Оторвы

Иноичи с улыбкой наблюдает, как Ино кружится в вальсе в объятьях своего жениха, смотрит на него со счастливой улыбкой, но взгляд отнюдь не излучает влюблённость. Дочь его красивая, очень. Она вообще умница, и талантливая, и улыбчивая, и тёплая, и сердце у неё страстное и горячее, точно, как у него самого, они так похожи. Его маленькая белая магнолия выросла, а он и не заметил. Гордится обеими детьми, потому что Дейдара вырос таким сыном, о котором может мечтать любой отец, и он уверен, что Иви гордилась бы их детьми. И всё же, ещё один долг у него есть перед женой: сделать дочь счастливой. Пусть та сама решает, каким путём ей идти. В своё время они пошли против своих родителей, и Иноичи не представляет, что было бы, прогнись он под них. Наверняка не было бы ни великой любви, ни двух прекрасных детей, ни счастья, которое он обрёл, ни свободы, живущей в горячем мужском сердце. И Яманака хочет для дочери того же, ведь потому, как он последовал зову своего сердца вопреки родителям, она следует зову своего, вопреки его мнению. Так сильно похожа на него, поступает так же, как и он. Так как ему можно злиться на неё, если она — его маленькая копия? Иноичи понимает её лучше остальных. Ино перекочёвывает с рук Сая в чужие, сильные руки с большими смуглыми ладонями, такими горячими, что обжигают талию. Шикамару Нара смотрит на неё внимательным взглядом карих глаз, таких тёплых, как топлёный шоколад. Улыбка его такая дерзкая, нахальная, но заразительная, смотришь — и сама улыбаешься автоматически. Шикамару машет рукой куда-то вверх, и музыка меняется совершенно. Играет Stumbling in, Крис Нормар чарует своим голосом со встроенных в потолок колонок огромной залы, а музыканты, игравшие классику, притопывают ногами. Отец Ино приглашает к танцу Хинату, которая сначала смущённо улыбается, покрываясь алыми пятнами румянца, и вертится под его руками. Иноичи умело ведёт, прижимая девушку ближе к себе, подпевает и улыбается, смотря на смущённое лицо Хинаты. Та так же тихо подпевает, всё ещё немного смущаясь, но Иноичи шепчет ей на ухо, что Хиаши не пришёл, а потому она расслабляется и подпевает мужчине уже громче. Родители Шикамару тоже танцуют, и никто в зале даже не вспоминает о вальсе, каждый танцует как умеет, потому что здесь не просто «деловые партнёры», здесь друзья, а друзей Иноичи выбирать умеет — таких же свободолюбивых юношей, которые от байка перекочевали в офисное кресло, но не утратили горячие сердца. Дейдара резко притягивает к себе Тен-Тен за запястье, причём так неожиданно, что та, отвыкшая от каблуков, падает ему в руки и ударяется о грудь. Она смотрит на него снизу-вверх, достаёт своей макушкой ему до кадыка, потому что он чертовски высокий, вдыхает аромат его парфюма и слушает, как тот с улыбкой шепчет ей на ушко комплименты и смущающие глупости. А потом они танцуют, вовсе не грациозно, а так, как умеют, по-своему, просто ощущая тело партнёра и движения. Тен-Тен счастлива в этот момент под нахальным, но таким же довольным взглядом Дейдары. Хината счастлива, потому что чувствует отцовское тепло, исходящее от этого мужчины, и чувствует свободу. Ино счастлива от того, что все, кого она любит — здесь, рядом с ней, они все счастливы и улыбаются, и здесь разделяют её радость. О бо́льшем она и не просит. И тот факт, что она счастлива от счастья своих друзей и семьи, а не от горячих рук Шикамару, радует её и приятно удивляет.  — Я помню, как твои родители пели её в дуэте, — улыбается Шикамару и прижимает её к своей крепкой груди, — очень красиво пели. Мама подпевала, а отец даже прекращал курить, чтобы снять на телефон и показывать всем потом. — Да, — рассмеялась Ино, — и он поёт не хуже, чем Крис Норман. — Даже лучше, — улыбнулся ей на ухо друг, вспоминая события минувших дней. — Они в такие моменты выглядели такими влюблёнными!  — Они и были такими. Обычно, после нескольких лет брака, люди всё ещё любят друг друга, но уже не влюблены. А мои родители были, и мне казалось, что они влюблялись друг друга каждый день, в их сердцах горела страсть, пусть они и занимались серьезными делами, воспитывали детей, в душе же они оставались двадцатилетними панками, играющими рок в пабе по выходным, завтракающими пиццей и спящими под открытым небом. Они всегда оставались собой и любили искренне, по-настоящему, и ничего не могло изменить их чувств друг к другу. — Я всегда ими восхищался. Их преданности друг другу, своей свободе и тому, кем они являлись. — Твои родители такие же, — сказала Ино, когда Шикамару снова перекрутил её под рукой. — Так же преданы себе, счастливы и такие же, какими я помню их с детства. Это и есть самое важное во взрослении, да? Не терять себя с годами и оставаться собой? Не предавать того двадцатилетнего юношу или ту двадцатилетнюю девушку, что сидит в нас, так? — Даже не знаю, — пожал плечами Шикамару, — я не такой уж умный, каким ты меня считаешь, и… Хватит ржать. — Мой день, хочу и смеюсь, — улыбнулась девушка, — а вообще, мне кажется, что у каждого свои цели. То были цели наших свободолюбивых родителей, и у них, кажется, получилось их достичь, посмотри на них, — девушка кивнула в сторону танцующих родителей Шикамару, родителей Чоджи и своего отца, который ввёл юную Хинату в кружок старческих танцев, — они счастливы. — А вот Хината, судя по неловкости, не очень. Они рассмеялись, и Ино почувствовала, как