать тот круг, в который загнал себя обожаемый господин. Сенбонзакура знал все тайны своего хозяина. Все его надежды, все мечты, всё-всё. И ему было невыносимо больно оттого, что юный и горячий наследник клана вынужден держаться в ледяной скорлупе. В одиночестве. Не доверяя никому, кроме себя. Он боялся предательства, боялся, что любимый человек покинет его снова. И жил с этим. Один. Как мог и умел. Сенбонзакура тяжело вздохнул, прикоснувшись пальцами к шероховатым створкам седзи. Сегодня или никогда. Шанс, выпавший им всем, был невероятен, Мурамаса даже сам не понял, что же он сделал. За одно только воплощение Сенбонзакура был благодарен отверженному мечу. Пальцы дрогнули, но занпакто решительно раздвинул седзи и проскользнул внутрь, сразу захлопнув створки за собой. Обнаженный Бьякуя, лежащий на боку на своей постели, поднял на пришедшего тяжелый взгляд, даже не потрудившись накинуть на себя хаори. Без одежды и кланового кенсейкана синигами выглядел совсем юным. Себонзакура так много раз наблюдал за господином из внутреннего мира, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он видел сейчас. Бьякуя был невыразимо прекрасен. Его совершенное тело, с четко очерченными мускулами, длинные ноги и руки с красивыми пальцами заставили Сенбонзакуру задохнуться словами. Поэтому он не произнес ни слова, рухнув на колени и склоняясь в самом глубоком поклоне. - Встань, - хриплый голос хозяина отозвался во всем теле вибрацией, заставившей кровь бежать быстрее. Занпакто поднялся, и потянул за завязку, на которой держалась маска. Та соскользнула к ногам, откатилась к стене с глухим стуком. - Я пришел… - начал было Сенбонзакура глухим голосом, потому что дыхание перехватывало до противной дрожи в животе – а вдруг не позволит? Вдруг прогонит? Но Бьякуя гибко поднялся, шагнул к своему мечу, взял его лицо в ладони, провел большими пальцами по гладким юношеским щекам. - Я хочу… скрашивать твои ночи, - осмелев и справившись с голосом, произнес занпакто, вовсю глядя на господина. - Т-ш-ш… - Бьякуя провел пальцем по его губам. – Я понял это, как только ты вошел. Наконец-то я вижу тебя без маски. Ты даже прекраснее, чем я себе представлял. Кучики не спеша избавил юношу от верхнего хаори – Сенбонзакура заранее снял с себя все лишнее, вроде доспехов, перчаток и сапог. Тяжелый пояс белой змеей стек к ногам, хаори с медленным шорохом упало позади замершего занпакто. Тонкая шелковая юката мало что скрывала, и у Сенбонзакуры радостно встрепенулось сердце – он заметил, каким жадным взглядом окинул его фигуру Бьякуя. Под юкатой не было больше ничего. Занпакто чувствовал себя без привычного панциря одежд очень неуютно, но один только взгляд хозяина компенсировал все. - Ты дрожишь, - губы Бьякуи тронула легкая улыбка – такая редкая на его красивом лице. – Тебе холодно или ты боишься? Сенбонзакура мотнул головой, хвост длинных волос качнулся туда-сюда, пройдясь прохладой по лопаткам и спине. Бьякуя потянулся к завязке, стягивающей волосы, прижимаясь обнаженным телом к телу занпакто. Одной рукой Кучики снял с волос кожаный шнурок, другой обнял юношу за талию, легко скользя по тонкому шелку. Щеки того вспыхнули, но он не отстранился, обнимая в ответ, прижимаясь еще ближе к такому родному телу, которое хранил и берёг в образе меча. Бьякуя зарылся пальцами в его густые волосы, поглаживая затылок, и смотря прямо в глаза своему занпакто. - У тебя еще есть время передумать, - произнес мужчина медленно и тихо. - Нет, я не передумаю, - Сенбонзакура постарался, чтобы его голос звучал ровно, но ему это не удалось: от волнения сорвался в шепот. И сразу же его рот, даже не произнесший до конца фразу, накрыли губы Бьякуи. Нежные, словно лепестки сакуры, они легонько прошлись по губам занпакто, не напирая, но Сенбонзакура уже захотел попробовать их на вкус. Целоваться с Бьякуей было сладко и головокружительно одновременно. Занпакто невольно вздрогнул, когда твердая ладонь хозяина скользнула между полами юкаты, погладила бедро и гладкую ягодицу. Он даже и не подозревал, что ласки так приятны, даже сравнить было не с чем. Он знал в своей жизни только бои и ожидание боя. Во внутреннем мире он никогда не снимал свою амуницию, притрагиваться к себе привычки не имел, даже подсматривая за Кучики. Бьякуя с тем же тихим стоном прижался к бедру своего занпакто и потерся твердым членом о шелк. Сенбонзакура вдруг ощутил, что тонкая шелковая преграда – лишняя, ненужная, мешающая в полной мере ощутить всего Бьякую, всем телом, всей кожей, горящей сейчас от предвкушения дарящих ласк, о которых он столько мечтал во внутреннем мире. Занпакто потянулся снять с себя юкату, но хозяин отвел его руку и сам развязал тонкий пояс. Медленными, ласкающими движениями приоткрыл полы, провел ладонями по груди юноши, поднимаясь к плечам. Прошелся поцелуями, оставляющими алые метки на белой коже, по ключицам и горлу. Сенбонзакура задохнулся от совершенно новых, никогда неизведанных прежде, ощущений. Тепло стало расходиться от сердца и солнечного сплетения по всему телу, словно горячей ртутью стекая в пах. - Да-а, вот так, - выдохнул Бьякуя ему на ухо, лизнув мочку. И наконец-то сбросил с плеч уже ставшее ненавистным юката. Одежда светлой лужицей шелка растеклась по полу, обнимая ступни прохладой. Руки хозяина спустились на бедра, нежно поглаживая, но Сенбонзакура видел и чувствовал, что тот держится из последних сил. Впрочем, по лицу, как обычно, ничего нельзя было понять. Лишь глаза – теперь черные от расширившихся зрачков, полыхали желанием. И впервые за пятьдесят лет занпакто не ощущал горького привкуса одиночества. Бьякуя потянул Сенбонзакуру к футону. Юноша послушно шагнул, и потом, повинуясь настойчивым рукам хозяина, лег на спину. Это казалось сейчас самым правильным – ноги не держали, подгибаясь, как ватные, голова непривычно кружилась, сердце стучало так, словно просилось на волю. Сенбонзакура скосил глаза на свой вставший член и стыдливо зажмурился. Бьякуя хмыкнул, провел руками по животу, вызвав у занпакто дрожь во всем теле. Юноша вцепился побелевшими пальцами в футон и закусил губу, стараясь не застонать в голос. - Ты такой же горячий, как и я, - шепот обжег низ живота, и Сенбонзакура осмелился открыть глаза. Бьякуя зарылся пальцами в черные завитки волос, и Сенбонзакура не удержался от стона, когда хозяин поцеловал где-то внизу, у самого члена. И увидел у мужчины ту самую рассеянно-счастливую улыбку, которую не замечал уже так давно. - Я хочу… - прошептал занпакто горячечно, когда Бьякуя вернулся к его груди, лаская соски. – Хочу быть твоим… - Ш-ш-ш, - горячие пальцы скользнули по губам – Сенбонзакура хотел поймать их, чтобы обласкать языком каждый, но хозяин опять не позволил. – Успеешь… У нас вся ночь впереди… Юноша выгнулся на футоне, когда Бьякуя взял его член в рот, вытворяя губами, языком и горлом невероятные вещи, от которых начисто вышибало всякие мысли, тело пронизывало молниями удовольствия, заставляя хрипло, рвано дышать и вздрагивать всем телом от каждого прикосновения. Лизнув напоследок чувствительную головку, мужчина ласкающими движениями развел в стороны ноги Сенбонзакуры. - Приподнимись, - почти беззвучно произнес Бьякуя, но юноша понял. Под ягодицы легла подушка, и сразу же в комнате запахло ароматным маслом цветов апельсина. Пальцы коснулись промежности Сенбонзакуры, поглаживая, расслабляя, проникая внутрь совсем ненамного, позволяя привыкнуть. Потом пальцы скользнули глубже, задевая по уже ставшей чувствительной простате, и юноша лишь вздрагивал, коротко вдыхая, иногда срываясь в стон. Сенбонзакура закусил губу, когда толстая и гладкая головка члена Бьякуи медленно вошла в него, заменив пальцы. Непривычное чувство продержалось совсем недолго – мужчина начал двигаться плавно и медленно, озабоченно поглядывая юноше в лицо – не больно ли. Занпакто не чувствовал никакой боли. С каждым толчком он, казалось, зажигался изнутри, глядя на то, как движутся бедра Бякуи, как он закусывает губу, чтобы сдержаться и не сорваться в быстрый темп. Мужчина смотрел в лицо Сенбонзакуре, постепенно начав двигаться быстрее. Занпакто видел каждую черточку любимого лица, отмечая совершенно лишние сейчас детали: пот, бисеринками выступивший на лбу и над верхней губой – так и хотелось его слизнуть, как ходят желваки, вздрагивают точеные ноздри тонкого красивого носа… - Мой, - яростно прошептал Бьякуя. – Только мой! Юноша плавился в ощущениях, казалось, что он сейчас рассыплется миллионами крохотных лезвий, не выдержав этой сладкой пытки – настолько ему было хорошо. Оргазм взорвался в нем темным шаром из звезд… Он открыл глаза и увидел обеспокоенное лицо Бьякуи. - Ты потерял сознание, - с удивлением заметил мужчина. – Я даже испугался. Тебе было настолько хорошо? - Очень, - улыбнулся Сенбонзакура совершенно искренне и счастливо. – Теперь я совсем твой, верно?