Оторвы

Ино со вздохом вываливает ноги на журнальный столик и расслабленно вздыхает. Дейдара, сидящий в соседнем от дивана кресле, откладывает чёрную папку и недовольно смотрит на неё. Девушка делает вид, что не замечает его взгляда, но, когда тот становится неприятным, ощущаясь на теле тяжестью, всё же не выдерживает. Она цокает языком, закатывает глаза и измученно смотрит на брата.  — Ну что?  — То есть, когда я так делал, ты возмущалась, а как сама ноги на стол задирать, то всё нормально.  — Тц, не будь ребёнком, — фыркает она и расправляет руки по спинке дивана, — я сегодня очень устала, мне можно. — Будто я на работе не устаю.  — Ты задницу в офисе отсиживаешь, а если и ходишь, то по дорогому кафелю. Я же сегодня по болоте в резиновых ботинках шаргала, по сырой земле тащилась, да с растениями возилась, а ещё в сырье и удобрениях рылась, поверь, я устала намного больше. Хоть задницей на столик сяду — мне прощается.  — Ну-ну, — усмехнулся Дейдара и отложил папку, — я там поставил пиццу в духовку, хочешь пока поиграть? — Ино приоткрывает один глаз, и смотрит на наглое лицо брата, который взглядом бросает ей вызов. Она усмехается уголком рта и этого достаточно, чтобы Дей достал джойстик, включил игру и поставил на загрузку. — Ты как всегда, играешь за «Феечку»? — Спросил он, когда та выбрала созданного ею же женского персонажа, точную копию себя внешне, в фиолетовом латексном костюме и с яркими крылышками.  — А ты снова за своего пироманта играть будешь? — Хей! «Кац» — взрывной гений и величайший пиромант, а ещё он прекрасный скульптор и гений глиняного искусства! — Да-да, как скажешь. Двадцать пять лет, а ума как у ребёнка, — закатывает глаза Ино, — ты хоть таймер поставил? Сгорит нахрен твоя пицца. — За идиота меня не держи, — усмехнулся он, — это не я кухню сжег при попытке приготовить торт отцу на день рождения.  — Хей! Мне четырнадцать было! — А я в этом возрасте уже делал обалденную шарлотку. — Ага, зато у меня был свой маленький сад, и отцу я больше помогала на плантациях.  — И что? Бизнесом всё равно занимаюсь я, а ты от этого принципиально нос воротишь. Ино отложила джойстик, пока игра не началась, и устало посмотрела на брата. Парень тяжело вздохнул и сел рядом с ней на диван. — Дей, это вовсе не дело принципа, понимаешь? Я просто хочу иметь свободу выбора, вы с отцом достаточно за меня решили. — Ты была на плантациях, ты видела, что это нелегко. Уверена, что не хочешь заниматься ни бизнесом и поставками, ни агро-плодовым делом, и всем, что связано с производством? — Дей, я прекрасно понимаю, почему ты хочешь, чтобы я сидела в офисе. Ты хочешь, чтобы я была у вас под контролем, сначала у отца, затем у тебя, когда ты займешь его пост. Я ценю вашу заботу, но ваш надзор начинает меня душить. Вы никогда меня ни в чём не ограничивали, и теперь, когда начали это делать, я не могу так, я не привыкла и мне тяжело. Мне нужна свобода. Я не хотела связываться с семейным бизнесом вообще, но, если нужно — дайте мне под контроль главный магазин, я буду заниматься им, могу помогать со взращиванием, потому что это интересно, возьму под свой контроль несколько теплиц и буду заниматься непосредственно этой частью, но не более. Принимать заказы — хорошо, так уж и быть, скрещивание и взращивание новых видов — плодоводство — моя стихия. Но я не буду глубоко вникать в бизнес, поэтому я и не пошла его изучать, как же вы не видите? Чем больше я вам противлюсь, тем меньше вы это замечаете. Хватит. — Я просто хочу… — Держать меня на коротком поводке. — Замолчи уже, — рыкнул Дейдара, — как же ты не видишь? Мы с отцом переживаем! Никто не пытался бы отнять у тебя твою свободу, если бы не тот случай, никто не наседал бы на тебя, но мы боимся, что ты…  — Что? — Ино усмехнулась, когда брат запнулся. Он сжал зубы и посмотрел в сторону. — Истеричка? Ментально нестабильна? — Ино, — он поморщился, — не говори так. — А это не так? — Нет. — Вот видишь, ты сам это понимаешь, значит и наседать на меня незачем. — Ино вздохнула и взяла брата за руку. — Послушай, то просто был нервный срыв, пять лет прошло, хватит уже трястись надо мной. — Я знаю, просто… Блядь, — парень помассировал лицо ладонью и накрыл ей руку сестры, — эта ситуация с твоей неудачной влюблённостью, и я думал… Мы с отцом боялись, как бы это тебя не подкосило и это дерьмо не повторилось. — Дей, — Ино ласково улыбнулась, и погладила парня по щеке, тот сначала отстранился, нахохолившись, как не любивший ласку кот, но всё же, замер под рукой сестры, — всё в порядке, тот период давно прошел, я закалила характер. Да, ситуация с Шикой меня ранила, но это жизнь, такое случается, мы влюбляемся, в нас влюбляются, и это не всегда взаимно, но этот факт нужно принять, а не срываться в истерику. Я еле восстановила своё ментальное равновесие, и нет никого, кто стоил бы потери этого равновесия. Вы зря волнуетесь.  — Знаю, мышонок, — он потрепал Ино по волосам и улыбнулся, — я знаю. Просто волнуюсь, — он притянул её за плечи и прижал к себе, нежно поцеловав в висок, — я же обещал ей всегда беречь тебя и заботиться. — Ты хорошо справляешься, и ты самый лучший брат, — Ино погладила его по спине, — ты прекрасно держишь своё слово, мама бы тобой гордилась. — Конечно, — улыбнулся он, — я ведь её любимчик.  — Хей! — Наигранно возмутилась Ино. Не поверила ни единому слову, потому что оба прекрасно знали, что больше всех любви в этом доме получала именно она, младший ребёнок и избалованная в плане любви, всегда купающаяся в объятиях и поцелуях. Дейдара и сам любил её больше остальных всех, и это было правильным, не было ревности к родителям, наоборот, он пусть и был проказником, но в плане Ино всегда становился намного старше, дабы беречь сестрёнку. — Ты так на неё похожа, — прошептал он ей в волосы, — смотря на тебя, я не могу её забыть. Приходи чаще, отцу нравится вспоминать её, глядя на тебя. — Вот ещё, — улыбнулась она, — ты больше похож, а я точно папина девочка.

***

Саске был, мягко говоря, недоволен, когда ему позвонили и попросили привезти какие-то вещи в дом Яманака. Он хотел бы сесть за дипломную работу, проверка которой будет буквально на днях. Не то, что бы он волновался по этому поводу, всё же, он был одним из лучших на своём потоке, тему выбрал хорошую, всё понимал, и работу свою делал легко, да и учёба давалась без труда. Ему просто хотелось сделать всё пораньше, дабы потом отдохнуть в свободное от учёбы и присмотра за девушками время. Всё же, надежды на свободное время были разрушены, поэтому, он пошёл в комнату Ино, дабы взять, цитируя Ино: «белую коробку, прямо по средине кровати, такая большая, что даже такой слепой как ты, заметит». Яманака ещё и намекнула, что бы не рылся в её вещах, но Саске лишь фыркнул на это. Нет, ну правда, за кого она его принимает? С чего ему начать лазить по её тумбочкам? Ещё бы в белье её попросила не шарить. Кстати об этом… Образ Ино в том белье всё ещё мелькал где-то на периферии сознания, и его это знатно раздражало. Всё же, только идиот или гей не признает того, что Ино горяча, а Саске не был ни тем, ни другим. Яманака очень привлекательна, и этот воображение всё чаще рисовало ту картину, что он представлял в торговом центре. Он тряхнул головой, дабы согнать непрошеные мысли и оглянулся, рассматривая обстановку вокруг себя. Несмотря на весь легкомысленный образ Ино, она была довольно таки… Уютной, и речь не только о комнате, а о самой девушке. Комната Ино не была излишне пёстрой, в ней не было того богатого шика, который кричит о вычурности и пестрит дорогими безделушками, нет, её комната, как и сама хозяйка, стильная, современная, обставленная ненавязчиво, но со вкусом. И при этом, здесь было хорошо и уютно, тут чувствовалась жизнь, в такой комнате сразу чувствуешь себя хорошо и расслаблено. Он вдохнул приятный аромат, исходящий от диффузоров, и лёгкие наполнились свежо-сладким запахом сандала. Большое мягкое кресло у стены напротив кровати оказалось очень удобным, оно было расположено рядом с книжной полкой, с одного подлокотника свисал мягкий кашемировый плед насыщенного фиолетового цвета, а на другом лежала книга с закладкой в конце. Саске взял её в руки и с интересом взглянул. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Саске даже усмехнулся. Он бы ожидал скорее что-то вроде Бронте с её романами, но уж никак не знаменитый «чёрный роман», готический триллер, жемчужину творческого наследия Стивенсона. Он открыл рандомную страницу и прочитал первую строчку: — «Я склонен к каиновой ереси, — говарил он со скрытой усмешкой. — Я не мешаю брату моему искать погибели, которая ему по вкусу.» Саске захлопнул книгу и отложил её, а затем иронично усмехнулся. Надо же было ему именно эту строчку прочитать. Когда мелькнула мысль о брате, он посмотрел в сторону туалетного столика возле огромного французского зеркала. Там, на том столике, стояли те самые духи. Те, что в подарочной коробочке лежат у него в комнате. Он поднялся, посмотрел на белую коробку, которая перетянута шёлковой лиловой лентой и тяжело вздохнул. Наверняка, эта растяпа забыла платье, когда уехала в отчий дом. Ну и как так можно? Перед носом же коробка лежит. Он покачал головой, и взгляд его остановился на тумбочке возле письменного стола. Он подошел ближе, зацепился о светлый стул, ударился животом об угол стола, и едва не заехал лицом в настенную полку над письменным столом. Саске шикнул и подвинул стул в сторону, радуясь, что не заехал лицом в настенную полку, которая пестрела стикерами, маркерами, блокнотами и прочими радостями прилежного студента. Всё же, добравшись до тумбочки, он посмотрел на большую фоторамку с несколькими фотографиями. Девчонки, парни какие-то, друзья, Дейдара, отец. Ино всегда окружена людьми, но почему-то Саске чувствует в ней знакомую ему пустоту, именно ту пустоту, которая появляется при потере, и он начинает понимать её лучше. И, кажется, он разгадал её маленький страх, и это не радует, а пугает, потому что, её страх идентичен тому, что уже долгое время испытывает Саске. Похожи, они очень похожи, Саске может это отрицать, но он чувствует это на эмпатическом уровне. Да, они совершенно разные, но то, что их объединяет, это перекрывает все различности. Саске всё же подхватывает коробку, ещё раз вдыхает приятный свежий запах, и уходит из комнаты Ино. Нужно ехать. Дом у Ино большой, разумеется, с огромным забором, кованными воротами, всё, как полагается, но что Саске удивило, так это сад. Нет, он знал, что Яманка занимаются флористическим бизнесом от того, что им это нравится, хотя они уже вышли за пределы флористики и развиваются в аграрно-промышленной сфере довольно-таки широко. Просто он не ожидал, что это хобби и правда… Ну… Хобби. Видно, что уютный сад создан руками мастера, так и светлая беседка, которая тоже построена своими руками, и фонтанчик, и струящиеся змейкой родники с плавающими в нём карпами, окруженные галькой и фонариками, стекающие в декоративное озеро. Саске ведь тоже отпрыск из некогда богатой семьи, побогаче Яманака, и уж точно знает, когда подобное создают садовники, а когда за этим и правда ухаживают заботливые руки хозяина. Мать его занималась подобным раньше, заставила отца выкопать родники, небольшой фонтанчик соорудить из больших декоративных валунов, Фугаку с Итачи даже вместе качели строили, так что, он знает, как выглядят сады, у которых есть душа. Это семейный двор, в таких собираются по вечерам, пьют чай, беседуют, делают барбекю… Больше всего ему понравилось большое дерево бело-розовой магнолии, которое источало приятный сладкий запах. Вообще-то Саске видел белую и розовою, но это, как он понял, скрещенное растение, тем не менее, оно прекрасно, и запах был изумительным. Когда он уже прошёл ближе к двери, позади него скрипнули ворота и во двор заехал чёрный Астон Мартин, но свернул по каменной дорожке влево, где, как полагал Саске, находился гараж. Он остановился у колонны, ожидая, когда придёт приехавший человек, и он всучит ему в руки коробку, убравшись от сюда. Около двери, в больших вазах росли декоративные деревья, причудливой, но красивой формы, и Саске казалось, что он и правда попал в флористический рай, но не было навязчивости, ничего не пестрело цветами, наоборот, всё было так гармонично, и здесь правда было уютно. Если Ино росла в таком доме, но он совсем не удивился дизайну её комнаты, девочке с детства родители привили чувство стиля, но при этом взросла она в уюте и комфорте. Саске даже признал, что не против бы посидеть здесь, в той красивой беседке, наблюдая за карпами, слушая перезвон колокольчиков музыки ветра и журчание фонтана, а подсветка наверняка не только на мощёной дорожке, но и в воде, и скорей всего, разноцветная. Можно сидеть здесь ночью, и, слушая трели сверчков, спокойно работать с бумагами, пока мёрзнущая Ино наконец-то замолкнет впервые за целый день, и, набросив на обнаженные светлые плечи тот фиолетовый плед, будет читать какую-то книгу, по поводу которой, конечно же, будет спорить с Саске. «Твою мать… Я и правда об этом подумал, » — Мысленно ужаснулся Саске. Однако, удивиться до конца он не успел, так как к нему подошёл Иноичи и хлопнул парня по плечу. Тот развернулся и поприветствовал мужчину. — Она всё же забыла его дома? Ох, растяпа, — по-доброму усмехнулся мужчина, — она иногда бывает очень невнимательной, хотя, то что ей нужно, подмечает очень даже хорошо. «Да уж, это точно». — Что же, я тогда поеду… — Куда это ты собрался? — Удивился Иноичи, не принимая коробку из руки парня. Он подошёл к двери, открыл её и кивнул в сторону прохода, пропуская Саске вперёд. — Давай заходи, там мои уже ужин приготовили наверняка. — Я не думаю, что… — Вот и не думай. Заходи давай. Вообще, Саске ненавидел, когда его перебивают, но почему-то на этого мужчину злиться не хотелось. Впрочем, он и не злился, он был озадачен, и не знал, стоит ли ему заходить вообще, ведь одно дело, это быть в доме, где живёт пигалица со своими подружками, но совсем другое, когда ты входишь в отчий дом, туда, где она росла, где её семья, это всё равно что в душу человеку заглянуть. Впрочем, разве не этого Саске добивался? Он кивнул мужчине и вошёл в дом. Ожидая увидеть типичный богато-обставленный дом, с шикарным ремонтом и бесполезным декором, всем видом, кричащим о положении и достатке, Саске снова удивился, и даже разочаровался своей наивности, ведь можно было понять ещё во дворе, что Яманка ценят комфорт, уют и нежную красоту. Даже в коридоре до него доносились приятные запахи, попав в гостиную он лишь отчётливее ощутил запах лаванды, что отличается от запаха в комнате Ино, и магнолии, аромат, который доносится с открытого окна. — Я дома! — Крикнул Иночи. Из-за раздвижной двери с полупрозрачными тканевыми окнами, раздались громкие приветствия. — Надеюсь, вы не убили друг друга при споре о том, чья очередь готовить? — Я сегодня готовил пиццу, ужин с неё. — Купить готовую и потом разогреть — это не считается, к тому же, она всё равно подгорела! — И кто в итоге готовил? — Мужчина бросил пиджак на спинку дивана, и прошагал в сторону кухни, подзывая Саске кивком головы. Тот пошёл вслед за мужчиной. — Оба, — недовольно фыркнула Ино, — хотя должен был он! Ино обняла отца и с нежной улыбкой поцеловала его в правую щеку, огладив тонкими пальчиками левую. В её глазах было столько нежности, в движениях была лёгкость и грация, ей шел этот дом, ей шло это место, ей подходила эта нежная красота, эта гармония и уют, Ино была душой этого дома. Саске смотрел на неё и видел совершенно иного человека, нежного, расслабленного, беззаботного. Неужели, он увидел ту Ино, которую хотел. Он смотрел на эту картину и видел, как точно так же мама приветствовала Итачи, когда тот приходил со школы, она так же с нежностью целовала его в щеку, стирала гигиеническую помаду с поцелованной щеки и отправляла мыть руки. Саске хмыкнул, представив, что было бы, предложи он Ино и его приветственно поцеловать. Та наверняка огрела бы его, или съязвила бы что-то. Впрочем, картина была бы неплохая, ведь губы её красивые, наверняка мягкие, а руки нежные, пальцы прохладные и тонкие, так легко порхающие по щеке. Он бы наверняка не сдержал бы лица, обхватил бы её стан, обвив рукой тонкую талию, прижал бы к себе крепко-крепко, и зарылся бы носом в эти длинные роскошные волосы, и вдохнул бы аромат подаренных им духов глубоко-глубоко, так что бы лёгкие навсегда запомнили аромат Ино. Впрочем, мысль эта была глупа, и закончить он её не смог, так как его хмыканье привлекло внимание Ино, и та во все глаза таращилась на него. Отстранившись от отца, она недоумевающе переводила