Поцеловать, чтобы полегчало?

      Убежище кипело жизнью. Дышало, обдавая жаром каждого пришедшего гостя на новоселье. Каждая мельчайшая частичка, пылинка, каждое дуновение ветерка с открытого гаража, все сопутствующие ему сквозняки – всё было пропитано человеческим присутствием. Радостью, улыбками, любовью к себе, своему делу и товарищам.       Члены банды общались между собой более активно, взаимодействовали друг с другом, каждому здесь нашлось место. Эмоции как никогда зашкаливали, ведь ранее убежище было лишь временным и непостоянным местом сбора грабителей Payday, постоянно там жила только Хокстон. А теперь убежище это самый настоящий дом для неё и для её товарищей.       Внешне она, конечно, не показывала, но Джина была несказанно счастлива тому, как ребята отреагировали на новое убежище. Она лишь ворчала, перебирая бумаги в её с Далласом кабинете, вместе с тем помогала другим с распаковкой их вещей и с освоением на новом месте. И вот сейчас, когда от картонных коробок не осталось ни следа, все вещи были разложены по шкафам и полочкам, каждый трофей стоял на своём месте, убежище выглядело полноценно. По-домашнему тёплым и уютным, при этом со всеми самыми нужными для грабителя аспектами.       Хокстон едва улыбнулась, созерцая основной зал на первом этаже и слегка опустила уголки рта, когда её взгляд остановился на развалившемся на барной стойке Джимми. Несмотря на то, что в прошлом у них с этим парнем были разногласия, Джина в сердцах признавалась, что рада тому, что и для «кокаинового уродца» здесь нашёлся уголок. Нагло усмехнувшись, она сделала пару шагов и, оказавшись у лестницы, обернулась на окликнувший её голос позади.       – Госпожа Хоксворт, не желаете ли вы чашечку чая? – поинтересовался проходящий мимо Олдстоун. Получив отрицательный ответ, он тихо вздохнул и, горделиво задрав нос, продолжил свою обыденную прогулку по всему убежищу, остановившись у первого же фантика, брошенного на пол. – Кто-то совсем не ценит обретённого! Мне так жаль, что у нас мусорят, это срочно нужно прекратить!       Джина не сдержалась и добродушно улыбнулась. Ступенька за ступенькой и вот пред Хокстон предстала просторная кухня. За обеденным столом сидело несколько ребят, громко обсуждая что-то, успевая заедать куском пиццы сказанное. В их числе был и Даллас, который, завидев женщину, моментально встал с места.       – Йоу, Хокси, – тихо окликнул он Джину и подошёл ближе. – Отличное убежище, должен сказать! Все в восторге! – искренне улыбнулся он и тут же как-то смущённо отвёл взор в сторону, прижимая ладонь к шее в неловком жесте. – Слушай, надеюсь… Ты не обижаешься насчёт Хьюстона? Ну, знаешь, что он заменял тебя некоторое время. И по поводу маски, ты…       – Достаточно, – грубо гаркнула Джина. Она уловила волнение в голосе мужчины, но даже без этого прекрасно знала, что Даллас переживает и винит себя за всё, что с ней произошло. Только Хокстон совсем не держала обиды на него за это. Она улыбнулась, так типично по-лисьи, хитро. – У нас ещё много разного рода работы. А пока – отдыхай с ребятами, Даллас, – и она продолжила шагать дальше, вдоль застеклённых перил.       Думать – и уже тем более говорить – о прошлом сейчас никак не хотелось. Всё самое плохое давно позади, Джина снова в строю, в своей любимой преступной группировке. Несмотря на всё то, что ей пришлось пережить, как бы сильно она не старалась внешне выглядеть злой мегерой, самой настоящей стервой, в душе она давно всех простила. Всех, кроме, Гектора, что естественно, и, пожалуй…       Меньше всего Джине сейчас хотелось наткнуться на Кловер. Да, она гордилась своей ученицей. Она правда пыталась простить её за столь опрометчивую выходку. Да, её предали ещё более жестоко, со всеми вытекающими последствиями. Но самой Хокстон по сей день не понятно, почему самая большая горечь, самая сильная обида у неё затаена на Кловер.       Хоксворт проходит в кабинет и замирает на повороте в маленькую комнату, снабжённую оборудованием аудио- и видеонаблюдения. Она ещё с мгновение стоит бездвижно, словно готовясь морально, и, после резкого выдоха, поворачивает голову. Облегчённо смахивает капельку испарины со лба, видя, что помещение пустует. И прежде, чем вернуться к сортировке бумаг, – всё-таки что-то в убежище ещё нуждалось в доработке, уходе и завершении, но всё это было абсолютной мелочью по сравнению с тем, что было в самом начале – Хокстон решила проглядеть лично всё оборудование.       Склонившись над столом, она стала сосредоточенно вглядываться в мониторы, аккуратно нажимала пальцем на кнопку регулирования, тем самым отдаляя или приближая изображения на экране, а также изменяя угол обзора. Иной раз Хокстон останавливалась, если в объектив попадал кто-то из её товарищей, и рачительно созерцала их лица в непринуждённой, домашней обстановке.       – Привет, дорогуша, – Джина вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной до дрожи знакомый голос. Но решила, во что бы то ни стало, ни в коем случае не поворачиваться. – Всё ещё злишься на меня?       Наверно потому, что Хокстон никогда так крепко морально не привязывалась к банде Payday, как привязалась однажды к одной ирландской девушке, она никогда не испытывала особенно ранящие и убивающие её веру в людей чувства. Да, с этими ребятами – особенно с Далласом, Чейнсом и Вулфом – она бок о бок работала длительное время, успев пережить столько хорошего, что оно разом могло перекрыть всё плохое. Однако когда случилось непредвиденное и Джину подставили, а затем долгое время никто не решался прийти за ней в тюрьму и высвободить, всё это хорошее никак не перекрывало случившееся. Только когда она вновь вдохнула полной грудью, будучи освобождённой от правительственных оков, она, оглядываясь назад, понимала, что не имеет ничего плохого за душой насчёт банды.       Хокстон понимала, что у неё нет чего-то большего, чем простого товарищеского уважения к банде. Всё это было так тяжело для восприятия даже для самой Джины. Для себя она просто отмечала – всё, что было, то уже прошло, но статус разозлённой сучки поддерживать некоторое время было необходимо. Пока она совсем не остыла.       Гектора – ненавидеть которого было необходимостью – она и по сей день недолюбливала. Особенно рьяная ненависть была приглушена идеальным исполнением мести. По причине того, что она никогда не считала Гектора кем-то близким, она также не позволяла себе особенно сильно переживать по этому поводу.       А вот к предательству Кловер она никак не могла остыть. Эта странная амбивалентность – та самая гордость за последовательницу и ненависть к предательнице в одном флаконе – не оставляла Хокстон никогда.       Все сомнения и обиды неожиданно улетучиваются. Сейчас, когда она чувствует прикосновение родных рук, чувствует терпкие, нежные, и в то же время необычайно крепкие объятия. Сейчас, когда дыхание у шеи страстно обжигает кожу, а ласковое прикосновение подушечками пальцев к шраму, обезображивающему левую сторону лица, заставляет тело и душу трепетать от нахлынувших эмоций. Словно нет и не было никаких обид, никаких предательств.       – Поцеловать, чтобы полегчало? – тихо интересуется Кловер и, не дожидаясь ответа, мягко прикасается тёплыми губами к уголку губ Джины.       Ей действительно, наконец-то, полегчало.