Другой

POV Астрид [Вечер] И тут всё встало на свои места. И тут всё сразу стало понятно. Я предполагала, что Инглинг — это Беззубик, но боялась услышать, что это правда. Парень же учтиво молчал, давая мне возможность осознать всё и принять хоть какое-то решение. Мне же было, на моё же собственное удивление, стыдно поднять голову. Я вспомнила, как описывала парня, получается, ему же, только тогда он был в образе дракона. — Как это произошло? — Наконец, выдавила я из себя, но голову поднять так и не смогла. — Что именно? — Отозвался Инг. — Как ты стал, — не выдержав, я подняла голову и посмотрела прямо в глаза Инглингу. — Драконом. Парень же наоборот закрыл глаза, видимо, начиная что-то вспоминать. Он долго молчал, и я уже начала думать, что мой вопрос останется без ответа, но Хеддок начал говорить. — Когда-то давным-давно, когда ещё не было таких государств, как сейчас, когда люди ещё не изучили и половину земель планеты, когда мир был другим, на землях, где сейчас находятся современные Норвегия, Швеция, Финляндия и прочие северные государства, жили викинги. Они заселяли не только материк, но и острова, как прибрежные, так и те, что находились далеко от большой земли. И вот был один такой остров, что находился дальше всех от большой земли. Остров Олух. Его населяли сильные и смелые викинги. Они никогда не боялись смотреть в лицо опасности и смело встречали любые испытания, что преподносили им Боги. Остров Олух считали проклятой землёй, потому что он был расположен ближе всех к проклятому заливу. За вечным туманом, который не мог пройти ни один корабль, открывался Остров Драконов. Один только Один знал, что скрывалось за вечным белым туманом. И вот однажды, когда Олух отразил одну из атак драконов, на остров напало соседнее племя с другого острова. Те викинги жили на уже сгоревшем от пламени драконов острове, поэтому они решили захватить Олух. Но смелые жители деревни, расположенной на острове, не хотели сдаваться без боя. Началась война. Долго длилась война, в ней не было ни выигрывающей стороны, ни проигрывающей. Счёты были равны. Взмолился тогда Остор Громогласный, вождь племени, к Богам. Долго Боги не отвечали на его молитвы, но однажды Бог Лжи и Обмана Локи решил помочь викингам с острова Олух. Наградил он Остора сыном, сказав, что сын его, Мирикл, будет первым в своём роде, что он поможет закончить войну. Он положит ей конец. Время шло, война продолжалась, племя захватчиков начало брать верх. Юный Мирикл рос, но был не похож на своих соплеменников. Все викинги были большими и сильными, в то время, как сын вождя не отличался ни силой, ни здоровьем. В самом своём младенчестве он очень сильно заболел, и люди говорили, что он и зиму не переживёт. Но Мирикл и зиму пережил, и до пятнадцати лет дожил. Медленно Олух сдавал позиции, как вдруг сын вождя исчез. Ушёл в лес и исчез. Исчез бесследно. Остор знал, что с ранних лет мальчик любил ходить в лес, поэтому сильно не переживал. Но, когда прошли третьи сутки, Мирикла признали умершим. Люди смеялись над вождём, говоря, что он на закате лет совсем выжил из ума. «Как можно довериться Богу Лжи и Обмана? Богу Локи» — говорили они и продолжали смеяться. Однако на седьмой день с момента исчезновения Мирикл вернулся в деревню. Но это уже был не тот парень, что неделю назад ушёл, исчез. Это был красивый, высокий и сильный парень. Его тёмные волосы чуть развевались на ветру, а зелёные глаза смотрели на всех свысока. За его спиной было два больших чёрных крыла, а от копчика отходил длинный чёрный хвост. Жители деревни испугались Мирикла, молясь Одину, чтобы тот защитил их. Мирикл же решительно взмахнул крыльями и оторвался от земли. Издав громкий гортанный клич, он призвал драконов, которые помогли сыну вождя одержать победу над захватчиками. С тех пор в семье вождя передавался дар, его окрестили «Дар Дракона». Многие пытались пробудить его, но это удавалось сделать крайне редко. Но Мирикл умолчал об одной своей особенности. Он не был полудраконом, он мог становиться полностью чешуйчатой рептилией. Моя же семья — это потомки славной семьи вождя острова Олух, поэтому я унаследовал этот дар. Я не знаю, почему я получил этот дар, а не мой отец, но воспринимаю его всерьёз, — под конец рассказа Инглинг открыл глаза и посмотрел на меня, словно чего-то ожидая. Но я не могла ничего произнести. Я была ещё погружена в рассказ парня. Но тут я вспомнила легенду «о викинге-драконе, сумевшем остановить почти столетнюю войну». Её мне рассказывала мама до того, как я потеряла её. — Но ведь есть легенда, и она совсем не такая, как та, что ты мне