взор с Учихи на отца. — А ты чего здесь забыл? — Ино, — недовольно покачал голов Иноичи, — мальчик привёз тебе твою коробку, это так ты его благодаришь? — За что мне его благодарить? Это его обязанность. — Яманака Ино, — девушка надула губы и отвернулась от отца, — ну что за манеры? Сразу видно, кто пример подавал. — Хей, а чего ты на меня-то смотришь? — Насупился Дейдара, когда отец указал на него. — Я, в отличии от этой дикарки, очень даже воспитанный. — Проходи, Саске, мой руки и садись за стол, скоро будем ужинать, — Иноичи хлопнул того по плечу, и они вместе подошли к раковине, — не обращай внимания на эти плоды моего неудачного воспитания. — Скорее, плоды неудачного использования контрацептивов, — весело ляпнул Дейдара, помешивая пасту, — или вы не пользовались? — Не пользовались, — кивнул Иноичи и подал Саске чистое кухонное полотенце, дабы тот вытер влажные руки, — но отнюдь не потому, что планировали завести тебя. Просто твоя мать в ту ночь была слишком хороша, не смог сдержаться, а мы были на рок-фестивале, в каком-то лесу. Куча пьяных панков, фейерверки, выступление известных рок-групп и риск быть застуканным, тут уж не до поиска презервативов. — Класс, всегда мечтал узнать, что я лишь результат вашей необузданной похоти, — беззлобно фыркнул Дейдара, проверяя выпечку в духовке, — надеюсь, вы хотя бы трезвые были. — Это же рок-фестиваль, Дей, — хмыкнула Ино, расставляя тарелки, — всю неделю пьяные были. — В хламину, — улыбнулся Иноичи и указал Саске на стул, — но в тот вечер мы особенно перебрали, она даже на ногах стоять не могла. — Полагаю, она именно из-за тебя на них стоять и не могла, — гоготнул Дейдара, за что получил подзатыльник от Ино, — что? Я сделал отцу комплимент… Саске казалось, что он тут лишний. Вся эта атмосфера, она такая тёплая, и уютная. Здесь и правда хорошо, и пусть он считает себя здесь неуместным, но он признаёт: ему хочется тут быть. Мрачный и хмурый брюнет, среди весёлых и жизнерадостных блондинов, он словно погасший метеорит в окружении солнечных лучей, но ему здесь хорошо, он словно вернулся в детство. К тому же, эти люди умели относиться к прошлому легче. Он знал, что мать Ино давно умерла, но они говорят о ней, не с грустью, наоборот, на лицах улыбка и они спокойно шутят. Саске больно лишний раз вспоминать родителей, и когда их кто-то упоминает, он пересекает разговоры на корню, испытывая боль от воспоминаний. Словно, не вспоминая их, он сможет отгородиться от боли. Хах, как бы не так. Он и сам понимает, что это не верно, ему нужно принять и отпустить, а он не может. Может быть, если бы он был фаталистом и хоть чуточку верил в судьбу, он бы решил, что это её подарок ему, потому, что ему нужно побыть в окружении этих людей, дабы посмотреть и понять, что можно относиться к прошлому иначе. Ему нужно понять, что если он сможет смириться с прошлым, и вместо отрицания и забвения, он примет и отпустит, ему несомненно станет легче. Но Саске держится за призраки прошлого, не отпуская родителей и их память, потому что так есть хоть какое-то их эфемерное существование, а отпустив даже воспоминания, приняв их смерть и полностью её осознав, он снова почувствует гнетущее одиночество, которого так панически боится. И всё же, у этих людей от воспоминания о дорогом им человеке, лишь добрая-добрая грусть. Саске часто в кошмарах вспоминал лишь момент смерти близких людей, но не вспоминал хорошие, потому что от этого было ещё больнее, ведь это больше не повторится. Но что, если нужно было вспоминать именно хорошее? Что, если не видеть счастливые моменты в негативном ключе, а просто радоваться тому, что это счастье просто в его жизни было? Не важно, будет ли ещё, нужно быть благодарным за то, что, хотя бы это было, и цепляться за такие мгновения. Странно, но с появлением Ино, он начал вспоминать именно хорошее, может, потому что есть в ней что-то родное, что-то из детства. Тот самый уют, ощущение дома, ведь это напоминает о матери, и это то, что он, по какой-то причине, увидел в Ино. И видит в этой тёплой семейной атмосфере. Эта обстановка такая приятная, уютная, тёплая и родная, что Саске невольно вспоминает то тепло, которое чувствовал в детстве, и осознаёт, что не хочет отсюда уходить. Не хочет, чтобы это прекращалось. Ему здесь хорошо. — Значит, у нас сегодня паста с морепродуктами в чесночно-сливочном соусе? — Я предлагал сделать Кацудон, но она не захотела. А ещё, я уломал её сделать шоколадный тарт. — О, меня сегодня порадуют любимым шоколадным десертом. А что в духовке? — Этот придурок решил доказать, что сможет приготовить нормальную пиццу. Лучше бы потратил время на что-то полезное, — беззлобно фыркнула Ино, — садитесь уже за стол. Саске вдохнул приятный запах пасты и усмехнулся, когда блондинка с показательно недовольным лицом громко поставила перед ним тарелку. — Спасибо, — хмыкнул он, — хозяюшка. — Ешь аккуратно, смотри, не подавись. — А ты была бы рада, — прошептал Саске, пока Иноичи отошёл к стеллажу с алкоголем, — не дождёшься. — Жаль, а я бы посмотрела на выражение твоего лица, когда ты корчился бы в муках, понимая, что помрёшь от застрявшей в горле креветки. — Фу, сестрёнка, что за кровожадность? — Усмехнулся Дейдара, подвигая к себе блюдце с маринованным имбирём. — И не говори, — театрально покачал головой Иноичи, — кого я вырастил? Саске, ты какое вино пьешь? — Сухое красное, любое на ваш выбор. — Любое на мой выбор… Что ж, тогда, Мерло или Кьянти? — Кьянти, — ответила за него Ино, — Саске не особо любит вина, потому и сказал тебе выбирать. Лучше возьми Кьянти, только именно тот, что в самом углу, — Ино указала в сторону, — «Сан Флис», думаю, ему понравится. Учиха даже бровь приподнял. Ей-то откуда знать, что он предпочитает? — Думаешь? — Саске потёр подбородок указательным пальцем и с интересом посмотрел на Ино.  — Выразительный и элегантный аромат вишни, чёрной смородины и фиалки, так же есть нотки табака, вся эта смесь оставит очень приятное длинное послевкусие, я уверена, что тебе понравится. Напиток резкий, но элегантный, слегка терпкий, но приятный. Твой вкус. — Мой вкус? — Насмешливо переспросил Саске, слегка удивившись. — Ого, — Дейдара вопросительно посмотрел на сестру, — какие интересные подробности. И откуда же ты знаешь «его вкус», а, сестрёнка? — Ино закатила глаза. — Ты прекрасно знаешь, что я просто оговорилась, и ты знаешь, что именно я имею ввиду. Оба знаете. Приятного аппетита. — Вот видишь, Саске, кого я воспитал? Из милой и очаровательной девочки, превратилась в грубую и вульгарную дикарку, у которой что не слово, то пошлость. Иноичи театрально покачал головой и приложил руку к сердцу. Ино смешно нахмурилась и поджала губы от недовольства, Дейдара на её обидчивую физиономию усмехнулся, на что схлопотал подзатыльник. Саске и сам не выдержал и приподнял уголки губ. Атмосфера и правда была уютная и приятная. — Чего ржёшь? Лучше налей мне, — Ино подала ему бокал, — нечего только этого обхаживать. — Какое гостеприимство, какие манеры, — покачал головой Саске в тон Иноичи, — ну что за чудная леди? — Как она ещё вас не довела? — Улыбнулся Иноичи, наливая вино Учихе и себе. — Она активно пытается, но мы держимся, хотя, должен признать, что её ослиное упрямство похвально, она всё же умеет доводить.  — Бедный Неджи, его она наверняка первым извела?  — Откуда вы знаете? — Удивился Саске. Дейдара, который копошился в баре, даже рассмеялся. — Так она же над ним с самого знакомства издевалась. Тот весь красный от злости ходил, а сделать ничего не мог, потому что она дразнила его, а чуть что, так сразу за мной пряталась, — Дейдара рассказывал это с энтузиазмом и смешинкой в голосе, словно его забавляли те ситуации в прошлом, — тебе Шардоне или Просеко? — Просеко, и ничего я не пряталась за тобой, это ты вечно рядом ошивался. — По-моему, милая, всё как раз наоборот, это ты всегда за Дейдарой таскалась. — Не правда, пап, нечего наговаривать! — Она постоянно околачивалась рядом с ним и его друзьями, в младших классах это было, а потом рассказывала подружкам, что у неё есть парни, которые старше, и просила друзей Дейдары представиться её парнями перед одноклассницами. Саске с интересом слушал компромат, что бесполезно сливал Иноичи. Ино показательно дулась, но смешинки в её глазах показывали, что ей нравится, когда отец об этом вспоминает, она даже губу закусила, дабы не рассмеяться. Саске открыто улыбался, и чувствовал себя на удивление хорошо. В этом доме, на этой кухне, ему и правда уютно, и паста очень вкусная, и здесь тепло и приятно, и беседа протекает легко, и Иноичи весёлый и дружелюбный, и Дейдара уже не такой самодовольный мудак, как казался, и Ино такая очаровательная, спокойная и нежная, и он впервые за долгое время нашёл дом, в котором хочется остаться. Быть как дома. — Просила? Да она нам угрожала. Мы с ребятами, бывало, только учились курить, они у родителей то сигарету украдут, то алкоголь, и мы же пробовали, а эта пигалица всё видела, запоминала, а потом шантажировала нас, и мы постоянно делали то, что она говорила. — Конечно, — хмыкнула Ино, — не пропадать же знаниям зря. — Хитро, — кивнул Саске, — тебе нужно было к Неджи, на юр.