друг смеётся ей в макушку. — Испортишь причёску. — Менее красивой ты от этого не станешь. — Ого, это что, комплимент? От самого Шикамару Нара? — Притворно удивилась Ино, на что парень лишь закатил глаза и прижал её ещё крепче. — Ох, какая страсть, какая сила… — Хватит подъёбывать уже, — усмехнулся Шикамару, — лучше скажи, как тебе мой подарок. — Будто ты сам не заметил, насколько он мне понравился, — улыбнулась Ино, и Шикамару дотронулся до изящной тонкой шпильки из белого золота, украшенной сапфирами. — Я решила надеть эту прелесть сегодня, и ты ещё спрашиваешь? Шпилька длинная и тонкая, но очень красива и изящна, красота в простоте, а сверкающие грузные побрякушки девушка ненавидела, потому что наляпистые камушки на грузных кусках золота казались ей вульгарными и вызывали лишь отвращение. Шикамару знал её вкусы очень хорошо, но теперь это вызывало не болезненную тоску о несбыточной любви, а лишь приятную ностальгию, мягкую улыбку и теплоту, от силы той связи, которая между ними. Ино ласково ему улыбается, когда тот поддевает свисающий со шпильки цветочек, болтающийся в воздухе, когда она танцует. Шикамару поддевает светлую прядь волос, ему приятно, что он угадал с подарком, потому что угодить Яманака Ино — это пройти какой-то ёбаный лабиринт. — Мы давно не танцевали вместе, — хмыкнул Шикамару, всматриваясь ей в глаза, — рад, что ты не разучилась. — Хм, — Ино недовольно фыркнула, — конечно не разучилась! А ты наоборот, подучился. Даже не оттоптал мне ноги, как во все прошлые разы. — Долго вспоминать мне это будешь? — усмехнулся друг. — До конца твоей жизни. — Кто бы сомневался, — с тихой усмешкой хмыкнул он ей на ухо, — и мне это терпеть. А затем слова стали не нужны. Они просто наслаждались песней, предаваясь ностальгии, и Ино понимала, что танцует… Со своим лучшим другом. Да, она в него влюблена, но Шикамару всё ещё её лучший друг. Всегда им был, им и остаётся. — Ты изменилась, — вдруг произнёс Шикамару, заглянув ей в глаза с каким-то одобрением, — словно твои чувства ко мне поутихли. — Ино широко распахнула сапфировые глаза и уставилась на него в смущении, но в то же время, приготовилась слушать внимательно, словно друг сейчас даст ей ответ, на какой-то важный для неё вопрос, который она ещё не успела сформулировать и понять. — Ты перепутала влюблённость с любовью. Ты никогда меня не любила по-настоящему, но была влюблена, а сейчас, я вижу, что твой взгляд изменился. Ты смотришь на меня как раньше, до того, как у тебя появились чувства. Ты смотришь на меня, как на старого друга, к которому когда-то испытывала страсть, влечение и влюблённость, но теперь, от яркого огня осталось лишь приятное тепло. Я рад, что твоё увлечение мной стихает, и мне очень жаль, что ты страдала из-за меня. Мне очень жаль, Ино, прости. Ино молчит, не зная, что и сказать. До того, как Шикамару это озвучил, она была уверена в том, что испытывает ни что иное, как любовь, но не влюблённость. Однако, раз уже сомнения так легко охватили её, и она могла иногда даже не думать о Шикамару вообще, то, возможно, что друг прав? Так как же она упустила этот момент, причём настолько очевидный, что даже Шикамару заметил? — Наверное, появился кто-то, кто подтолкнул тебя к тому, чтобы ты хорошенько подумала над этой ситуацией, осознала и приняла. Мне кажется, ты это знала где-то глубоко в душе, но из-за собственного упрямства отказывалась принимать. Я рад, что в твоей жизни появился человек, который помог тебе обдумать свою жизнь и почистить мысли. Это правильно, теперь ты выглядишь… Повзрослевшей, словно стала мудрее, а сердце обрело свободу от оков. — И как же ты так хорошо меня знаешь? — Спросила девушка, едва сдерживая слёзы. — Потому что я твой друг, — пожал плечами Шикамару, — и потому что, я в своё время испытывал нечто подобное. Я любил тебя, а потому знаю, что то, что ты ко мне питала, любовью не было. — Шика, я… — Даже не думай извиняться, я не сожалею о тех чувствах к тебе, к тому же, они оставили приятное послевкусие, и если ты думаешь, что причиняла мне боль то ты ошибаешься. Любить тебя легко, Ино, пусть и кажется совсем наоборот. И в конечном итоге, мы пришли к своему: я встретил Темари, в которую влюбился, и я уверен, что спустя некоторое время, это может и перерастёт в любовь, кто знает. Хотя, её любить сложнее, чем тебя, очень уж проблемная. И ты пришла к своему: твоё сердце обрело свободу. От прошлых обид, от навязанных самой себе чувств. Ино, — Шикамару ласково погладил её пальцем по щеке и оставил лёгкий поцелуй в уголке губ, — поздравляю тебя. Теперь, ты и правда повзрослела. — Но сердцем всё ещё юна и свободна. — Прошептала она, чувствуя его горячие губы на своей коже. — И пусть так будет всегда. Ино кивает ему, сжимает горячие руки друга и чувствует уверенность и надёжность: этот человек всегда её поддержит, эти горячие руки всегда согреют и удержат при падении, но не эти руки ей держать у алтаря, и не с этим человеком ей плечом к плечу идти по жизни. Рядом будет всегда, но и близости этой будет предел, плечом к плечу, но на шаг в сторону, потому что… Друг. И эта мысль больше не отдается тупой больше в сердце, груди и висках, нет, лишь отдаёт лёгкой горчинкой, словно выпила горькое лекарство, запила тёплым и вкусным чаем, а послевкусие горечи осталось. Она улыбается, делает шаг назад от него и отпускает руку Шикамару без сожалений.

