***
Князев понимает, что не прав, что нельзя отключать голову. Один удар по затылку лишает почвы под ногами, на мгновение появляется мысль, что это и хорошо — он перестанет столько думать. Небольшая пауза. Иначе он сойдет с ума.Или уже сошел, только не хочет признавать, что странное, пожирающее без остатка чувство не лечится. Он с трудом открывает глаза как будто бы в следующую секунду, даже не соображая, где он и что происходит. Рядом Полина Дмитриевна, сбоку светит какая-то лампа. Но главное, главное, она держит его за руку. Его. За руку. Такого не может быть, но это происходит — Костя косится то на свою руку, почему-то в крови, и на ее длинные пальцы, без каких-либо украшений и даже простого маникюра. Это кажется важным. Впервые в жизни. А еще ужасно хочется пить. В горле скребет, перед глазами то ли мушки, то ли круги, то ли все сразу. — Князев, у тебя девять жизней, как у кошки? — эксперт вглядывается в бледное, какое-то неживое лицо майора, уже точно зная — жить будет. Травма неопасная для жизни. — Как у кота. А что случилось? — губы не слушаются, Костя почему-то вспоминает, каковы на вкус Олины губы и не может вспомнить. Не получается. Нос щекочет попеременно то запах нашатыря, то спирта, то почему-то кофе. — По башке тебя приложили будь здоров. Начальство твое мне тут целую революцию устроило, с тобой пообщаться желает. — Что? — попытка освободить руку, прекратить мучение, венчается успехом не сразу. Он пытается приподняться на локтях, раздраженно шипит на попытки удержать в горизонтальном положении. Кажется, что если он ничего не сделает сейчас, то не сделает уже никогда. — Да лежи ты! Или хочешь, чтобы я тебя в реанимацию отправила? — строгий тон Полины Дмитриевны не имеет никакого эффекта, Костя слишком взбудоражен, слишком не контролирует себя, чтобы действовать адекватно. Он хватает ее за руки и, начинает целовать, торопясь и бормоча какие-то слова благодарности, что-то невнятное — слишком долго держался, слишком долго молчал. Понимает, что отступать некуда, что он перешел черту, которую она ему не простит. Но она к его бесконечному счастью отвечает на поцелуй. Сначала осторожно, затем все более чувственно, но так же неторопливо. — Я… вы же… такая… — Князев чуть отстраняется, не убирая рук с ее талии. — Полина Дмитриевна… С первого дня, понял, как дурак, а вы… — Ты. Никаких «вы», слышишь? И все-таки, нужно проверить, у тебя, похоже, сильное сотрясение. Ты бредишь. Вместо внятного ответа Князев смеется — ему действительно смешно. И никакое это не сотрясение. Любовь.***
Костя всеми правдами и неправдами добывает адрес Полины Дмитриевны — он со своими благодарностями приехал слишком поздно, она уже ушла домой, покупает на его взгляд самый приличный из ассортимента букет — но при этом не пошлый, — и едет к ней. Надеется, что яркий букет понравится и отвлечет внимание от его помятой бледной физиономии. — Добрый вечер. Это тебе. Спасибо за… — объяснения кажутся лишними. — Ну и вообще. Спасибо. — Я убью Штомпеля, — Полина смеется в ответ, цветы все-таки принимает. — Ради вскрытия никуда ехать не придется, все под рукой, — Князев смеется, но взгляд остается настороженным. — Проходи, у меня ужин как раз готов. — Нет-нет, спасибо, я побегу, у меня там это… — он как-то неловко оправдывается, смущаясь. — Завтра на работу рано… «Идиот! Что я несу вообще?!», — ругает себя последними словами, но Полина как будто не замечает его странного — такого объяснимого для влюбленного человека поведения, — и только улыбается. — В следующий раз я отказа не приму, Костя. Он кивает в ответ и, быстро поцеловав ее в щеку, убегает, забыв про лифт. Домой добирается до смешного быстро, окрыленный, немного придавленный новым чувством, съедает что-то прямо из холодильника, отключает будильник — на работе все-таки больничный, можно выспаться, — и засыпает.***
Дни тянутся бесконечно долго. На выездах все тот же кофе, какие-то плоские шуточки, озадаченная физиономия Лернера. У Антона какие-то свои личные проблемы, Косте на них мягко говоря наплевать. Хватает своего. Кажется, что все под контролем, что он все решает. Но ничего подобного. Коллеги правда не задают вопросов, даже Фил и тот держит язык за зубами. Иногда правда хочется с кем-то об этом поговорить — до чертиков надоело прокручивать мысли по кругу в голове, раз за разом.***