фак., была бы потом самым ценным сотрудником у Хиаши, с такой-то хваткой. — Это да, хватка у неё точно, как у бульдога, пошла бы в бизнес — ей бы равных не было, да только не хочет. Эх, такой талант пропадает. Она у нас немного нервная, конечно, да и вообще, мешок в ней недостатков, но упрямая, амбициозная и целеустремлённая, а ещё умная и хитрая, с такими талантами точно не пропадёт. — Это я полагаю от вас? Взрастили в ней качества для бизнеса, а она пошла по своей дорожке? — Ну, каждый из нас вложил что-то в этих двух цыплят. — Ну па-а-а-ап! Я же просила не называть меня так! — Вот это вот чудо, — Иноичи кивнул в Дейдару, флегматично жующего пасту, — пошёл в меня, Ино тоже, но от Иви она ухватила больше, чем Дей. Ивонна была гордячкой, прямо как Ино, она казалась заносчивой, и в каком-то смысле была таковой, но не в плохом смысле. Эдакая высокомерная гордячка, неприступная, как не подступись, но хвостом при этом виляла, как лиса. И вроде хвост распушила, а как подойдёшь, так сразу нос воротит и до потолка задирает. «Тут вы правы, Иноичи-сан, дочь ваша и правда пошла в свою мать, — подумал Саске, — описание прямо идеально ей импонирует.» — Но, Иви была характером твёрже меня, отважней, и смелее, и это, пожалуй, лучшее, что они от неё взяли. Она была храброй и смелой духом, это она и передала им, а остальное — моё, я даже иногда пугаюсь, понимая, сколько они взяли от меня, ха-ха. У Дейдары только глаза более голубые, как у Ивонны, оттенок более насыщенный. А вот у Ино глаза мои, да и вообще, она папина дочка, Дей был ближе к Иви, а Ино всегда рядом за мной хвостиком ходила. — Потому что ты её баловал. — Ничего подобного, тебя больше баловали! — Ты даже этого не помнишь, мелочь. Саске отметил, с какой нежностью Иноичи готовит о покойной жене, с печально-мечтательной улыбкой на лице, но нет боли, не присутствует грустного молчания, такого неловкого и печального, даже атмосфера не теряет тепла. В этом доме женщину вспоминают с любовью и тёплой грустью, но не скорбью. Ивонну и правда отпустили, но не забыли, притом вспоминают не с болью, и Саске хотел бы так же, не чувствовать боли, вспоминая дорогих ему людей, как это получается? — Вам не больно её вспоминать? — Чисто на автомате ляпнул Саске и запнулся, когда все трое посмотрели на него, прекратив есть. Взгляд Дейдары был непонимающим, Ино же смотрела на него со странным выражением лица, пытаясь понять, зачем он это спросил, словно понимая, что это вопрос, ответ на который ему нужен для себя. И лишь Иноичи посмотрел понимающе. Он ему улыбнулся и хлопнул по спине, потянувшись через угол стола, во главе которого он сидел. — Я понимаю твой вопрос, и понимаю, зачем ты его задаёшь, но мой ответ вряд ли поможет тебе найти ответ на тот вопрос, который мучает тебя. Я не знаю, как отпускать людей. Мы просто… Решили, что это правильно, это то, чего хотела Иви. Мы её отпустили, но это не значит, что мы её забыли, нет, мы очень часто вспоминаем её, словно она с нами, потому что так и есть, она жива в наших детях, она жива в моём сердце, как бы банально это не звучало. Не думаю, что она была бы рада, если бы мы страдали лишь при упоминании её имени, наоборот, она была бы счастлива, что может вызывать улыбку на нашем лице. Не стоит вспоминать человека с грустью от того, что он умер, лучше вспоминать человека с теплотой от того, каким родным и хорошим он был, как сильно ты его любил, и вспоминать все хорошие моменты, радуясь тому, что они были. Боль от потери и скуки присутствует, но не стоит на этому зацикливаться, иначе не сможешь идти вперёд. Иви оставила достаточно тёплых воспоминаний, они греют нам душу, и мы вспоминаем о ней с ответной теплотой, с любовью, но никак не с грустью. Да, мы скучаем и скорбим, но скорбь не вечна, человека нужно хранить в памяти с добром. В этом её вспоминают с улыбками, потому что она заслужила этого: счастья, света и тепла, а не слёз, мрака и горя. Нужно жить дальше, и хранить в сердце тепло от воспоминаний, и за него держаться, а не за скорбь. Скорбь умножает печаль, это лучше отпустить. Саске задумался и неопределённо хмыкнул. Всё же, ему нравится разговаривать с Иноичи, ему нравится его молчаливое понимание, ему нравится его семья и атмосфера здесь, ему нравится их счастье и подход к его созданию, даже несмотря на печальные события в прошлом. Иноичи интересный мужчина, Саске чувствует что-то неопределённое после его слов, но хочет так же, вспоминать добрую и нежную маму с улыбкой, говорить об хмуром, но добром и заботливом отце не испытывая тоски, свободно думать о них, смотреть фотографии без содрогания сердца. Всё это казалось ему невозможным, и даже неправильным, пока он не побывал здесь. — Вы с таким трепетом говорите о своей покойной жене. Вы всё ещё любите её? Спустя столько лет, вы не думали о том, чтобы найти другую женщину, влюбиться ещё раз? — Никаких других женщин, — покачал головой Иноичи, — их никогда не было, и не будет. До Иви у меня было много женщин, но я никогда их не любил, даже отношений не было. Ивонна моя первая и единственная любовь, она же и последняя. Она единственная женщина моей жизни, после неё я и не думал о ком-то ещё, я всегда любил и буду любить только свою жену, и после её смерти у меня никого не было. Саске неопределённо хмыкнул и сделал глоток вина. Еда закончилась на удивление быстро, Ино достала десерт, и пока Дейдара делал чай, она разрезала шоколадный тарт, выкладывая ломтик каждому на десертную тарелочку. Учиха даже не думал, что можно так любить. Он вообще в любовь не верил, его родители всегда казались ему фантастическим исключением, но, чувства Иноичи к его покойной жене… Восхищают. — Я помню, как только повстречал её, первое, что я о ней подумал — красивая, высокомерная и горделивая стерва. — А затем, влюбились и изменили своё мнение, — кивнул Саске. Ничего нового, какое клише. И это чёртовски интересное совпадение, потому что точно так же подумал Саске, смотря на Ино. — О, нет-нет. Она и правда была красивой, высокомерной и горделивой стервой, просто со временем мне это понравилось, как и вся она. Ну, не буду утомлять тебя россказнями о бурной жизни старика, лучше скажи, как тебе кулинарные способности другой главной занозы моей жизни? — Я вообще-то не большой поклонник сладкого, но это вкусно. Честно говоря, я вообще удивлён, что я всё ещё жив, мне казалось, что ваша дочь подольёт мне яд при любом удобном случае. — О, она может, — рассмеялся Иноичи, — она так когда-то своего старого друга отравила, не смертельно, конечно же. Она не смогла поехать на недельную школьную экскурсию, и не хотела отпускать своих друзей без неё, один согласился остаться, а другой поехал, учуяв, что будет ярмарка еды, ну вот она и приготовила ему печенье с сюрпризом, так сказать. — Иночи рассмеялся, вспоминая старую историю. — Чоджи тогда три дня мучился с несварением, бедный. Так что, ты смотри, шутки шутками, а из её рук есть опасно, она и правда может чего-то, да подсыпать. — Я хотела, но портить любимый десерт отца не собираюсь, — Ино перевела обманчиво недовольный взгляд на Саске, — ты того не стоишь. Позже придумаю какой-то более изощрённый способ убить тебя. — Ох, ты даже будешь думать обо мне? Какие почести, — хмыкнул Саске, — я польщён. — Я кину шоколад прямо в твою самодовольную рожу. — Убирать будешь сама, — предупредил Иноичи, — дикарка. — Ну, училась у лучших, — горделиво хмыкнул Дейдара, — меткость, зато отменная. Иноичи