***

Такахаши сегодня вся в предвкушении, кончики её пальцев дрожат, а накрашенные губы спасает лишь помада, иначе она искусала бы их в кровь. Дейдара так близко к ней, так чувственно прижимает её к себе, ей так хорошо. У него очень приятный парфюм, ей нравится, что он её ведёт, она вдыхает и млеет. — Ты сегодня особенно красива, — шепчет ей блондин, — хотя и обычно ты не менее очаровательна. — Ну, тут и не придраться чем-то в стиле «только сегодня?», потому что Дейдара умеет говорить, всё же, он тот ещё дамский угодник. — И этот комбинезон тебе очень идёт. — Без него ещё лучше, — дерзко улыбается Тен-Тен, смотря парню в глаза, — намного. — Охотно верю, — усмехается Дейдара, но смотрит на неё с нежностью, лаской и снисходительностью, вовсе не с желанием, — с такой фигурой одежда тебе вообще ни к чему. — Предлагаешь мне её снять? — Колко улыбается девушка, игриво склоняя голову к плечу, и блестит глазами точно лисица. Дейдара наклоняется и тихо смеется ей в макушку. — Ну не здесь же. Боюсь, не смогу отбить от тебя всех этих похотливых престарелых самцов, у которых встанет на тебя. И Такахаши замолкает. Она думает, что ещё сказать и как правильно это сделать. С чего ей вообще начать? Как продолжить разговор, чтобы привести к тому, чего она хочет? Впрочем, Тен-Тен никогда не умела юлить, она привыкла говорить прямо, потому сейчас делает точно так же. — Дей, я… — Такахаши замолкает, и неловко утыкается лбом ему в шею, трется виском о воротник, и краснеет. — Я ещё ни разу не была с мужчиной. Дейдара молчит, она сжимает его руку крепче, другой сжимает его плечо, словно сама же своих слов испугалась. Но Дейдара абсолютно спокоен, от него веет надёжностью, он не остановился, не вздрогнул даже, просто продолжил вести её в медленном танце, который совершенно не импонирует чуть более ритмичной песне. Он как всегда вызывает чувство доверия, и Такахаши расслабляется в его руках, как и всегда, и пусть её немного потряхивает, она знает, что Дейдара не осудит и поймет её верно, и если он ей откажет, то сделает это так, чтобы она не чувствовала себя неловко. Только вот, сколько бы он не старался, ей всё же неловко, пусть и её отпускает от его спокойствия. Он размерено дышит ей в висок, и её это успокаивает, а аромат цитрусового парфюма пьянит. — Я знаю. Тен-Тен хочет отстраниться, дабы удивлённо посмотреть ему в глаза, но он лишь прижимает её ближе, и она отчасти благодарна за это, ведь знает, что если посмотрит ему в глаза, то окончательно смутится, и лимит неловкости будет просто на максимуме. Она даже не спрашивает откуда — Дейдара знает всё о ней, даже если она не рассказывает, просто потому, что он очень наблюдательный человек и очень хороший друг. Ну, или просто у него есть скрытые способности, но факта это не отменяет. Она сжимает его ладонь своей, другой сжимает плечо и выдыхает, собираясь с мыслями. Девушка слегка отстраняется, набирается смелости и смотрит ему в глаза. Она больше не маленькая девочка, которая обижено дула щёки у него на коленях, и не та забияка, которая проказничала с ним, строя козни Ино, время безобидного детство прошло. Её просьба — далеко не детская, она это понимает, а потому важно, чтобы и Дейдара видел в ней девушку, а не мелкую шкодливую девочку, подругу его сестры и забияку, бывавшую в его доме. Она девушка, взрослая и уверенная в себе, умная и привлекательная, знающая себе цену и смело идущая по жизни. Она — храбрая, и знает, как наступать на горло собственным страхам и неуверенности в себе. Поэтому она смело смотрит в голубые глаза Дейдары и без капли сомнения произносит: — Я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной. Сегодня. Дейдара смотрит на неё нахмурившись, рассматривает лицо так, словно видит её впервые, на лице удивление и вопрос, но Такахаши смотрит прямо, пронзительно. Серьезность на её лице даёт понять, что она знает, о чём просит, и пересекает все четыре вопроса: да, она хорошо подумала, да, она знает, что это значит, да, Ино тоже знает, и да, конечно же она ни на что не рассчитывает, и это она тоже говорит, на что парень хмурится ещё больше. Он даже вздрогнул, услышав, что Ино знает, ведь обычно она бы ему выцарапала глаза, а тут разрешила. — Тен-Тен, ты всё обдумала, я верю, что у тебя было на это много времени, только вот, ты совсем не оставила этого времени мне.  — Ты сам сказал, что я привлекательна, — усмехнулась она, — не милая, не красивая, как можно сказать подруге младшей сестры, а именно привлекательная, так говорят о тех, кто привлекает внешне. Ты всегда следишь за тем, что говоришь, и всегда имеешь ввиду то, что произносишь, ты сам сказал, что я кажусь тебе привлекательной, так что, либо ты соврал, либо я недостаточно привлекательна для тебя. Что из этого правда? — Тц, — Дейдара недовольно цокнул языком, посмотрев куда-то в сторону, — и откуда столько храбрости и дерзости взялось? — Я всегда была такой, Дей, — колко усмехнулась Тен-Тен, замечая, как светлая бровь парня вопросительно выгибается, — просто ты никогда этого не видел, потому что не смотрел. Ты не смотрел на меня, как на девушку, потому и не замечал. Но я хочу, чтобы ты посмотрел на меня не как на подругу младшей сестры, а как на девушку. Я хочу, чтобы ты увидел во мне женщину, и возжелал меня. — Такахаши наклонила его за шею, коснулась липкими губами хрящика его уха, и прошептала: — Дейдара, я хочу, чтобы взял меня. Прямо на той вечеринке, когда все будут веселиться, хочу, чтобы ты вдавливал меня в любую удобную тебе поверхность и входил в меня, пока я впервые в жизни не кончу… Со стороны Дейдары послышался смешок, и это поубавило её прыть. Она покраснела и хотела отойти в смущении, но он не позволил. Дейдара усилил хватку на её талии и притянул её ближе, буквально вдавливая девушку в себя, не оставляя между ними свободного пространства. Горячие руки коснулись подбородка девушки, мужчина выпрямился, расправив широкие плечи, и Такахаши поплыла. Он смотрел на неё сверху вниз, рассматривая девушку, а затем чему-то улыбнулся, и всё ещё держа её подбородок, провёл большем пальцем по её нижней губе. Когда он надавил на губу, Тен-Тен не сдержалась и лизнула кончиком языка подушечку его пальца, и дерзко усмехнулась, выражение лица нахальное, колкое, глаза лукавые, точно лисица. — Ты хорошо подумала? Уверена в этом? — Такахаши кивнула. — Тогда, тебе, пожалуй, лучше не опаздывать на вечеринку, — усмехнулся он, — но у тебя есть время передумать. Не бойся сказать мне «нет», не испытывай неловкости, если вдруг передумаешь или почувствуешь, что не готова. Она и так это знала. Дейдара никогда не прикоснётся к девушке, если не будет уверен в её ответном желании, он же не ублюдок какой-то. А если дело касается её, то ему нужна полная уверенность в её решении, он ни за что не посмеет обидеть или сделать что-то не то. Всё же, он потрясающий мужчина. Как она могла выбрать кого-то другого, если перед ней стоит лучший? Она желала его, и это ей казалось таким естественным, что она искренне не понимала его беспокойства и просто хотела отдаться ему, потому что лишь один аромат его парфюма сводит её с ума, не говоря уже о его мужественном крепком теле, жар которого ощущается даже через слой одежды — Я ни за что не передумаю, — прошептала она, — я хочу тебя уже очень давно. И я получу тебя, — дерзко, почти нахально произнесла она эти слова, а получилось всё равно капризно. Дейдара лишь низко рассмеялся ей в макушку. — Ну, раз хочешь, принцесса Лея, значит получишь.

