Стратегическая ошибка

Филипп сидел на углу постели и с любопытством смотрел на шевалье, который, конечно же, был вновь весьма в нем заинтересован. Прекрасным был вопрос, возможно ли было не заинтересовать де Лоррена в принципе, когда брат короля сидел перед ним в легкой, почти невесомой рубашке; снизу он был одет, но чувствовал, что такими темпами, вполне возможно, не надолго. Однако сейчас де Лоррен был в более игривом настроении, нежели обычно, и тому была великолепная по своей глупости причина. — Ты думаешь, я не смогу? — почти усмехнулся он, улыбаясь недоверчиво. — Серьезно?.. Филипп изящно отвел рукой мягкие волосы, что спадали ему на лицо, и погладил их, будто успокаивая самого себя. Его глаза сузились; он смотрел на шевалье с точно таким же задором, но чуточку более надменно. Ведь он был уверен на всю сотню из сотни шансов. — Ты не сможешь идеально. Сделаешь макияж слишком броским или, наоборот, невзрачным; и не смей мечтать, что в таком случае я появлюсь при дворе в подобном виде, — моргнул он, глаза прикрывая. Ему не требовалось смотреть, чтобы понять, что сейчас отражается на лице шевалье: все же, герцог Орлеанский знал каждую из его эмоций. — Это вызов, милый, — недовольно ответил де Лоррен. — И ты пожалеешь, что бросил его мне. Филипп сомневался в этом. Весьма. Шевалье де Лоррен-Арманьяк имел прекрасный вкус, но был слишком податлив веяниям моды; как можно было полагаться в таком важном аспекте, как макияже, на человека, который в первую очередь смотрит на остальных, игнорируя вечно прекрасное и очевидно лучшее? Месье не собирался давать ему шанс, на самом деле: ему просто не хотелось выходить из этих покоев, где были лишь они двое, за дверь, где их ждал Людовик, придворные и Генриетта. Особенно Генриетта. Нельзя было сказать, что он почувствовал что-то особенное; наоборот, ежедневный макияж был… ежедневным, это же очевидно. И даже руки шевалье изменить этого не смогли. Но когда де Лоррен отошел на миг, Филипп рискнул открыть глаза. — Ты забыл про губы, — напомнил он, языком по ним мазнув, и стоящий в шаге от него шевалье повернулся. — Что ты говоришь… уверен? — показал он маленькую шкатулочку с розовато-алыми румянами, и Филипп покачал головой и, вцепившись тонкими пальцами в рукоятки кресла, подался вперед — но тут же сел обратно, когда де Лоррен склонился над ним. — Нет-нет, — подмигнул тот, — открывай. Филипп послушно разомкнул губы, посмотрев вновь на руки де Лоррена, причем сделал это так явно, что тот счел нужным пояснить, обмакивая палец в румяна: — Я не нашел у тебя тонкой кисти, но я сам могу быть столь же аккуратен. Филипп вздрогнул, когда де Лоррен медленно, но осторожно коснулся пальцами его губ, алые румяна нанося. Они были суховаты, но на влажную кожу Орлеанского ложились просто идеально, тот знал это. Пальцы у де Лоррена не были такими же нежными, как его, почти королевские, пальцы. Но они были по-своему ласковы, и Месье посмотрел на шевалье почти обреченно. Он понял, что, кажется, несмотря на всю свою уверенность, проиграл. Смахнув румяна с рук, де Лоррен убрал шкатулочку и протянул Филиппу маленькое зеркальце. Тот взял его, словно нехотя: признавать поражение совсем не хотелось, и взгляд потому его скользил недоверием. Ну как, как мог кто-то быть лучше него в макияже?.. Это просто не укладывалось в голове брата короля. Но это было правдой. Ему потребовалось лишь раз взглянуть в зеркало, чтобы понять это. — Ты ничего не хочешь сказать, любовь моя? — с чрезвычайно довольной усмешкой раскинул шевалье руки, и Филипп покосился на него, пытаясь смотреть ну хоть куда угодно, но не в зеркало. — Поверить не могу, что у тебя получилось, — наконец проронил он. Все, что сотворил с его лицом де Лоррен, было идеально. Филиппу просто не к чему было придраться, и роковую ошибку он понял почти мгновенно. Шевалье де Лоррен просто великолепно знал то, что любит его принц. Вот и все. Ошибка Филиппа была лишь стратегической, и жаль, что он не предвидел ее. — Не волнуйся, — наклонился к нему де Лоррен, неукоснительно накладывая ладонь на зеркальце, закрывая его от глаз Филиппа, — тебе не придется идти так ко двору. Медленно холодными пальцами он коснулся губ принца и смазал алые румяна. Они оказались на щеке герцога, и тот взволнованно вздохнул. Только что шевалье испортил результат всех своих трудов, но в глубине души — или же даже на самой ее поверхности?.. — Филипп Орлеанский был ему благодарен. — Почему же? — коротко спросил он. Шевалье снова едва слышно рассмеялся, а потом его лицо оказалось достаточно близко, чтобы Филипп смог в мгновение ока осознать, каковы же будут его потери из-за этой обидной и незначительной, казалось бы, стратегической ошибки. — Потому что никто не должен видеть тебя идеальным… кроме меня. Хитреца проскользила в глазах шевалье. Филипп выдохнул ему в губы, чувствуя вкус терпкого поцелуя с румянами, и капитулировал, прикрыв глаза. Ему просто больше ничего не оставалось, кроме как сдаться, ведь он имел глупость пойти на поводу у своей уверенности. Быть может, однажды он сможет выиграть войну. Но этот бой он проиграл.