Цепи

*** Руди был наслышан о всей этой херне про необъяснимую с научной точки зрения связь между близнецами. Он слышал, что если одному будет больно, то второй сможет почувствовать это. Сможет забрать часть этой боли себе, разделить её надвое, чтобы уменьшить страдания своего близнеца. Руди слышал, что все – без исключения – чувства как бы проецируются с одного на второго, и никуда не денешься от этого, никуда не сбежишь. Он слышал, что связь эта прочнее, чем тысячи нитей, сплетенных в жгут. Крепче, чем цепи. Руди за всю свою жизнь слышал слишком много херни, чтобы верить всему подряд. Близнецами они не были, а наебалово для общественности с целью предания всему этому пиздецу с суперспособностями налета адекватности, не в счёт. ...Саймон не из болтливых. Он вообще не из тех, про кого можно однозначно сказать, что он из каких-то там "тех". Говорит мало, смотрит цепко, так, что аж душа переворачивается. Так, словно видит тебя, блять, насквозь, и никакие ухмылки и шутки – даже самые дерьмовые – не помогут от него отъебаться. Пока сам взгляд не отведет, не отцепится – что ты будешь делать... — Как ты? – наконец задаёт он дежурный вопрос, пододвигая ближе к себе нетронутую пинту пива. Саймон заказал его уже минут десять назад, и Руди Богом готов поклясться, что пиво теперь тёплое и противное. В баре душно и липко. Воняет. Особой брезгливостью он никогда не отличался, но сейчас выпивка просто не лезет в горло – ощущение, что ещё глоток, и его прямо здесь вывернет наизнанку. Еще слово, и он выблюет собственные органы прямо на барную стойку. Забавное было бы зрелище. — Снова играешь в мамочку? – осклабился тот в ответ. – Тебе, несомненно, идёт этот образ, но я не любитель ролевых игр. Не сегодня. Подойди ко мне во вторник, и я, так уж и быть, пересмотрю свое мнение. – Залпом опустошает стакан, поднимаясь с места, и органы каким-то чудом ещё не полезли в глотку. Гребаное чудо, не иначе. Алиша останавливается рядом с Саймоном секунда в секунду, как сам Руди крепко становится на ноги. Смотреть на нее и ничего не чувствовать все ещё бывает очень непривычно, но в целом – насрать. Она смотрит внимательно (у дружка своего уроки гляделок брала, как пить дать) и уже открывает рот, чтоб спросить что-то до жути раздражающее и идиотское, типа "как дела?" или "ну, как ты сегодня?", но не успевает сказать ничего, потому что Руди, даже будучи пьяным, в подборе слов оказывается шустрее. — О, да ладно. Просто отъебитесь уже. Будь здесь Келли, она, несомненно, въебала бы ему в ответ на вежливость или сказала бы, что сделает это, но её здесь нет – и слава, блять, богу, потому что только её здесь ещё не хватало. На улице по-ночному прохладно, и свежий воздух сразу ударяет в голову неуместной трезвостью, хотя сегодня Руди и вовсе не уверен, что напился – больно уж мысли понятные и простые как дважды два. На крыльце никого нет, хотя обычно в такое время из бара то и дело вываливаются шумные и пьяные тела, ищущие проблем на свои задницы. Обычно недостаток этих проблем в такое время испытывал и сам Руди, но сейчас все не так, все просто идёт по пизде, и он без понятия, что с этим делать. Отлично. Замечательно. Первая сигарета царапает горло, а дальше как по накатанной, и от дыма едва не слезятся глаза – ну что опять за дерьмо вместо сигарет? – и кровь стучит в ушах так громко, что ещё чуть-чуть, и перекроет звуки музыки, доносящиеся из бара. Ну не пиздец ли... Когда Руди впервые услышал про того чудилу, который якобы покупает и продаёт способности, он не поверил, что можно вот так просто взять и вырвать из себя это, да еще и деньги получить, но все же решил сходить и проверить – а вдруг?.. И все, конечно же, пошло через жопу. Были потом ещё все эти разговоры, которые он так ненавидел, про то, что не складывается и не получается. Про то, что все-таки пиздец как сложно, как ни пытайся, ужиться, потому что две крайности, и вот хоть сдохни, а компромиссами даже не пахло. Были злоба и гнев, угрозы, обвинения, уговоры, просьбы на грани мольбы. А потом... потом, вроде как, и ужились, и не так уж и тесно оказалось в одной голове, а когда два тела, так и вообще неплохо. Дело привычки, а Руди хорошо умел приспосабливаться. ...но, как оказалось, все-таки не очень хорошо умел управлять своим гневом. Если Руди спросят, что тогда случилось, что его так вывело из себя, он даже не сможет ответить; ноги сами принесли к знакомой двери, постучать и зайти – делов-то, даже ждать не пришлось, как в прошлый раз. Все случилось быстро. Какое-то ебучее голубое свечение вокруг рук, и вот ему говорят: все, готово. Поздравляем, блять. Свободен. Единый, целостный, собранный. Или? Ему никто не говорил, что будет так. Никто не предупреждал, что он будет чувствовать, будто от него оторвали кусок, причём, судя по ощущениям, весьма порядочный. Никто не говорил, что будет так пусто, и что чувство потери будет таким охуенно сильным. Никто не говорил, что будет так больно. ...Руди был наслышан о всей этой херне про необъяснимую с научной точки зрения связь между близнецами. Он слышал, что если одному будет больно, то второй сможет почувствовать это. Слышал, что связь их прочнее, чем тысячи нитей, сплетенных в жгут. Крепче, чем цепи. Руди слышал, что если умрет один из близнецов, то второй непременно узнает об этом, даже если ему никто и не скажет; но он ни разу не слышал о том, что бывает, если один убивает второго. Он знает, что все это – самовнушение. Близнецами они не были. Никто никого не убивал. Ни от кого не отрывали куски. Никто никого не предавал и никто не чувствовал ничего, чего нельзя было бы объяснить. Все это – он, и всегда был только он один. Все просто. Руди думает, что осознание этого – достойный повод вернуться в бар и все-таки напиться. ...он не знает, как все должно быть, но в скрипе открывающейся двери и потоке хлынувшей на встречу музыки на секунду ему слышится, как исходятся треском нити. Как звенят, разрываясь, цепи. ***