***

Музыканты играли мотив Франции, которую знал ещё тогда юный Иноичи. Он помнил, как любил танцевать с Иви под голос Эдит Пиаф и её La vie en rose, она танцевала великолепно, её было приятно вести, она словно порхала, переставляя свои тонкие, но крепкие от катанья на коньках ноги, такие длинные и умопомрачительные. Собственно говоря, на эти ноги он и засмотрелся, когда встретил её. Тогда Иви была в строгом белом платье-футляре с чёрным воротником, прикрывающим шею, такими же черными манжетами, скрывающими запястья, в белых ажурных перчаточках. И только ноги были постыдно обнажены. Чопорные девушки смущались, преподаватели возмущались, мужчины краснели, но засматривались, и Иноичи так же пал жертвой этих длинных ног, облачённых в ажурные белые гольфы с шёлковыми манжетами. Хотелось, дабы эта красавица вошла в паб, где он обычно сидит с друзьями, но вся такая чопорная она прошла сквозь душный зал, воняющий алкоголем и потом, а затем села к нему, развалившемуся в кресле, и села прямо на его колени, дабы он мог гладить эти длинные гладкие ноги. Он ещё тогда знал, что эта женщина будет его, и был прав, потому и гладил эти ноги до последнего. Он смотрит на свою дочь, которая больше похожа на него, чем на Иви, и понимает, что хочет ей того же, пусть от любви пылает, пусть чувствует её, живет и дышит. А потому, видя, с каким облегчением она отпускает руку Шикамару, он прекрасно видит весь смысл, потому что она не просто его руку отпускает, она его отпускает. И отпустив его руку, она делает шаг назад и отходит, чтобы упасть в руки, которые её всегда поддержат: в руки отца. Он подхватывает её и разворачивает к себе лицом, улыбается и мысленно обещает всегда подхватывать её — после каждого падения, после каждой чужой руки, что отпустила её, он будет рядом, чтобы подхватить, не дав упасть. И она это знает. — Подаришь танец старику? — Подмигивает Иноичи и кивает Шикамару, тот понятливо улыбается, кивает в ответ и отходит в сторону, а затем бежит в сторону колон, дабы скрыться от матери, которая тянется к нему с желанием станцевать снова. Танцевать мать Шикамару не умела, зато хорошо надирала зад, кто каким родился, таким и пригодился, как говорится. Но Шикаку всё устраивало, ведь танцы он не особо любил, а вот в драки влезал довольно-таки часто. Иноичи прижал дочку крепче к себе и рассматривал юное лицо с гордостью. Взяла многое и от Иви, и от него, и пусть на самого Иноичи она похожа чуть больше, а всё же, была совершенно иной, она была смесью лучших черт, как и Дейдара. Они были совершенными. Иноичи знал, что для каждого родителя ребёнок особенный, но он верил, что его дети и правда такие. Они выделяются необычайно красивой внешностью, при этом далеко не глупы, не обделены талантами в разных сферах, и характером их он доволен, потому что они совестные, честные, отзывчивые, целеустремлённые, но никогда не пойдут по головам, а сердца у них горят жаждой жизни и любви, и пусть они не так безрассудные, как были Иноичи с Ивонной, а всё же, его чада умны, и они в этот мир несут много хорошего тем людям, кто их окружает. Они с Иви принесли в мир прекрасных детей, и он справился с задачей их воспитания, и за это он не мог не чувствовать гордость. — Я так горжусь вами, — сказал Иноичи, прокрутив дочь перед своей рукой, и продолжил кружить её в вальсе, — вы выросли достойными людьми, прекрасными состоявшимися личностями, выросли именно такими, какими мы с вашей мамой хотели вас видеть. Ивонна гордилась бы вами, как горжусь и я. Моя задача перед ней почти выполнена. — Гордись и ты собой, — улыбнулась она, сжимая родителя в объятьях, абсолютно сбиваясь с ритма, — ты ведь воспитал нас, не дал свернуть на плохой путь после её смерти, так что, это всё твоя заслуга. Иноичи лишь улыбнулся и кивнул, ничего ей не ответив. Некоторое время они молча танцевали, как он слегка отстранился, дабы заглянуть ей в глаза. Ино с благоговением смотрела на отца и выглядела счастливой. Всё же, она была папина девочка и очень сильно скучала по нему в период обиды и отсутствия их общения. — Когда тебе было четырнадцать, я спросил, кого бы ты выбрала: муравья или льва? Ты ответила, что выбрала бы льва. Когда тебе было шестнадцать, я задал тот же вопрос, и ты ответила «муравья». И вот, тебе двадцать, и я снова задаю тебе этот же вопрос: муравей, или лев? О том, что это вопрос с подвохом она прекрасно знала. Потому что это не о животных, а о парнях, о её предпочтениях и о её выборе. Раньше ей нравились парни, подобные львам — горделивые, высокомерные и величественные, но на деле же они просто позёры, и она быстро это поняла. Муравьи, при всех своих положительных качествах, никак не импонировали ей. Яманака только сейчас поняла смысл отцовского вопроса и могла ответить точно, вне зависимости от того, о чём спрашивает отец: о животных или о её предпочтениях. — Когда мне было четырнадцать, я тебе ответила, что выбрала бы льва. Гордые, величественные, сильные. Цари среди зверей, величественный прайд, звери, которые являются символами на многих флагах. Но когда мне было шестнадцать, я сказала, что отдаю предпочтение муравьям, потому что несмотря на их размер, и несмотря на то, что их недооценивают, они очень трудолюбивы и сплочены, они трудятся почти всю жизнь, и какими недооценёнными они не были бы, их целеустремлённостью и настойчивостью нельзя не восхищаться. Мои ответы менялись из раза в раз. — Значит, помнишь, — довольно кивнул отец, — и что же ты ответишь мне сейчас? — Я не выбрала бы ни одного из них. — Хм, — отец заинтересовано приподнял изящную бровь в немом вопросе и с интересом посмотрел на дочь, — интересно. — Каждый зверь имеет как положительные качества, так и отрицательные. Но, какими положительными качествами они бы не располагали, их отрицательные черты не импонируют мне, поэтому, я не могу выбрать ни одного из этих зверей. Львы, при всей своей величественности, всего лишь позеры. Львицы, на самом деле, восхищают больше, ведь те сами гордые львы лежат в ожидании, пока львица охотиться, добывает еду, играет с львятами, и присматривает за прайдом. Я не могу восхищаться львом, ведь он сваливает всё на свою самку, в то время, как лавры достаются ему. Думаю, истории о них слишком романтизированы, а король зверей — не такой уж и король. Но и муравья я бы не выбрала. Да, они очень