сейчас рассказал, — наконец, произнесла я. — Я понимаю, о чём ты говоришь, — улыбнулся парень. — Это одна и та же легенда, только та, что я тебе рассказал, является истинной. — С чего ты взял? — Тут же поинтересовалась я. Сейчас меня уже не волновало, что передо мной сидит дракон. Сейчас меня волновало совсем другое. С чего он взял, что его легенда является правдивой. — Астрид, — мягко улыбнулся мне Хэддок, а его глаза блеснули. — Ты сама назвала драконов мудрыми существами. Так почему же теперь ты в этом сомневаешься? — Да, я назвала драконов мудрыми, но с чего ты взял, что именно та легенда, что ты мне рассказал, является правильной, истинной? — Я в упор смотрела на парня, но он не избегал моего взгляда, а наоборот, смотрел мне прямо в глаза, словно что-то искал в них. — Моя память меня ещё ни разу не подводила, — усмехнулся парень, закатывая глаза. — Я, как сейчас, помню, как я вышел из леса, как на меня смотрели жители, как я взлетел над деревней, и как призвал драконов. — Ты хочешь сказать, — начала я, но замолчала, смотря на парня. — Да, моя драконья память позволяет мне вернуться в любую точку в прошлом, но только тогда, когда я жил, — Инглинг раскрыл глаза и посмотрел на меня. — А прожил я всего три жизни, не включая мою. Мой дар слишком редкий, чтобы появляться через одно-два поколения. — А в прошлый раз ты давно жил? — Не удержалась я от вопроса. — Достаточно, — кивнул Инг. — Я жил тогда в Индии, и к нам приплыл Васко да Гама. Кажется, это 1498 год, если мне память не изменяет. — Не изменяет, — покачала я головой. — Ты жил в пятнадцатом веке? — Я застал ещё тридцать три года шестнадцатого века, — усмехнулся Хэддок, но потом улыбка с его лица исчезла. — Как ты? Я чувствую, что мой дым тебе помог, температура не поднимается высоко. — Да, помог, — растерянно кивнула я. — О, Великий Один, никогда не думала, что увижу в своей жизни подобное. — У тебя даже дракон таких эмоций не вызвал, — рядом со мной сел Инглинг и обнял меня за плечи. — Как ощущения? — Ну, ты же умеешь чувствовать эмоции, — я неуверенно посмотрела на парня. — Зачем же ты тогда спрашиваешь? — Я, кажется, уже говорил тебе, что чувствую эмоции только в облике дракона, — меня сильнее сжали в объятиях. — Но я сейчас явно не дракон. — Инг, — начала я, но тут же запнулась. — А как мне теперь тебя называть? — Как хочешь, — не выпуская меня из объятий, Инглинг пожал плечами. — Хотя, если ты назовёшь меня Беззубиком, когда рядом будет твоя подруга, то она тут же догадается, что я — тот самый, кто подкинул тебе записку в шкафчик. — О, Тор, — усмехнулась я. — А я уже и забыла об этой записке. — Но, тем не менее, не выкинула её, — раздался шёпот возле моего уха. — Как ты узнал об этом? — воскликнула я, выскакивая из объятий парня. — Я могу даже показать тебе, где она у тебя лежит, — продолжил Инг, не обращая внимания ни на мой вопрос, ни на мои действия. — Нюх дракона. Как и зрение, это одна из моих сильных сторон. — Кстати, о сильных сторонах, — тут же перебила я парня, вдруг осознавая одну вещь. — То, что произошло в спортзале, было чистой издевательством или откровенной показухой? — Я просто поставил парня на место, — усмехнулся Хэддок и встал с дивана, подходя ко мне и снова обнимая, но уже за талию. — Согласись, тебе тоже не нравится этот показушник и вечный выпендрёжник. Только подумай, какой мне тогда выпал шанс, чтобы утереть ему нос и заткнуть его раз и навсегда. — Твой голос как-то странно на меня действует, — я прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. — Мне хочется спать. — Это не я и не мой голос, — раздался шёпот у самого уха. — Это твоё тело. Ты хочешь спать, а я просто оказался рядом, чуть-чуть воздействуя на тебя. — Значит, ты не скрываешь, что воздействуешь на меня, пуская волшебные чары? — Улыбнулась я и прижалась к Ингу. Объятия парня были нежными и приятными, в них хотелось раствориться. Целиком и полностью. — Я бы не сказал, что это чары, — усмехнулся Хэддок. Вдруг мои ноги что-то опутало. Вскрикнув, я хотела отстраниться, но не смогла — Инглинг прижал меня к себе крепче. Только я хотела посмотреть, что же опутало мои ноги, как перед собой я увидела чёрную кожу. Такая кожа была у дракона. Инглинг накрыл нас своими крыльями. Хорошо. Сразу стало так тепло и уютно, как никогда раньше. — Мне так хорошо, — прошептала я через несколько минут тишины. — Я знаю, — раздался голос у самого уха. — Если я не чувствую эмоции, это не значит, что я не умею читать мысли. — Так вот почему я иногда в школе слышала чужой голос в своей голове, — усмехнулась я и развернулась в объятиях