покачал головой, словно намекая, что Дейдара выбрал не лучший повод для гордости. А вот Саске впервые за долгое время легко дышалось, он чувствовал себя так комфортно, что даже не верилось. Раньше, ему было неловко в компании чужих людей, особенно, если это семейный круг, всегда была удушливая атмосфера, хотелось выскочить из дома и убежать, но здесь и правда дышалось легко. Они беседовали долго и ни о чём, но эти простые разговоры, эти значимые для него мелочи, эти шутливые перебранки и комичные рассказы имели дня него такой большой вес, что Саске и правда не хотел это прекращать. Эти мелочи были ему необходимы, он словно снова научился дышать, было так легко, словно его отпустило, и приятный свет яркой кухни, развеивал мрак в его душе, а эти тёплые разговоры, вкусный чай и приторно-сладкий десерт, мазью размазывался по его ранах, и Ино была такой счастливой и открытой, что хотелось стать частью этого мира, так же открыться, вспомнить какого это — улыбаться по-настоящему, и чувствовать лёгкость и простоту в общении, иметь семью. Снова иметь семью. Ино смотрела на него без презрения и злобы. Когда их шуточные перебранки заканчивались, и они просто разговаривали, или смеялись над шуточками Дейдары, она иногда смотрела на него, с искренней и нежной улыбкой, такой широкой и яркой. Огонь в её глазах был тёплым и согревающим, и сама она казалась такой мягкой и лучащейся, и Саске это нравилось. Хотел заглянуть ей в душу, чтобы найти там такого же мрачного, искалеченного и сломанного человека? Может, душа её тоже покалечена, но она уж точно не погрузилась во мрак. Ино смогла сохранить свет своей души, свою теплоту и желание быть счастливой. Надежда, вера и любовь, она хранит это в себе, и Саске ловит себя на мысли о том, что завидует ей. Люди, которые находят в себе силы подняться, не закрыться в себе и искать счастье даже в тёмные для себя времена, всегда восхищали Саске, потому что он так не смог. Да, он всё ещё заинтересован к Ино, его к ней тянет, и это притяжение необъяснимо, любой физик бы сожрал свои диссертации, и пустился бы в истерику, нервно закурив, потому что их притяжение необъяснимо, но теперь, есть ещё и восхищение. Он восхищается её тягой к жизни и стремлением к счастью. Но не признается в этом даже под дулом пистолета. — Ого, я и не заметил, как быстро пролетело время. Ино, приготовь Саске комнату, можешь на своё усмотрение, а я в душ и спать, был трудный день. — О, не стоит, — Саске поднялся следом за мужчиной, — я поеду домой, это лишнее. — Ты же выпил, за руль ты точно не сядешь, нужно заказывать услуги такси, дабы привезли машину, а это лишняя возня, можешь остаться сегодня у нас. Кстати, Ино всё равно нужно утром кое-куда свозить, она собиралась загрузить этим Дейдару, но раз уж ты здесь, то ты этим и займешься. — О, замечательно, — Дейдара хлопнул в ладоши и с самым довольным лицом посмотрел на сестру, — иди, готовь комнату, чего стоишь? — В жопу сходи, — фыркнула она, — это обязательно? Пап, может лучше… — Спокойной ночи, — Иноичи поцеловал дочь в лоб и стремительно зашагал прочь из кухни. Ино недовольно фыркнула и поплелась на второй этаж. — Ща, я загружу посудомойку и дам тебе одежду. Не ссы, у меня есть новые комплекты, покупаю на случаи поездок, или, когда необходимо где-то заночевать. — Или с кем-то? — Усмехнулся Саске. Дейдара усмехнулся в такт ему. — Или с кем-то и у кого-то. Уже после душа, Дейдара отвёл его в гостевую комнату, которую приготовила Ино, она была как раз между комнатой самого блондина и рабочим кабинетом отца Ино. С ним они ещё поболтали немного, выпили по бутылке пива, и Саске взял обратно почти все оскорбительные слова, что бросал в сторону Дейдары. У Ино замечательный брат, который очень любит её, и Саске даже тут ей завидовал, потому что, он знает какого это — иметь старшего брата, которого любишь до усрачки, и как важна его поддержка, что она значит, и как хорошо иметь рядом такого человека. Учиха разговаривает с Неджи и Наруто по телефону, объясняет им ситуацию, затем отключается, бесполезно юзает в нете и понимает, что ему чёртовски скучно. Половина одиннадцатого, спать в такое время ещё чёртовски рано. Он поднимается с кровати и приоткрывает окно, дабы впустить прохладный ноябрьский воздух и свежо-сладкий запах магнолий. Воздух не так уж и прохладен, как ожидал Саске, зато ему открывается отличный вид на тот самый декоративный прудик с подсветкой разных цветов, и даже фонтанчик красиво светится, и родниковые дорожки освещены небольшими наземными светодиодами, а цветы, растущие в этом саду, пестреют нежными, не режущими глаз цветами. И большая светлая беседка с этого ракурса лучше видна, около неё большие качели на крепких цепях, а рядом дерево фиолетовой глицинии, цветы её свисают прямо в беседку, но прячут качели. На этих качелях, закутавшись в белый мохнатый плед, Яманака сидит с чашкой чая в руке, на широких перилах беседки стоит белый керамический чайничек, судя по всему, она засела там надолго. Две большие подушки лежат по разным сторонам качели, на одну из них девушка опирается, она забралась на качели с ногами и подтянула их под себя. Саске посмотрел на часы, и отметил, что до её дня рождения ещё полтора часа. Почему бы не быть первым, кто поздравит её с днём рождения? Всё же, это первая круглая дата — двадцатилетие. В конце концов, ему скучно, и Яманака сидит там одна, и ей наверняка тоже скучно. Поэтому, он, не теряя ни минуты, выходит из комнаты и спускается вниз. Когда Саске входит в сам сад, шествую мимо родниковых дорожек, то замечает, что в них плавают карпики. Белые, оранжевые, пятнистые, большие и маленькие, абсолютно разные. Магнолия сладко пахнет, её аромат пьянит не меньше, чем аромат Ино, который смешивается с тем самым парфюмом, и эта смесь создаёт новых запах, от которого Учиху кроет, но он не признается в этом, ни за что. Ино удивлённо на него смотрит, закатывает глаза и недовольно морщит своё очаровательное личики. Миленький носик так смешно морщится, что Яманака напоминает декоративного злого кролика. Назови он её так прямо в лицо, и она тут же превратится в фурию, бестию, дьяволицу и немедленно устроит ему скандал. Столько импульсивности, словно у неё петарда в жопе. Саске сжимает и разжимает руки в карманах, подходит к ней ближе и смотрит с усмешкой. Не колкой, скорее умилительной, затем останавливается напротив него, поворачивает голову и носом утыкается в свисающие цветки глицинии.  — Красиво, — хмыкает он, — столько запахов смешалось, казалось, должно быть дурно, но смесь приятная. — Чего ты хочешь, Учиха? — Устало спрашивает Ино, и тяжело вздыхает. — Я не настроена ссориться, и мне не до твоих подколов сейчас. Не лучшее время до перепалок, так что дай мне тайм-аут до завтра.  — Ладно, — кивает Саске, — в конце концов, до завтра осталось всего лишь полтора часа. — Ты неисправим, — Ино закатывает глаза, — тебя даже могила не исправит, Учиха. Правда. — Меня и не нужно исправлять, — пожал плечами Саске, — меня всё устраивает, а тех, кого что-то не устраивает я не держу рядом. У тебя ведь такая же позиция? — Ты вообще никого рядом не держишь. — А зачем? Пытаясь удержать кого-то рядом, я ничего не изменю, ведь если человек захочет уйти, он уйдёт в любом случае. — С этим не поспоришь. Так чего ты хочешь? Зачем ты здесь? Насколько я знаю, ты не любитель задушевных разговоров, природа тоже тебя не особо привлекает. Что тебя беспокоит? — С чего ты взяла, что меня что-то беспокоит? — Ино лишь выразительно посмотрела на него в ответ. Саске отвёл взгляд и провёл ладонью по лакированной древесине качели на которой сидел. — Твой отец хорошо постарался, милые качели. И беседка хороша. — Откуда ты знаешь, что это отец сделал? — Ино вопросительно посмотрела на Саске, с долей удивления и недоверия. Тот лишь пожал плечами.  — Отец с братом когда-то тоже делали беседку и качели своими руками, так что, возможно, я могу понять. Не знаю. Мама очень хотела во дворе скамейки и всю эту прочую ересь и заставляла отца делать это своими руками, хотя можно же было купить и не тратить время. Позже, я понял ценность этой мебели, понял, почему она хотела, чтобы это делали все вместе. Ну, как вместе, Итачи и правда помогал отцу, а я рядом крутился, пока не наступил ногой на гвоздик. — Проткнул сильно? — Насквозь, между большим и указательным пальцем на ноге, гвоздь прямо из ноги торчал. Я помню, что больно не было, из-за шока, наверное, но мама так переполошилась, что я показательно начал ныть, и даже не заметил, что Итачи давным-давно вытащил гвоздик, а я даже ничего не почувствовал. — А меня придавило балкой. Вот этой, — Ино указала на тяжелую деревянную балку, которая поддерживала крышу беседки, — отец её не успел хорошо вколотить, отошел за кувалдой, и пока Дейдара возился с сухим цементом, я решила проверить, такая ли балка тяжелая. В общем, она свалилась прямо на меня, — Ино рассмеялась, — ты бы видел Дейдару с отцом! Они так переполошились, я думала, что отец прямо там на месте и поседеет, а Дей так вообще разревелся, а я вообще не понимала, чего они ноют. Не знаю, больно ли было мне, но я так испугалась их реакции, побоялась, что сделала что-то плохое, а потому и сама шокированная сидела. Матушка тогда с нас долго смеялась, сидела посреди древесины и успокаивала двух мужчин, — Ино печально улыбнулась, — весело тогда было. Они сейчас отрицают это, говорят, что я что-то неверно запомнила, но все самые ценные моменты с матерью я помню очень хорошо, жаль только, что их очень мало. — Я помню очень много. Я расскажу тебе, баш на баш. Ты свою историю, я свою. А затем, я хочу узнать, что именно тебя ранило так сильно, что ты натянула на себя сотни фальшивых улыбок. — Я не понимаю, о чём ты, — от улыбки и мягкости лица Ино не осталось ни следа, — бред несёшь! Ино встала с качели, как Саске схватил её за запястье и опрокинул на себя, а когда Ино попыталась встать, опираясь ладошками о его плечи, он другой рукой притянул её за затылок и прижался губами к её уху. — Строишь из себя недоступную королеву, но мы оба знаем, что это не так. С тобой что-то произошло, и дело не в матери, с такой семьей как твоя, ты быстро оправилась от этого. Тебя ранили, предал кто-то очень близкий, тебя именно это подкосило. Можешь отрицать, но именно это дерьмо загоняет тебя, и будет загонять, пока ты не отпустишь до конца, а раз уж ты даже воспоминать не хочешь, то нихуя ты не отпустила. — Тебе какая нахрен разница? — Прошипела Ино, впившись пальцами в крепкие плечи брюнета. Тот лишь слегка поморщился от боли, но никак не отреагировал. Он вдохнул сладкий запах Ино и зарылся носом в волосы, наслаждаясь крышесносящей смесью запахов. — Потому что я такой же, — он провёл небольшую дорожку по её шее своим носом и прижался губами к мочке уха, — у меня такая же хрень, и я впервые за много лет признаю, что хочу отпустить. Ты сможешь меня понять, я это чувствую, блядь, понимаешь? — Ино снова попыталась отстраниться, но тот прижал её за талию ближе, и она буквально упала на него. Саске забросил её длинные ноги на свои колени, дышал ей в шею, сжимал одной рукой её тонкую талию и поглаживал гладкие коленки другой рукой. Он опустил голову на её нежное плечо, и Ино вдруг перестала бояться его грубости, ведь было в этом движении что-то жалкое, что-то отчаянное. Он прижимался к ней, не млея от страсти, а прося о чём-то. Словно, он впервые открывается кому-то добровольно, словно впервые в жизни хочет отпустить свой груз, но это страшно делать самому, поэтому предлагает Ино сделать это вместе. — И почему я должна довериться тебе? Откровенничать, выворачивать душу, с чего именно ты? — Ты прекрасно знаешь, почему: нам всё равно друг на друга. Наши друзья станут нас жалеть, ободрять и говорить что-то, что мы хотим услышать, вместо того, чтобы дать то, что нам нужно. Мы не станем жалеть друг друга, наши взгляды не изменятся, и ты не будешь меньше стервой от того, что расскажешь мне свою историю. И мы слишком похожи, чтобы использовать это дерьмо друг против друга, мы никогда об этом не вспомним, если кто-то из нас не захочет поговорить об этом. Блядь… — Саске тяжело выдохнул ей в плечо. — Хватит уже. Ты же знаешь, что нас тянет друг к другу, чувствуешь это, и я не только о том, что мы хотим друг друга, я о… — Я не хочу тебя, — возразила Ино.  — Сука, — Саске сжал её колено и раздраженно рыкнул ей в плечо, — я впервые в жизни так честен, можешь и ты не выёбываться, пожалуйста?  — Хорошо. Рассказываем по очереди. Но никогда не используешь это против меня, — Саске кивнул и огладил её обнаженное плечо, — а я никогда не использую твою историю против тебя.  — Знаю, — кивнул Учиха, — ты бы никогда этого не сделала. Ты не настолько стерва, насколько хочешь казаться. Учиха слегка отстранился, и когда Ино хотела встать с его колен, он лишь прижал её ближе и накинул на неё плед, который сполз с девушки при попытке сбежать из сада. Он набросил на её плечи плед из-за спины, плотно укутал её в него и прижал девушку ближе, словно опасаясь, что та передумает. Ино очень удивил этот заботливый жест, так несвойственный Учихе, но она не стала озвучивать своё удивление или заострять внимание на его неловкой заботе. Саске редко таким бывает, ему это не свойственно, и не стоит раздражать его подколками сейчас, когда у них всё настолько искренне. — Начнём с семьи? — Предположила Ино. — До этого ты никогда не говорил о своей семье. Она заметила, как лицо Саске помрачнело, ему тяжело давалась эта тема, но он и правда хотел поговорить об этом, сам сказал, что хочет отпустить, значит, нужно было открыться, но он должен сделать это сам. Ино решила взять инициативу на себя, дабы парню было легче, и начала свой рассказ первой. — Мать была коренной англичанкой, дочерью дипломатов. Они переехали в Токио и работали в посольстве, мать должна была пойти по их стопам, однако, встретила моего отца на втором курсе университета. Она тогда играл в местной рок-группе со своими друзьями, носил косуху с логотипом Guns`n Roses и косил под их солиста. Он и правда был похож на него в юности, такие же длинные светлые волосы, голубые глаза, панковский стиль, гитара, ахуенный голос… Всё как положено. Они были абсолютными противоположностями, но отец влюбился в неё с первого взгляда. Правда, подступиться к ней никак не мог, мать была той самой идеальной пай-девочкой с горделивым характером и высоко задранным носом. Она долго отшивала отца, называла его «чурбаном» и «оборванцем», а затем увидела его на мотоцикле и всё, пропала. Он подловил её у входа в университет, с друзьями они почти что насильно усадили её на байк, она испортила своё светлое пальтишко болотом, и отец отвёз её на рок концерт, а затем в паб. Он играл те песни, которые ей понравились, она впервые пробовала пиво и дешевый алкоголь. Именно с отцом она впервые напилась, сыграла им в такт на клавишах, и пообещала присоединится к группе. Всего за один день, она влюбилась в моего отца, и с пай девочки, превратилась в свободную женщину, любящую и любимую. Отец говорил, что она была прекрасна в тот день: высокая, длинноногая, с копной вьющихся каштановых волос и чопорном светлом платье с чёрным воротничком, такая неподходящая для обшарпанного паба, среди пьяных потных мотоциклистов и панков, такая изысканная и горделивая Ивонна, превращалась в его Иви, держащую в руках бутылку пива, танцующую на сцене босиком, и поющую матерные песни с его друзьями. Ей понадобился всего день, чтобы понять, что она хочет прожить всю жизнь рядом с человеком, который был полной противоположностью ей, но любил её искренне. Отец не втягивал ей в свой мир, он лишь показал ей его, а она сама вошла в него, так резко, стремительно, идеально вписавшись в их общую картину. Она не вернулась домой на следующий день. Отец снимал маленькую обшарпанную однушку, в которой стояло три кровати, он жил со своими двумя друзьями, теми, что играл в группе, и половину комнаты занимали инструменты: барабаны, гитары, а затем и клавиши. Мама, привыкшая к роскоши и уюту, ни разу не пожаловалась, наоборот, она создала там комфортную атмосферу, и они около года жили все вместе, она готовила им, ходила в университет, кропотела над конспектами, а по вечерам выступала с ними в пабе, играя на клавишах, и заработок они тратили на рок фестивали, ездили на концерты, либо пропивали сразу же, а прибыль от основной работы шла как арендная плата за ту однушку. Отец работал много, копил деньги на собственный бизнес, он знал, что однажды, у них получится. Родители матери не поддерживали их совершенно, но благословение своё дали лишь когда узнали, что отец — выходец