I breathe you.

Я живу тобой. Я дышу тобой. Твоё дыхание — мой кислород. Но ты не дышишь, а я задыхаюсь. Ты подарил мне жизнь. Ты подарил смысл жизни. Ты сказал мне верить, что я живу не напрасно. Но к чёрту эти пару недель, что мне осталось. Хочу быть рядом с тобой, хочу вдыхать твой неповторимый личный запах, хочу чувствовать тебя, и хочу умереть. Но ты держишь меня, пытаешься любыми, пусть даже самыми глупыми и нелепыми способами оставить на этом свете. В груди нехорошо тянет — это плохо. В груди откровенно — сильно жжёт. Дыхание тяжелеет. Почему именно здесь и сейчас? Он видит. Меня трясёт крупной дрожью, а перед глазами всё плывёт. Я вижу туман и силуэт. Силуэт смерти. Силуэт того, с кем я уйду из мира живых. Силуэт того, кто будет обнимать меня своими безжизненно — холодными руками на протяжении всего пути. Подохну уже сегодня — всем только легче станет. Слышу приглушённый голос, откуда — то в комнате. — Джек? Джек, ты в порядке? — он подходит и садится рядом — Джек, ты меня слышишь? Нечего не могу ответить. Единственное, что вырывается из моих уст полу хрип, полу стон. Тайлер провёл своей гладкой ладонью по моему безжизненно — бледному лицу.  — Джек? Слышишь? — Тайлер приостановился — я люблю тебя, не уходи. Эти несколько слов звучали словно смертный приговор. Тебя презирает весь мир, кроме одного человека, что любит тебя всем сердцем и сейчас просит тебя не умирать. Прости…прости пожалуйста…но мне придётся уйти и, видимо без тебя… Прости меня, прошу прости. Противные воспоминания туманят мой разум. Почему именно тот день, когда мне сказали, что у меня рак лёгких? Я помню, в тот день он плакал…впервые…впервые у меня на глазах. Больно от воспоминаний. Я обещал ему, что я выкарабкаюсь и, что со мной всё хорошо, правда сам в произнесённые собою — же слова почти не верил, а он верил, он надеялся, он знал. Не думал, что когда — нибудь простых два слова смогут определить дальнейшую мою жизнь, точнее её ничтожный остаток. Из колких для моего мозга воспоминаний, меня вытянул приглушённый голос Тайлера. — Джек, прошу, — жалкий всхлип — прошу, не уходи! На моё лицо падают холодные, солоноватые капли. Я не хочу знать, что это его слёзы. Не хочу думать, что Тайлер плачет из — за меня. Вдруг чувствую, что моих губ касаются его губы. Поцелуй вышел скользким и мокрым из — за слёз, но это нужно и ему, и мне. Слегка отстраняясь, Тайлер шепчет в губы: — Джек, я люблю тебя, — он крепко — крепко сжал мою руку — спасибо, тебе за всё! За, что ты меня благодаришь? Мой глупый, мой наивный мальчик, люблю тебя за это! Люблю за то, что ты не ушёл, как все ушли. Люблю за то, что ты сидя здесь, трепетно сжимая мою руку, надеешься на чудесное спасение. Спасибо, что веришь и будешь верит до конца. До последнего вздоха. Противный писк аппарата разрезает стойкую, комнатную тишину, оповещая о том, что мне пора. У меня билет в один конец, а значит я не вернусь, даже, если сильно захочу. Ощущаю чьи — то холодные и смертельно — крепкие объятия. Задыхаюсь. Пытаюсь крикнуть, но не получается. Лишь тихо — тихо хриплю:  — Спасибо, Тайлер. Спасибо за то, что был моим кислородом. Но ты далеко, мне тебя не хватает, я задыхаюсь.