Изнанка курорта

Вечер. Набережная. В сгущающихся сумерках фонтаном бурлит веселье. Большие шумные компании, весельчаки-зазывалы, белозубые негры, предлагающие с ними сфотографироваться, актёры в забавных костюмах, дрессировщики со своими питомцами, громкая музыка, сладости, ощущение счастья и нищие. Нищие? Казалось бы, как они могли появиться здесь, в таком отличном и приятном месте? Люди, одиноко сидящие посреди толпы гуляющих, хорошо одетых весёлых и счастливых людей, выглядят как что-то инородное. Они подобны огромному валуну посреди бурного течения реки, который огибают с двух сторон. К ним не приближаются, их старательно обходят. Причины для того находят самые разные: кому-то, по большому счёту, глубоко на них наплевать, кого-то раздражает чужая боль и страдания, кто-то на уровне подсознания чувствует свою вину оттого, что у него жизнь лучше, чем у этих людей. Есть люди, боящиеся, что у них сейчас попросят денег, так как у кого-то их мало, а у кого-то достаточно, но нет желания тратить на попрошаек и т.д. Да и сами "попрошайки" тоже разные. Кто-то выставляет напоказ свои увечья, кто-то своих или "взятых напрокат" детей, кто-то "косит" под душевнобольных, а кто-то им действительно является. Стили прошения тоже многообразны: кто-то сидит с отстранённым лицом, кто-то нагло требует, кто-то давит на жалость словами и внешним видом. Все они, так сказать, профессиональные нищие. А есть люди, которых на улицу с протянутой рукой выгнало горе. Они просят, смущаясь, пряча глаза, чувствуя себя при этом не в своей тарелке, и, если бы не крайняя нужда и безысходность, они бы этим никогда не стали заниматься. Некоторые из них не могут просить даже в силу обстоятельств и для поддержания своего внутреннего чувства достоинства и душевного равновесия пытаются милостыню "отработать". Именно к таким людям принадлежит седой старичок, ветеран войны, играющий на скрипке. На чистеньком ветхом аккуратно отглаженном пиджаке иконостас боевых наград Великой Отечественной войны, дрожащие, плохо слушающиеся руки с трудом удерживают скрипку и смычок, окаменевшее отрешённое лицо, по правой щеке катится слезинка, а вокруг разливается чистая мелодия, грустная и торжественная одновременно. А мимо течёт равнодушный людской поток, обтекая ветерана на значительном расстоянии, боясь приблизиться к нему, боясь каких-либо обязательств. Только некоторые редкие прохожие подходят и бросают медяки в стоящую на земле шляпу и каждый раз старик кивал с поистине царским достоинством своей подрагивающей головой, благодаря людей за сочувствие и понимание. Мог ли подумать этот старик, прошедший войну, проработавший всю свою жизнь, что на старости лет, для того, чтобы выжить, ему придется выходить на улицу за милостыней… А безразличный людской поток, упиваясь своей радостью и счастьем, "катится" дальше… Два параллельных мира так и остаются параллельными, только иногда пересекаясь друг с другом.