из влиятельной семьи, хотя он и сбежал из дома. В любом случае, как только в отца вложились, и они с мамой начали развиваться в сфере бизнеса, после того несчастного фестиваля оказалось, что мама беременна. Так отцу пришлось принять помощь родителей, и бизнес его пошёл вверх, с первой большой прибыли он купил этот участок и вложился в постройку этого дома, а со второй, он рассчитался с родителями, не желая начинать собственные начинания с помощи. Они с мамой управляли всем вместе, поддерживали друг друга, но всё же, не оставляли свою страсть, в подвале всегда хранилась музыкальная установка, по выходным тут собирались друзья, и все пели песни любимой группы. Отец сделал маме предложение в том самом пабе, под песню Guns`n Roses — This I love, поэтому наша семья так помешана на этой группе. Мне пели рок хиты вместо колыбельной, хах. В общем, она отказалась от всего, ради того, чтобы быть с отцом, и они добились всего вместе, и успех в бизнесе, и большой красивый дом, и счастливая семья. Сад тоже сделан их руками, они вместе всё сажали, я помню, как помогала маме с растениями, помню, как отец мастерил всё своими руками, это бесценные воспоминания. Они всего добились вдвоем, с пустыми карманами, с верой друг в друга, у них были лишь гитара, клавиши и любовь. Я верю, что у моих родителей было что-то настоящее, поэтому, абсолютно понимаю то, что у него не было никакой женщины после матери, она его первая любовь, и конечно же, последняя. Люди, созданные друг для друга. — У твоих родителей… удивительная история любви, — признал Учиха, выслушав рассказ Ино, — их чувства восхищают. — Если честно, я и сама хотела бы когда-то так же сильно влюбиться, — призналась Ино, — так, чтобы до конца, до самой старости, чтобы быть уверенным в партнёре до конца. Влюбиться так, чтобы можно было бросить всё ради этих чувств, и сбежать с возлюбленным куда угодно и при любых условия, даже под звёздным небом в ящике на свалке жить, лишь бы не расставаться никогда, и быть вместе. — И… ты смогла бы? — Саске встретил вопросительный взгляд Ино. Та смотрела недоверчиво, пытаясь понять, шутит ли он, но Саске был серьезен. — Ты бы могла всё бросить и сбежать с любимым человеком от всего и ото всех, если он этого попросит? — Если он этого стоит — смогла бы, без раздумий. И всегда была бы на его стороне, плечом к плечу, двое — против всего мира. — Саске был так близко, глаза его такие тёмные, и в блике разноцветных фонарей, освещающих фонтанчик, они сверкают разными бликами, а на его бледном лице вспыхивают разноцветные вспышки. Ино испугалась, понимая, что её тянет к нему, и Саске это знает, более того, он спокойно это принимает как данность, словно так и должно быть. Он смотрит на неё снизу-вверх, гладит её колени, пока она сидит на нём, его ладонь успокаивающе лежит на её талии, словно так и должно быть, по-хозяйски, и он смотрит на неё так, что Ино даже не может объяснить, взгляд глубокий, вопросительный, а на лице чистая искренность. — Я на многое способна ради любви, лишь бы это того стоило, лишь бы человек стоил моих чувств и стараний. — А я вот не такой. Я не могу рискнуть всем ради чувств, даже если они того стоят, даже если слишком сильные. Мне в принципе нечего терять, но есть кое-что, за что я держусь. Не могу точно сказать, что это, желание мести, ненависть, или желание, простое желание знать правду, но это чувство слишком мне дорого, и я не рискнул бы этим всем ради любви. — Никто не говорит, что это плохо, и не обязательно чем-то жертвовать. Это как кому подфартит, не всегда любовь требует жертв. Иногда нужно терпение, честность, искренность… У каждого по-разному, но никто не заставляет тебя чем-то жертвовать, у каждого ведь своя история, Учиха. — Саске, — прошептал он, смотря ей в глаза, и огладил копну её светлых волос, — зови меня по имени, стервочка. — Ты можешь продолжать звать меня стервочкой, — хмыкнула Ино, — я ещё подумаю, стоит ли позволять тебе называть меня по имени.  — Мне не нужно твоё разрешение, — помотал головой парень, и откинул золотистую прядь за плечо, а затем уткнулся носом в её плечо, — Ино. Та серебристо рассмеялась, и Саске сам усмехнулся. Ему нравились её тёплые нежные плечи, они словно обитель, защищающая его от тисков, что сдавливают всё внутри и не позволяют ему говорить. Смотреть в глаза ей он не мог, но прижимать к этому тёплому плечу было приятно и легко. Его отпускало. — Мои родители любили друг друга с детства. Я многого не знаю, не особо интересовался. Они любили друг друга с раннего возраста, оба были из влиятельных семей, а потому ещё в подростковом возрасте родители договорились об их помолвке, увидев, насколько их дети близки. У них не было такой увлекательной истории, как у твоих родителей, они просто поженились, когда пришло время, отец перенял семейное предприятие, уверен, ты слышала, у нас было охранное агентство, мать была со-руководителем, затем появился Итачи, через пять лет появился я, потому мать ушла с работы, у нас была прекрасная жизнь. Мама была доброй, нежной и ласковой, но в ней был стержень и внутренняя сила, она была очень сильным человеком, в ней была решительность и непоколебимость, и изредка я видел, как в вопросах бизнеса, или же в конфликтных ситуациях, она проявляла жесткость и твёрдость. Отец был хмур, строг и молчалив, но он был мудрым, справедливым и очень любил нас, пусть и не проявлял это излишне ярко, он не хотел баловать нас, как делала это мама, верил, что сыновей должен воспитывать более строго, но мы знали, что он мягок в душе, он часто говорил нужные слова, о том, как гордится нами, он был внимателен к нашим успехам и был правда хорошим отцом. У меня были замечательные родители, но больше всех я любил старшего брата. Итачи был для меня самым важным человеком. Я всегда равнялся на старшего брата, он был для меня примером, мы были очень близки, я практически жил в его комнате, ходил за ним хвостиком, даже мимику его копировал. Итачи во многом похож на родителей, он немногословен и мудрый, как отец, он вообще очень умный и рассудительный, мама говорила, что он слишком умный для своего возраста. Он улыбался так же мягко, как мама, и я никогда не сомневался в том, что он дорожит мной. Он умел быть мягким со мной, и напоминал этим маму. Но знаешь, Итачи в то же время всегда был немного отстранённым, словно, сам по себе. Я заметил это лишь когда подрос, он часто задумывался о чём-то, и его мысли невозможно было прочитать. Мне всегда казалось, что он думал о чём-то важном, и я всегда знал, что никогда не смогу его понять, в каком возрасте я бы не был, ведь мысли этого человека, как глубочайшая тайна. У нас была счастливая семья, а потом… А потом моих родителей убили. Кто-то ворвался в наш дом, желая похитить ценные бумаги, которые мой отец нарыл на какого-то опасного человека, но дом был под такой системой охраны, что никто не мог её взломать. Родителей предал кто-то, кто часто бывал у нас дома, кто мог взломать гениальную систему безопасности, или узнать все пароли и шифры. Ино чувствовала, что каждое слово даётся ему всё трудней, и она бы попросила его прекратить, да только ему нужно рассказать кому-то об этом. Ему нужно кому-то рассказать эту историю, и если она его сейчас остановит, то ничего не изменится. Саске сильнее сжал её талию, сделал глубокий вдох и продолжил. — Я помню, как мама заставила меня спрятаться, говорила верить Итачи, точно зная, что он меня защитит. Полиция приехала достаточно быстро, чтобы не дать толпе отморозков навредить мне или брату, но недостаточно быстро для того, чтобы защитить моих родителей. Итачи тогда кого-то подстрелил, не убил, конечно, но ранил серьезно, и я не видел, но знаю точно, что у него не было ни страха, ни сомнений, он был непоколебим. У меня не было бы той решимости, что есть у моего брата. Он наверняка хотел пойти помочь родителям, но он оберегал входную дверь в мою комнату и те бумаги, по которые пришли. А затем, спустя неделю после похорон, он исчез вместе с теми злосчастными бумагами, а я остался один. Год за мной присматривала двоюродная бабка, но и та скопытилась через месяц после моего шестнадцатилетия. Мне приносили деньги какие-то левые люди, оставляли их под дверью бабкиной квартиры, я знал, что это от Итачи, и я бы нихуя не взял, но мне нужно было как-то