Все снова затихает на долгие пару недель. У него завал на работе, она занимается научной работой, не делает никаких шагов, давая ему время. Для себя она все решила, осталось только понять — нужно ли это Косте. Взбалмошному, эмоциональному и настолько живому, что эта его нелепая маска только раздражает. Она-то знает, какой он. И совершенно не чувствует вины. Особенно перед Ольгой. Когда Оля приглашает его на свидание, Князев соглашается, но понимает, что не может верить некогда любимой девушке. Слишком больно ранил отказ, слишком неискренна она в своих попытках его вернуть. Вечер в баре к его ужасу заканчивается постелью, она всегда умело расставляла «капканы» для таких, как он. Он всегда «велся» на женские слезы, даже сейчас не смог сказать «нет». Наутро, когда все заканчивается, он не хочет вспоминать подробности. Ему скучно. Противно от себя самого. — Мне не нужны подачки, Оль. Зря ты… Ты нормальная девушка, не глупая. Но я тебе не нужен — не любишь. И не полюбишь никогда. А пытаешься его забыть. — Кого? — Ольга, обнаженная посреди смятой постели, растрепанная и такая счастливая, пытается делать вид, что не понимает. — Виктора. Я вызову такси, тебе лучше уехать, — Костя, не глядя на нее, выбирается из постели. Натягивает джинсы, ступает босиком по холодному полу, ищет телефон. Такси заказано, а Оля будто не торопится никуда. Сидит, обхватив себя за колени, смотрит на Князева, и щурится, то ли оценивающе, то ли пытается изобразить проницательность. — Ты останешься один, Костя. С такими требованиями, как у тебя… Причем, ведь сам не идеал. — Оль, тебе нравится Москва? Вот и поезжай. И будь счастлива. Сварить тебе кофе? — Обойдусь, — она обиженно надувает губы и начинает одеваться. Эта игра проиграна, а Олечка с детства не любит, когда получается не по ее. Костя варит на кухне кофе, прислушиваясь к каждому звуку из комнаты. Наконец хлопает дверь, а у него убегает кофе. Он, обжигая пальцы. хватает турку, швыряет на столик. Дует, пританцовывая на месте, глупо улыбается. Он знает, что дальше все будет хорошо. Он в это верит.***
Между ними все так странно: кофе на местах происшествий, Костя больше не забирает экспертизы, вообще не забегает, а чаще отправляет букеты ее любимых роз с курьером. Она наконец-то решается на первое настоящее свидание, планирует, что скажет обо всем ближе к обеду, но мироздание решает иначе — в морге случается ЧП. Когда Князев узнает, что морг — ее морг — заминирован, мчится туда, наплевав на все и на всех. Ему не до начальства и идущего собрания, не до удивленных взглядов коллег. Голос Володина в спину и вскочившие с места коллеги тут же стираются из памяти. Не сейчас. — Не надо. Пусть разбирается сам. Ему нужно туда, убедиться, что с ней все в порядке. Что она жива, а кошмарные сводки — чья-то злая шутка. Он набирает ее номер каждые пять минут, безуспешно. Нарушает с десяток правил, пока едет по нужному адресу, злится на себя за то, что столько времени «тупил» и клянется себе же, что теперь все будет по-другому. Оцепление, служебные машины, ОМОН, начальники — все воспринимается фоном. Главная задача — найти Полину и убедиться, что она в порядке. Подбегает к ней как раз в тот момент, когда ее начинает допрашивать следователь, интеллигент до мозга костей в дурацких очках и с коричневым портфелем подмышкой. Костя дает понять, что он рядом, легко обняв ее за плечи. После чего снова убегает — на этот раз за ее любимым кофе. Корвалол вприкуску с сигаретами не кажется ему лучшим средством для снятия стресса. Да и следователю нужно дать сделать свою работу. Князев рад, что все обошлось. По обрывкам чужих слов он понимает, что морг заминировал какой-то псих. Он погиб при задержании и надо сказать, что у Кости нет сожаления по этому поводу. Несмотря на то, что он работает в полиции, веры в справедливость нет — зачастую наказание приходит не из рук официальных лиц, с этим приходится считаться. А еще лучше лишний раз не думать об этом.***
Первый нормальный вечер, без работы и проблем, выдается в середине ноября. Костя волнуется как мальчишка, долго приводит в порядок свой лучший костюм, придирчиво выбирает цветы для Полины и до дрожи в коленках боится грядущего похода в театр. Но вовремя берет себя в руки и выезжает — по гололедице и пробкам он явно быстро не доедет. Звонок в дверь не дает шансов к отступлению, Косте кажется, что так не волновался он даже в пятнадцать, когда приглашал на танцы свою первую любовь. Дверь открывает двухметрового роста парень, рыжий и в веснушках, с забитыми «рукавами», мощной горой мышц и, как ни странно, бородой. «Типичный хипстер», — проносится в Костиной голове. И он на мгновение теряется. — «Неужели любовник? Такой молодой?». Но парень все проясняет сам, добродушно улыбаясь. — А, вы Константин? Проходите. — А вы… — Павел. Павел Звягинцев, сын, — он понимающе улыбается. — Ма-а-м! В этот момент все становится на свои места. Князев отчетливо понимает, что здесь, рядом с этой женщиной он дома. И не важно, в каком городе они находятся. Пазл сложился и ему не нужно ничего искать.