Клетка

      Судорожные всхлипы, размазанные по щекам слёзы, покрасневшие глаза… Девочка вздохнула, наконец возвращаясь в привычное равновесие, посмотрела на себя в зеркало и вновь не удержалась от вздоха. Звонкое эхо слишком большого для девичьего туалета помещения всё ещё гоняло по углам затихающие всхлипы, но с большой радостью взялось за новый, пусть и более тихий звук. Ему было слишком скучно в этом помещении, куда почти никто не заходил.       Ничего личного…       Да, именно так она себе сказала. Ничего личного. Пусть и с собой. Стоит успокоиться. Всё равно ничего не случится, если одноклассники увидят её такой. Сколько раз они пропускали её слёзы мимо, а если и замечали, то встречали их волной насмешек.       Бесит!       Как так можно? Ей всего десять, а одноклассники уже помогли понять самое главное — свои чувства лучше никому не показывать. Нет, даже не так. Свои искренние чувства не стоит никому показывать. Даже родителям, которые столь же равнодушно относятся к ней. Никому! И плевать, что иногда это будет прорываться… Девчонка стиснула руками край раковины, повторяя про себя, как молитву: «Никто и никогда не должен видеть мои слёзы и печать. Никто и никогда…».       Забавно… Да, теперь, спустя пять лет это смотрится даже смешно. Какое-то глупое решение ребёнка, которого, как ему казалось, никогда не примут в классе, да и в мире тоже. Простой эгоистичный порыв в ту пору, когда им самое время процветать, и ничего, что сейчас кажется, что так легко выставлять свои настоящие чувства напоказ…       Но этому решению она следует до сих пор. Разве что, с небольшими коррективами. Пусть для людей она навсегда останется весёлой и милой девчонкой, а уж всё остальное пусть так и останется при ней. Ведь все играют, так почему не пришёл её черёд надеть маску, чтобы скрыть всё лишнее и ненужное в этом мире, который и не очень жесток, но достаточно опасен для слишком искренних.       А пальцы уже бегут по струнам, наполняя морозный воздух мелодией. Ничего личного. Лишь снег за окном, улыбка на бледных губах и железо струн под пальцами, что поёт, подчиняясь мягкой плоти. Но от этих мелодий на душе легче… И пусть они больше звучат из наушников, чем из-под пальцев, это ничуть не мешает радости и счастью. А что уж до подбора аккордов, то со временем всё подойдёт, стерпится, слюбится… Лишь бы звучала в наушниках дивная мелодия, подгоняя пальцы да рождая в груди тепло, клубком свернувшееся под сердцем. Тут нет места слезам и людям. Это лишь музыка, которая незаметно высвобождает всё.       Именно потому она не слушает некоторые песни на улице. Чтобы другие не видели правды. Новый мир диктует новые правила, а с ними приходит и новое видение этого мира. Но пальцы всё дальше бегут по струнам, стремясь догнать проворную мелодию, сбиваются и начинают вновь, а в наушниках всё звучит радость в скрипке и фортепиано, переведённая в ноты и возвращённая в звуки. А позднее и пальцы побегут по клавиатуре в таком же странном танце, погоне за неуловимым ритмом, увенчивающийся апосиопезой, но пока есть лишь музыка и размышления. И подарок, согревающий сердце лучше любых слов. А пальцы уже бегут и по обложке, а за ними губы растягиваются в улыбке…       Она говорила, что не будет плакать… Но это слёзы радости. А за ними идёт лишь непонимание, сменяющееся радостью. Но…       Никто так и не знает её в достаточной степени хорошо. Хватит ли духу не скрывать всё? Солгать так легко… Но нельзя.