жить. Официально у меня был опекун, поэтому никакая служба за меня не хваталась, но я жил сам по себе. В общем, в шестнадцать я пошел на подработку, дабы не брать ничего из подачек брата, затем поступил и переехал в общагу. Жить в квартире бабули было невыносимо, слишком много на меня давило. Я не знаю, хотел ли убежать от воспоминаний, от боли, или от обиды на Итачи. Я искал его всё это время, но найти так и не смог. — Это настоящая причина? Именно это тебя гложет? Обида на брата? — Это не обида. Он забрал все документы на бизнес, на дом, на наследство, я остался без денег, без ничего, в квартире, в которой умерла бабка, которую я три раза в жизни видел. Родителей только убили, ты хоть представляешь какого мне было? — Саске сдавил плечи Ино обеими руками, тряхнул ее и застонал ей прямо в основание шеи. — Я всё ещё не пережил их утрату, как узнал, что Итачи отобрал всё, что они нам оставили, и ушёл. Он ведь ничего не сказал мне! Он просто исчез и ничего не объяснил! Мне нужен был мой брат! Мне всего лишь нужен был мой брат… — Отчаянно прошептал Саске и тяжело вздохнул. Это не обида, я его ненавижу, я хочу отомстить за то, что ушёл, бросил меня и забрал то, что родители оставили для нас двоих! — Это ведь не так, — покачала головой Ино и сжала зубы, когда Саске слишком сильно сжал её плечи, но она не осадила его, молча продолжала терпеть, — ты не этого хочешь, Саске. Ино опустил ладонь на его макушку и погладила его по голове, зарываясь пальцами в чёрные волосы. — Ты не отомстить хочешь вовсе, а найти ответ. Ты хочешь понять, почему он оставил тебя, и почему он это сделал. Ты ведь сам сказал, что вы были очень близки, и ты любил его сильнее всех, а значит, на подсознательном уровне, где-то глубоко в душе, ты знаешь, что раз уж твой брат, который в ту ночь вместо защиты родителей, решил защищать тебя, не мог так просто уйти и бросить тебя. Ты знаешь, что у него были на то причины, и всё, чего ты на самом деле хочешь, это узнать эту причину, узнать, почему он поступил именно так, и пусть даже несколько лет ты провёл в обиде на него, ты хочешь, чтобы он вернулся. Тебе нужна правда, и тебе нужен твой брат. Вот, что тебя гложет. И понимание того, что ты одинок, хотя где-то находится самый родной для тебя человек. Это вовсе не месть, это лишь простое желание узнать правду и вернуть свою семью, вот и всё. Саске затих, разомлев под прикосновениями её ладони, сжимая тёплые плечи и вдыхая головокружащий аромат её волос и шеи. Прятаться от собственных демонов в её руках — лучшее, что случалось с ним за пару лет. Все его монстры замолкают в её объятьях, под прикосновением её ладони млеет даже внутренний дьявол Саске, они закрывают свои гнилые рты, склоняют пред ней головы и перестают пожирать его нутро, находя покой и умиротворение. Чернь, окружающая его лёгкие, слазит со стенок его души, собирается в кучку и забивается в дальний угол. Саске глубоко дышит и осознаёт, что ему легко. Дышать легко, чувствовать легко, жить легко.  — Я знал, — он улыбается ей в шею, — вот почему я решил поговорить именно с тобой. Я знал, что ты поймёшь. Что ты всё правильно поймёшь, несмотря на то, как я это преподношу. Мы в чём-то похожи, вот, почему нас так тянет друг к другу, — Ино промолчала, и Саске проехался носом по её шее, — что, даже не поспоришь? — Мы ведь договорились быть искренними друг с другом, — хмыкнула Яманака, — ты со мной честен, и я буду честна с тобой в ответ. Да, нас тянет друг к другу, но это ничего не значит.  — Да, — кивнул Саске, и отстранился от неё, — ничего не значит. Ну, теперь твоя очередь. Кто был тебе настолько близок, но ранил тебя?  — Моя история не столь интересна и трагична, это не будет интересно.  — Но это гложет тебя, так что мне интересно. Расскажи, чем питается твой внутренний демон, — Саске провёл по её ногам, удобнее усадив Ино себе на колени, какая болезненная ситуация подпитывает его, — он провёл ладонью по накрытой пледом спине, — какою болью он упивается, и как ты справляешься с этим? — Моя мать когда-то увлекалась фигурным катанием и мечтала, что я займусь этим. Я не очень любила каток, для меня это было больше отдыхом, чем тренировкой, но расстраивать её не хотела. Она создала для меня изумительную программу, с которой я должна была дебютировать, но так и не успела со мной её изучить. Умерла раньше. Отец отдал мне диск с программой, я её сохранила на память, но фигурным катанием я больше никогда не занималась и на каток не ходила, да и не очень то хотелось. У меня была подруга, мы с ней с пяти лет дружили. Девочек я встретила позже, но мы не пообщались одной компанией, они её просто ненавидели, даже Хината, которая на тот момент ненавидеть вообще не умела. Я рассказывала этой девочке всё, она была для меня словно сестра, ближе всех, и естественно, она знала об этой программе. Я не собиралась заниматься фигурным катанием, в отличии от моей подруги, которая уже была известна в этом спорте. Она говорила, что нельзя, чтобы такая красота пропала даром, предлагала продать её, чтобы эту программу увидел мир, и старания мамы не прошли даром, но я не хотела, это было что-то личное, что-то только для меня, не для всеобщего обозрения. Она просила подарить ей программу, раз уж она всё равно никому не нужна, но я не могла, слишком лично и слишком ценно. В общем, она украла диск с программой и выступила с ней, и даже заработала своё первое золото. Мне тогда четырнадцать едва исполнилось, я была подростком. У меня случился нервный срыв. Такого предательства я не ожидала, это сильно подкосило меня. Она была мне ближе всех, и дело даже не в программе, а в её предательстве, потому что она была мне слишком дорога, и я ценила эту девушку больше других, она не подругой была, а сестрой, частью семьи. После нервного срыва я отходила тяжело, но девочки были рядом и другие друзья, и спасибо Дею и отцу, что делали вид, будто ничего не произошло, и не жалели меня, зная, что я этого не переношу. Справилась, пережила, через несколько месяцев была как новенькая, но рубец остался, и доверять теперь сложно, но ничего такого, что нельзя пережить.  — Ты ненавидишь её? — Спустя минуту молчания спросил Саске. Ино лишь хмыкнула и пожала плечами.  — Нет. Я отпустила и даже не думаю об этом, после этой ситуации случилось много других вещей, хороших и плохих, я не могу быть зациклена на прошлом вечно, я не позволю этому грузу держать меня на месте. Ты хочешь отпустить, и я хотела, и у меня получилось, просто остался некий осадок, от которого так просто не избавиться. Жизнь идёт, она не стоит на месте из-за плохих моментов.  — Я тоже хочу идти дальше. Что мне делать, стерва? — Саске вновь взглянул ей в глаза, но ответа там так и не отыскал.  — Я не могу дать того ответа, который ты хочешь услышать. Нет чёткой инструкции, или пособия, вроде «как всё отпустить и жить дальше», но я знаю, у тебя получится. — Откуда ты знаешь? — Забыл? Мы ведь похожи. — И правда, — усмехнулся Учиха, — спасибо за этот разговор. — И тебе. Давно следовало поговорить об этом, всё же, принятие — прямой путь к смирению и отпущению. Я рада, что мы поговорили. — Я рад, что ты не вела себя, как стерва. — Да и ты не был мудаком. Можешь же, когда хочешь, — усмехнулась Ино, — жаль, что это ограниченная возможность. Саске лишь хмыкнул и посмотрел на часы на своей руке. Ровно двенадцать ночи. — Для тебя я могу иногда делать исключения и быть не слишком мудаком, в качестве благодарности за то, что поговорила со мной.  — Так себе благодарность, — Ино нахмурилась и скривила губки. Саске слегка улыбнулся и притянул её лицо за подбородок пальцами, наклоняя ближе к себе. Её грудь прижалась к его грудной клетке, лицо покрылось румянцем, а в уголке губ обожгло чужое мятное дыхание.  — Ну, тогда принимай другую.  — Ч-что? — С днём рождения, стерва… — Саске сверкнул тёмными глазами, искренне улыбнулся, и с несвойственной ему нежностью, мягко и аккуратно поцеловал Ино. Сверчки заводили свои трели, вода из фонтана журчала, а карпы спокойно лавировали в маленьких родниках. Сладкий запах магнолии окутывал сад, а глициния скрывала всю ту неловкую нежность, которую парень проявлял впервые за всю свою жизнь. Их тянуло друг к другу, и Саске решил податься этой тяге. Сегодня — только искренность и честность. Перед ней, и перед собой.