трудолюбивы, но… Весь их труд посвящен королеве, они трудятся не для себя, и вся цель из жизни — труд с целью выслужиться перед королевой. Я не могу выбрать того, у кого нет собственной цели и смысла в жизни, ведь они живут по чужой указке и под чужим гнетом, а самостоятельности никакой. Они не умеют жить самостоятельно, сплочённость — это хорошо, но муравьи сильные лишь вместе, они постоянно полагаются друг на друга, и это не так хорошо, как я думала, потому что нужно уметь полагаться на себя и действовать самому, делать что-то для себя, по своей воле, а не по чужой. Я не разделю подобных ценностей, не выберу того, кто смирённо склоняет голову и живёт ценностями других. Не нравится мне ни тот, ни другой, лучше уж никого не выбирать и оставить вопрос без ответа. Но, если бы была возможность, я бы выбрала совершенно иное животное. — И на какое же животное в таком случае пал бы твой выбор? — Пантера. — О? — Иноичи удивлённо посмотрел на дочку. — Чёрный леопард, значит? — Мгм, — кивнула девушка, — мой выбор — чёрная пантера. — Могу поинтересоваться отчего так? — Пантера — одиночка, этот хищник предпочитает жить один, не рассчитывая на кого-то и не таща кого-то на себе, в отличии от льва и муравья. Этот хищник свободолюбивый, опасный, но не тронет без надобности, опасный, но потрясающий. Не такой показушный, как тот же лев, и не такой мелкий как муравей, но благородный и изящный. Гордый зверь, чья гордость и правда заслужена, и оправдана. Я бы выбрала чёрную пантеру. Отец неопределенно хмыкнул и пристально рассматривал дочь, словно понимал её слова намного лучше её самой. Та смотрела на отца в ожидании его вердикта, но он ничего не сказал, лишь неопределённо хмыкнул, и Ино осталась в раздумьях. Отцовские мысли ей не понять, как и то, с кем бы она могла ассоциировать чёрную пантеру, и где же найти такого? Это однозначно не Сай, а больше никого на ум и не приходит. Хотя, на самом деле приходит кое-кто, но Ино не позволяет этой мысли даже формулироваться, не говоря уже про то, чтобы реально подумать над этим. — Ну что же, похоже мне придётся изменить своё решение, раз уж ты и правда выросла. Если это то, что решило твоё сердце, то кто я, чтобы навязывать своё мнение? — Иноичи сделал шаг назад, обхватив подбородок дочери руками. Ино взволновано смотрела на него, пытаясь понять, что он хочет сказать. — Я разрываю твою помолвку с Саем. Ино стояла широко раззинув рот. Не верила до конца в происходящее. Она рассматривала лицо отца, пытаясь понять, шутит ли тот или нет, но Иноичи лишь мягко улыбнулся ей, кинул Саю, стоявшему позади него. Она обняла отца, радостно визгнув, и повисла у него на шее. — Спасибо, папочка, спасибо! А когда отлепилась, побежала к Саю, бросилась ему на шею, тот рефлекторно прижал её за талию ближе, и неловко улыбнулся довольным родителям, которые смотрела на сына с одобрением. Ино схватила парня за руки, сжимая бледные холодные ладони в своих, нежных и горячих. Она смотрела в его глаза своими, голубыми и блестящими, и Сай может точно сказать, что за последний год он ни разу не видел её такой счастливой. — Сай, ты не поверишь что случилось! Мы свободны, мы наконец-то свободны! Отец разорвал нашу помолвку! Сай сначала опешил и словам подруги не поверил, однако, когда смысл начал доходить, тот рассмеялся ей в шею, подхватил за тонкую талию, поднял в воздух, и закружил, заставляя подол прекрасного платья лететь вслед за девушкой прекрасным шлейфом. Окружающие смотрели с умилением, думая, какая прекрасная пара, родителя Сая чуть ли в ладоши не хлопали, и только Иночи с Дейдарой усмехались. Мужчина думал, что это первый раз, когда его дочь и Сай выглядят настолько счастливыми, словно он не разорвал их помолвку, а назначил. Спустя полчаса, Дейдара уже ехал в машине в загородное поместье Яманака — семейная обитель покойных родителей Иноичи — дабы подготовить всё к приезду сестры. Девушки же ехали домой, дабы переодеться, взять с собой некоторые вещи, желая провести в загородном доме выходные. Всё же, пятница была, почему бы не вернуться в воскресенье? Так как они пригубили шампанского, решили, что будет лучше, если их отвезёт Сасори — да, он тоже был с ними там, всё же, лучший друг Дейдары, да и Ино с ним была в прекрасных отношениях, и считала его лучшим из всех, кто за ними присматривал. Ехали они по ночной автомагистрали, и даже не представляли, что именно ждет их. Саске сидел в окружении всех этих девушек, и чувствовал себя откровенно паршиво. Чувственные губы сводились в брезгливое выражение, когда он обводил взглядом всё сборище в некогда чистой, приятно пахнущей квартире. Ино регулярно меняла диффузоры на свежо-сладкий ненавязчивый запах, дабы огромная светлая гостиная имела приятный аромат, на журнальном столике стоял всегда какой-то букет, в зачастую это были белые и розовые пионы, которые она брала по дороге домой с семейного магазина, наотрез отказываясь срезать цветы, растущие под домом. Окно в вечернее время Тен-Тен ставила на проветривание, ей всегда нужен был воздух, она любила дышать, и не любила, когда все сидят в гостиной на куче, разгоняла парней по комнатам или отправляла на кухню, не любила толкучку около диванов. А Хината могла запросто дать по роже, когда кто-то ел в гостиной, и выгоняла на кухню, даже если в руках простой сэндвич. Она тряслась над красивым диваном, от какого-то итальянского производителя, и над светло-бежевым ворсистым ковром, в который любила зарываться босыми ногами, пропуская мягкие ворсинки сквозь пальцы. У девушек здесь был уют, а Саске ценил всё это, тут было свежо, не шумно, комфортно и именно уютно, не так, как в доме Ино, но всё же. Сейчас тут душно, жарко, в гостиной полумрак, она пропахла потом и алкоголем, словно он не дома, а на вписке. Из встроенных в потолок колонок с цветомузыкой доносились слишком громкие басы, от которых, как казалось Саске, вибрирует даже диван и его задница. Ему неприятно здесь, его слепит от бликов, его тошнит от музыки, его тошнит от крошек и фруктов, что валяются на диване, его тошнит от алкоголя, который вдруг кажется мерзким, после вина, что дал ему Иноичи, его тошнит от смеси отвратительных запахов, его тошнит от всех этих людей, от ощущения неправильности всего этого, и от самого себя. Да, он разозлился на Ино, на то, что он был с ней искренен до конца, а она нет, умолчала, солгала, обманула. Да, он хотел отомстить и ужалить, но не так. Это не то, чего он хотел, и если честно сказать, он и не уверен уже, что хотел отомстить ей, не уверен, что хотел ранить и сделать больно, он всего лишь хотел объяснений, почему она не была искренней, и он чертовски хотел, чтобы этому была причина. Они делились самым сокровенным и важным, значит, если она умолчала, то есть шанс, что и эта помолвка для неё ничего не значит? Им бы Иноичи или Дейдара сказали о том, что Ино помолвлена, или при ужине об этом бы упомянули, но ничего, так значит, это действительно может быть не так уж важно, или этому есть какое-то объяснение. Всё это Саске понял лишь сейчас, тогда же он был злым, и действовал на эмоциях, а он пусть и казался человеком хладнокровным, всё же был порывистым, импульсивным и горячим, и мог наделать глупостей сгоряча, любил он рубить с плеча, чего там говорить. Это Неджи всегда хладнокровный и рассудительный, не поддается импульсивным приступам и всегда мыслит трезво, здраво и логически, опираясь не на эмоции, а на разумные доводы, логические выводы и факты. Хотя, сегодня и с ним какая-то хуйня непонятная творится. Саске скосил взгляд на друга и увидел, как тот нервно постукивает костяшками пальцев о мягкое кресло, нервно потягивает безалкогольное пиво — и как он пьет эту гадость — и отмахивается от назойливых предложений. Саске не дебил, и не слепой, но всё видит, и понимает куда больше самого Неджи, который отказывается признавать очевидное, если это очевидное противоречит его правилам, принципам и идеалам, а потому, конечно же Саске понимал, что дело в Лолитке. Спрашивать у Неджи он не рисковал, тот сейчас не в адекватен, а потому нормальных ответов Учиха не получит, он это прекрасно понимал, а драться с другом не хотелось. Хотя, он бы не прочь сейчас почесать о кого-то кулаки, дабы хоть как-то согнать напряжение и усталость. Один Наруто выглядел довольный, потягивал спокойно какую-то бурду, которую намешал, подпирал спиной стену в позе проститутки, придерживал одну девушку за талию и флиртовал с другой. Учиха не удивился бы, если он с этими двумя прямо сейчас поднялся бы в комнату, и получил бы неплохой отсос от этих двух. Наруто умел быть дурачком, а умел быть хитрым лисом, и Саске не выносил вторую сущность, потому что слишком уж походила она на него самого, только вот, Саске был прямым, как финка, честным и прямолинейным, а вот когда Наруто вёл себя «так», его было не понять, не прочитать, в нём была тьма, через которую не разглядеть ни истины, ни самого Наруто. Но то была часть него, вторая, первая — весёлая и безалаберная, и обе эти части заключались в одном Узумаки Наруто. Проблема в том, что друг не умел их совмещать в себе, он пользовался одним режимом, или другим, вместо того, чтобы совместить в себе то светлое, и то темное, что есть в каждом. Саске тошнит от ощущения неправильности, он хочет всех пронять, вернуть Ино, увести её в сад, на воздух, сесть на декоративную деревянную балку под её окном, и расспросить обо всём, нормально, без обвинений, просто посадить её себе на колени, и слушать её объяснения, не оправдания вовсе — потому что теперь он верит, что она не виновата — а именно объяснения. В нём творилась какая-то непонятная хуйня, совершенно непонятная. Он спрятал лицо в ладонях и потер его, разминая уставшие от бликов глаза пальцами. Диван возле него прогнулся и Саске недовольно вздохнул — сейчас опять придется отшивать очередную девицу. — Тебе это не особо нравится? — Спросил высокий голос. Не такой звонкий и мелодичный как у Ино, но всё же приятный. Саске оторвал руки от лица, посмотрел на девушку, залип на секунды три и усмехнулся. — Тебе разве можно алкоголь? — Он кивнул на стаканчик в её руках. — Я думал, спортсменки не пьют. — Я уже три года не занимаюсь фигурным катанием, — грустно улыбнулась девушка, — получила травму. Так что, теперь учусь на спортивного врача, не то чтобы медицина особо поощряла алкоголь, но я же ещё не медик, так что… — Она приподняла большой красный стаканчик в жесте «за тебя» и сделала большой глоток. — Получила травму, исполняя программу, которую украла у подруги, которая тебе доверяла? — Хмыкнул Саске. Девушка замерла со стаканчиком в руке. Она рассматривала его лицо, пытаясь вспомнить знает ли она его, и знакомы ли они, но понять так и не смогла. Саске дал ей подсказку, помотав головой. Девушка бегала глазами, что-то соображая в своей голове, думая о чём-то, а потом резко подскочила с дивана. — Мне пора. Саске схватил её за запястье, не позволяя уйти, но он и правда не знал, чего он от неё хочет добиться. Правду он уже знал от Ино, так что он ещё может узнать? За что, эта девушка так поступила с подругой? Мотив итак ясен. Почему не извинилась? Ну, тут несколько вариантов, и все они прозрачны. Чувствует ли вину? Зачем это Саске, если даже Ино почти отпустила эту ситуацию, и ей ничего из этого не нужно, ни объяснений, ни извинений, ни вины. Чего хочет сам Саске? Почему он злится, смотря на эту девушку, и чувствует горькую несправедливость за то, как поступили с Ино? И что ему надо от этой фигуристки? Она не вернется вспять, ничего нового ему не скажет, но ему кажется несправедливым отпускать её так вот просто, с чистым сердцем учится в университете и посещать вечеринки, пока Ино пытается забыть пережитое и носит в себе неприятный осадок от сего этого. Та попыталась вырваться, но Учиха притянул её ещё ближе, и когда она замахнулась, чтобы ударить его — нехило так замахнулась — он легко ухватил её за другой запястье, держа девушку за руки, он гневно смотрел на её лицо, на котором почему-то не было надменности, лишь сожаление, страх, желание уйти… Стыдливо поджатые губы, влажные глаза и бровки домиком. «Ино не нужно твоё грёбанное сожаление, ты не должна была так поступать» — Думает Саске, и ему нихуя не жаль. Он чувствует, как вздымается маленькая грудь девушки, как её потряхивает, но не чувствует ничего, кроме клокочущей злости от несправедливости. И именно в этот момент, когда он стоит впритык к своему врагу, смотрит ему в глаза, склонившись низко-низко к чужому лицу, держит за запястье и выглядит весьма провокационно, в гостиной резко включается свет во всех лампах, и некогда нежный и мелодичный голос свирепо кричит: — Какого хрена тут происходит?

***

Музыка замерла, и не было больше никаких звуков, кроме голоса Ино, засевшего в голове. Саске поднял голову и прямо поверх розовой макушки посмотрел в ясные голубые глаза своей бестии. Гневная, разъярённая, она удивила его даже сейчас, потому что вместо того, чтобы недоуменно таращится по сторонам, не понимая, что происходит, она быстро всё смекнула и тут же разъярилась праведным гневом. Такая прекрасная в своей ярости, такая горячая и привлекательная. Саске невольно приподнял уголки губ, смотря на гневные блики в её глазах и покрывшиеся румянцем скулы, и он почувствовал прошедший по позвоночнику электрический разряд, когда их глаза встретились. Она не просто осмотрела на него: спрашивала, требовала ответа, пояснений, отчёта, мать его! Он даже губы облизал невольно от того предвкушения и наслаждения, она смотрела во все глаза, большие такие глаза, красивые. Однако, он почувствовал движение и опустив глаза вниз, увидел, что девушка вырвалась из его ослабевших рук, и развернувшись всем корпусом к Ино, смотрела ей прямо в глаза. Саске видел, как её лицо становится каменным, глаза тускнеют, теряют блеск и покрываются поволокой. Она выпрямилась, не веря в происходящее смотрела на девушку в нескольких шагах от себя, не понимая, что та здесь делает, как она спустя много лет появилась перед ней, как раз после того, как она об этом поговорила с Саске… Она медленно подняла глаза с девушки на мужчину за ней, и поняла. Она всё поняла. Словно читала его, словно чувствовала, словно глаза могли рассказать куда больше. Яманака покачала головой, отказываясь принимать это, но факт оказался правдой: Саске нарушил обещание и использовал рассказанное ею, дабы ранить. — Ино… — Прошептала девушка, всхлипнула, но ничего не сделала больше — ни шаг вперёд, ни лишнего звука. — Какого хрена ты здесь забыла? — Прошептала Тен-Тен, порываясь вперёд, но Ино выставила руку перед ней, не пропуская дальше, и помотала головой. Блондинка посмотрела в глаза бывшей подруги, и та кивнула — поняла без слов. Она просто ушла, стараясь обойти стоявших в проходе девушек. Дверь за ней захлопнулась, и блондинка снова перевела взгляд на Учиху. И тогда стала и правда дерьмово, потому что не было того соблазнительного огня в её глазах. Было разочарование, и он чертовски не хотел видеть этого в глазах Ино. — Пожалуйста, разберитесь с этим всем, — прошептала Ино девушкам и прошагала в сторону лестницы, поднимаясь в свою комнату, — веселье закончилось. Саске рванул за ней. Он ни за одной женщиной никогда в жизни так не бегал, как за этой Яманака, и если раньше его это раздражало, то сейчас это его забавляло, словно два хищника дурачатся, сойдясь в шутливом бою. Но сейчас было не до дурачества. Он не успел, и дверь захлопнулась прямо перед его носом. Пока Саске стучал около минуты, Тен-Тен с Хинатой всех разогнала, в чём Наруто ему помог. Неджи так и сидел в кресле, наблюдал за этой Мулан в красивом платье. Сегодня она особенно прекрасна: нежная и элегантная, утонченная и совершенно не похожа на себя, но сейчас, скрутив двух девушек, и волоча их в захвате до входной двери, она снова становилась собой. Хьюга едва не улюлюкал, когда Такахаши подвернула ногу в туфле, потому что это больше похоже на ту Тен-Тен, что он привык видеть, но желать он её меньше не стал. Попросту потому, что он желает её любой. Когда никого не осталось, она, сложив руки на груди, недовольно топая каблучком смотрела на Наруто, требуя объяснения. На самого Неджи она даже не взглянула. — Ну, и какого хрена вы себе позволяете? — Недовольно спросила Хината. Наруто развязно улыбнулся ей.  — Ты сегодня такая утонченная, а так грязно материшься, разве так можно? Не сквернословь, красавица. Хината уже хотела съязвить, но у Тен-Тен зазвонил телефон, и та вышла, на ходу поднимая трубку и называя имя, от которого у Неджи зачесалось под копчиком. «Дейдара». — Как вы вообще додумались до такого? Как вам наглости хватило проводить у нас вечеринку, да ещё и звать сюда эту лживую мразь? — Ты о ком? — Невинно спросил Наруто, притворяясь, будто совершенно не знает истории с украденной программой. И откуда он об этом знает не особо нужно знать. Хината посмотрела на Неджи, словно совершенно не замечая напряжения того. — Ты прекрасно знаешь, зачем позволил им? — Но Неджи даже не смотрел на сестру, он смотрел прямо, ожидая появления Тен-Тен в проёме двери, та вышла из гостиной в коридор, и парень не мог дождаться её возвращения. Ему необходимо было узнать, о чём она говорит с Дейдарой. Почти жизненно необходимо. Он нервно сжимал локти подлокотника и готов был наброситься на сестру, наорать на неё, сорвавшись, потому что напряжение росло. Но вот, Тен-Тен вернулась. — Хина, — брюнетка повернулась к подруге, — Дей звонил, спрашивал, всё ли в порядке, я не стала рассказывать, иначе он приедет сюда и сорвёт вечеринку, а туда много кто приглашен, Ино не захочет терять лицо. Да и он много сил вложил в подготовку. — Что ты сказала? — Что действуем так, как и планировали: переодеваемся, берем вещей на два дня и едем в поместье. Он ждет. Что делать? — Действуйте по плану, — сказал вдруг появившийся Саске, — я привезу Ино, но чуть позже. Устала после приема, скажете, или что-то другое придумаете. — И оставить её с вами? Ещё чего! — Прошипела Хината. Она поднялась по лестнице, обходя Саске стороной. Тен-Тен тоже поднялась за ней. Они постучали в дверь подруги, тихонько подозвав её, и та отозвалась, но не открыла. Она сидела в комнате на полу по другую сторону двери. — Ино, ты же знаешь, что… — Не надо, — перебила Яманака, — я просто немного в шоке и под впечатлением, не стоит переживать, всё хорошо. Хината хотела продолжить, но Такахаши придержала её за предплечье и помотала головой: если Ино не хочет продолжать развивать эту тему, значит не нужно на неё давить. — Ты представляешь, что этот придурок нам предложил? — Наиграно возмутилась Такахаши. Ино по ту сторону двери слабо улыбнулась. — Знаю, я слышала, и я согласна с ним. Дейдара приедет, и тогда начнется очередное разбирательство, а я этого не хочу, поэтому просто езжайте и отдохните. — Ты же прекрасно знаешь, что мы тебя не оставим, — прошептала Хината, — зачем же ты такое говоришь? — Потому что я действительно хочу этого, девочки: я хочу сейчас побыть одна. И я не хочу видеть ваши тоскливые и жалостливые взгляды, и вы не сможете их скрыть, а ваша натянутая поддержка только сильнее вгонит меня в тоску. У вас же были планы, девочки. Тен-Тен, ты наконец-то решилась соблазнить моего братца, и судя по тому, что я видела, у тебя это прекрасно получилось, — Ино опустила сдавленный смешок, вызывая у подружек улыбки, — да и ты, Хината, должна сегодня встретиться с Тонери. Если я буду знать, что вы из-за меня сорвали свои планы, мне будет ещё паршивее, так что, пожалуйста, езжайте и успокойте моего братца. — Ну, это больше ко мне просьба, — улыбалась Тен, — только как же мы успокоимся? Мы же будем думать о тебе, волноваться.  — Нечего волноваться, хорошая моя. Я сейчас отойду, приму ванну, надену пижамку и отдохну, посмотрю видео, что сделал для меня мой братец, и позвоню в клининговую компанию, пусть приедут рабочие и выдраят всё. А я приеду, когда сочту нужным. Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста. Я просто в потрясении. И девушки понимали, что слова Ино имеют смысл. Она не хотела ни жалости, ни тоски в глазах подруг, это бы лишь подавляло, а скрыть эмоции они не смогут, переиграют и усилят давление на неё. Да и понимание того, что из-за неё сорвались планы у подруг, не улучшит ей настроение. Так что им не оставалось ничего, кроме как согласиться. — Но ты позвони нам. — Да, и мы тут же приедем, знаешь ведь? — Знаю, а теперь проваливайте, мне нужно ещё макияж смыть. Девушки сделали вид, что поверили в натянутый смех Ино и спустились вниз. Парни стояли на своих местах, на что Хината недовольно фыркнула и повела плечом — могли бы хоть начать убираться. — Мы выпили, — поморщилась Тен-Тен, — позвони своему Тонери, пусть отвезёт нас. — Неджи вас отвезёт, — произнёс Саске, и тот сразу же кивнул, чем лишь подтвердил догадки Саске о его отношении к Лолитке, — а Наруто сопроводит вас. — Это ещё зачем? — Нахмурилась Хината, сложив руки на груди. — С того, что по одному парню на девушку, — улыбнулся он, и увидев, как перекосило девушек, тут же исправился, — ну, мы так поделились, Неджи присматривает за Тен, а я за тобой, так что мы едем, а Саске остается здесь, с Ино. Когда Неджи ни слова не сказала о том, что вообще-то он присматривает за кузиной, а Наруто за Тен, Саске уже на сто процентов стал уверен в отношении друга к Лолитке, это даже вызывало некую усмешку. — Теряем время, — нахмурилась Тен-Тен, — Дей пишет, спрашивает, выехали ли мы. — Хрен с ним, — закатила глаза Хината, и пошагала в сторону к выходу, — поехали. — Переодеваться не будем? — Поинтересовалась Такахаши, закидывая себе на плечо небольшой рюкзачок с одеждой для себя и подруги. — Теряем время. Такахаши кивнула ей в спину и пошагала следом, однако затормозила и недоумённо посмотрела на руку Неджи на шлейке рюкзака. — Я понесу. — Хрен тебе, — хмыкнула она, — сама справлюсь. Когда все наконец-то ушли, Саске вздохнул спокойно. Он пошел в спальню, взял кое-что и подошёл к двери Ино. Услышав тяжёлое дыхание, которое отчетливо слышалось в это звенящей тишине, он понял, что она сидит у двери. Оперившись о неё спиной и откинув голову, он даже не подозревал, что копирует её позу. — Ненавидишь меня? — Спросил он, спустя минут пять молчания. — Ты того не стоишь. И пусть говорила она шепотом, он всё равно её слышал. Тишина вторила им, позволяла говорить так, как чувствуют. А дверь, служившая стеной между ними, была вовсе не препятствием, а возможностью говорить искренне, не боясь оступится о чужие глаза и запутаться в собственных словах. Дальше они молчали. Саске не знал, что сказать, и не был уверен, что Ино ответит, и был прав, Ино бы его проигнорировала. Поэтому он взял гитару из спальни Наруто, и в надежде, что не забыл то, чему научился во времена жизни в общаге, заиграл давно знакомый мотив песни, которая сейчас приобрела совершенно иное значение. Включаем для атмосферы: Guns N' Roses — This I love Ино вздрогнула, услышав первые аккорды, и повернула голову в сторону щели, точь-в-точь, как повернул её туда же Саске и низким басистым голосом запел: — And now I don’t know why She wouldn’t say goodbye But then it seems that I Had seen it in her eyes And it might not be wise I’d still have to try With all the love I have inside I can’t deny

Теперь я не знаю, почему Она не сказала «Прощай!». Но мне кажется, Что я заметил это в ее глазах. И, возможно, это глупо, Но я все же еще должен попробовать, Со всей той любовью, что есть во мне, Я не могу от этого отказаться…

Ино прикрыла губы ладошкой. Запомнил. Он запомнил, что она говорила об этой песне, как родители её любили, и как отец сделал матери предложение. Она знала, что он не специально её запел. И её это даже испугало: она знает и чувствует те или иные мотивы или причины поступков. Не всегда, но всё же. И песня эта, значение её, всё это слишком… интимно, чтобы петь просто так, они оба это понимают. Саске понимает это, но всё же поёт, и стоит признать, красиво поёт. И в следующий куплет он вложил всю свою душу, надеясь, что Ино услышит зов в этих строках и поймёт, что это о ней и о влиянии её света на его душу. I just can’t let it die Cause her heart’s just like mine And she holds her pain inside So if you ask me why She wouldn’t say goodbye I know somewhere inside There is a special light Still shining bright And even on the darkest night She can’t deny

Я просто не могу позволить чувству умереть, Потому что её сердце похоже на моё, И она не показывает свою боль. Поэтому, если вы спросите меня, почему Она не сказала «Прощай!» — Я знаю в глубине души, Что в ней есть особый свет, Сияющий ярко, как прежде, Даже в самую тёмную ночь, И она не может этого отрицать.

И конечно же, Ино услышала. Не совсем уверена, что поняла правильно, но услышала. И тихонько начала подпевать, улыбаясь тому, как песня им подходит сейчас. Саске знал, что это и их песня тоже, потому что в Ино есть этот грёбанный свет, освещающий тёмную ночь его души. Саске, слушая её мелодичный голос и улыбку в этом голосе, расслабленно прикрыл глаза: достучался. Эта песня чертовски им подходит, и в следующий куплет они выложились, даже не будучи певцами, не имея прекрасных вокальных данных, но они чувствовали эти строки. Чувствовали значение своей кожей, на себе, а потому поют: So if she’s somewhere near me I hope to God she hears me There’s no one else could ever make me feel I’m so alive I hoped she’d never leave me Please God you must believe me I’ve searched the universe and found myself Within’ her eyes

Если она где-то рядом со мной, Я надеюсь на Бога, что она меня слышит. Не существует больше никого, кто пробуждал бы во мне такие чувства, Я чувствую себя таким живым, Я надеялся, что она никогда не оставит меня… Пожалуйста, Боже, поверь мне! Я обыскал всю вселенную и нашёл себя В ее глазах

Ино даже улыбнулась: где-то рядом? Да она за дверью сидит и слышит, всё слышит. Но она даже не представляет, насколько сильно Саске чувствует себя живым рядом с ней. И он правда нашел себя, с её помощью он оживает и оттаивает, и тьма в нём развевается потихоньку, потому что он впускает свет. No matter how I try They say it’s all a lie So what’s the use of my Confessions to a crime Of passions that won’t die In my heart

Как бы я ни старалась, Говорят, что все это ложь. Тогда какой же мне смысл Раскаиваться в ошибках, совершенных Из-за страсти, которая не умрёт В моём сердце…

Они пели и пели, их голоса соединялись, пальцы Саске больно натирались, но это было не важно совершенно. А последний куплет стал настолько волнительным, что оба привстали, перестав полулежать на двери, а сели ровно и продолжили: And now I don’t know why She wouldn’t say goodbye It just might be that I Had seen it in her eyes And now it seems that I Gave up my ghost of pride I’ll never say goodbye

И теперь я не знаю, почему Она не скажет «Прощай!» Должно быть, Я видел это в её глазах. И теперь, мне кажется, что я Прогнал свой призрак гордости, И уже никогда не скажу «Прощай!»

И закончил последним аккордом. А ведь горделивый Саске и правда наступил себе на горло, когда побежал за ней, когда взял в руки гитару и начал петь для неё. Он не тот человек, который пойдёт на уступки, но сейчас это именно то, что он делал. Они замолчали. Ино обняла свои колени, а Саске отложил гитару, приподнял одно колено и опустил на него руку, повернув голову к щели лицом, и откинулся на дверь макушкой. Молчали, смотря на один и тот же свет в щели двери, смотря на тень друг друга, но не открывали дверь. — Зачем ты так? — Спросила всё же Ино. Саске тяжело вздохнул в ответ на её тихий шепот. — Ты не рассказала о помолвке, почему? — Так же спросил он, щелкая пальцами. — Так это была месть? —Усмехнулась она. — Это слишком жестоко, Саске. Хорошо, я отвечу: я не рассказала о помолвке, потому что это не важно. Я её изначально не хотела, это была идея отца, но тогда, когда я приехала от него, он пообещал её разорвать, потому я знала, что это не важно, меня это вовсе не беспокоило и не ранило, даже не стоило того, чтобы рассказывать, потому что разрыв помолвки был лишь вопросом времени. Я ответила на твой вопрос. Теперь ты.  — Хорошо, — вздохнул Саске, — я отвечу. Это не то, чего я хотел. Сначала я разозлился, думая, что ты меня обманула, будучи со мной не до конца искренней. Я действовал сгоряча, тогда я хотел тебя ранить как можно больнее, но уже после, остыв и подумав головой, я понял, что не хочу этого, но было уже поздно. Я не хотел причинить тебе боль, ещё и именно так, в противовес собственным словам, использовав твою искренность против тебя. Я ответил на твой вопрос, теперь ты: помолвку правда расторгнут? — И с чего тебя это так волнует? — Но Саске лишь нервно стукнул головой о дверь, отчего вибрация прошлась по голове Ино, на что та недовольно взвыла. — Тц, псих! — Девушка поморщилась и потёрла голову. — Да, да, расторгнут. Вернее, её уже расторгли. Саске издал вздох, полный облегчения, и даже пустил смешок. Он и сам не ожидал такой реакции, как и напряжение во всем теле от того, что возможно, кто-то отберёт от него Ино — единственного человека, кто его полностью понимает, но при этом успокаивает его демонов и рассеивает тьму в нём, так умело и деликатно, но в то же время с шумом и напором. — Мой вопрос: так чего ты так беспокоишься о помолвке? От того, что ревнуешь? — Учиха сжал кулаки так, что они захрустели, и этот звук не укрылся от Ино. Он сжал зубы и отказывался открывать глаза. Вот вам и причина всего его недовольства и злости на эту чёртову помолвку и «ложь» Ино. Он банально ревновал и боялся потерять её. — Саске, ты ревнуешь меня? — Да, — спустя минуту молчания ответил он, — ревную. И не собираюсь тебя терять, отпускать или делить. Так и знай.