парня, чтобы прижаться к нему ещё сильнее. — Да, это был я, — рука Инглинга прошлась по моей голове, снова возвращаясь к талии. Несколько минут мы стояли молча, каждый из нас думал о своём, но никто не хотел нарушать тишину между нами. Вскоре я начала конкретно засыпать, а мои ноги уже переставали держать меня. Инглинг, видимо, почувствовав, что я уже на грани, раскрыл кокон и поднял меня на руки. Перехватив меня так, как было удобно парню, он понёс меня в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, где была моя комната. Последнее, что я помню, это как Инг, прижав меня к себе ещё крепче, открывал дверь в мою комнату. После мои глаза закрылись. POV Инглинг [День] Это утро было для меня, как никогда, тяжёлым. Я не мог дать точного ответа «почему», но сегодня вставать было крайне тяжело. Так же сегодня с утра пораньше (в первый раз я проснулся где-то часов в пять утра) я вдруг вспомнил свою жизнь до того, как во мне открылся Дар. Я всегда был хилым мальчишкой, меня все и всегда задирали, кто-то даже говорил, что я и не доживу до восемнадцати, а, если и доживу, то девушку точно не найду. Да, было неприятно всё это выслушивать, но одно я знал точно: моему отцу всё равно какой я. Будь я грудой мышц или таким хилым, каким был, отец всё равно любил меня, а не моё тело. После смерти матери он остался один воспитывать меня. И дядя Пит (лучший друг моего отца всегда разрешал мне так его называть, но всегда повторял, что это сокращение только за пределами школы, или, если мы одни в классе или другом кабинете) всегда мне говорил, что отец делал для меня всё. И я готов сказать ему за это «спасибо», потому что благодаря ему я вырос сильным не внешне, а духовно. Я всегда смело смотрел в глаза обидчику, повторяя себе, что я ещё смогу доказать всем, что я ещё чего-то стою. Время шло и мне стукнуло пятнадцать. Отец тут же перевёл меня на домашнее обучение. Причин такого решения я тогда не видел. Но через почти полгода я смог увидеть. На моём теле начала появляться чешуя. Сказать, что я испугался, это ничего не сказать. Я был просто в ужасе. Но потеря контроля — это было не про меня. Я был жутко напуган, но решил, что лучше всего будет, если я расскажу об этом отцу. На моё удивление, он был рад тому, что у меня на теле начинает расти настоящая чешуя, как у рыбы. Тогда-то я в первый раз и услышал легенду о Мирикле Великом, «о викинге-драконе, сумевшем остановить почти столетнюю войну». Я много раз до этого слышал, как дети в школе перешёптывались, говоря об этой легенде, но мой отец мне её почему-то не рассказывал. До моих пятнадцати. Тогда-то я и узнал истинную легенду, узнал, кто я. Сначала, это жутко пугало, но потом место испуга заняла другая эмоция — боль. Мне было ужасно больно. Чешуя прорезалась ежеминутно, поэтому на следующий день я уже был полностью покрыт чешуёй. Дальше было самое главное, но и самое трудное — у меня должны были появиться крылья и хвост. Это дело не одного дня, поэтому в течение недели я чувствовал, как у меня внутри кости двигались, изменялись, некоторые даже срастались. Это было больно, очень больно. Через несколько недель я уже смог увидеть свои крылья и хвост. Они были такие же чёрные, как и чешуя. И вот в ночь на первое июня я смог, сложив руки на груди, как когда-то говорил отец, перевоплотиться в дракона. Я был действительно огромным существом. Отец, человек, который всегда был рядом со мной, — увидел меня первым. Я прилетел к нему. Сначала было сложно. Мне казалось, что мои крылья не рассчитаны поднимать такую массу моего тела, но потом мне всё удалось. Методом проб и ошибок мне всё же удалось взлететь и остаться висеть в воздухе. Но, когда я приземлился на заднем дворе нашего загородного домика, где отдыхал в гамаке отец, я его очень сильно напугал. Он, конечно, струсил, но не убежал и в обморок не упал. — Инглинг? — Неуверенно произнёс отец, вытягивая вперёд руку. — Да, это я, — ответил я, хотя был целиком и полностью уверен, что он меня не услышит. — Какой ты стал, — протянул отец, поглаживая меня по морде. — Я всегда знал, что мой сын будет необычным человеком. Было больно? — Нет, — ответил я, но на всякий случай покачал головой. — Не нужно, — остановил мою голову отец. — Я слышу тебя. Так, благодаря отцу, я узнал, что могу спокойно разговаривать с людьми в образе дракона. Следующим, кто узнал обо мне, стал дядя Пит. Этот мужчина долго изучал меня, стараясь замерить меня, узнать мою скорость, температуру тела и огня, который я выдыхаю. Он затащил меня в лабораторию и не выпускал оттуда в течение нескольких дней. Потом я начал тренироваться. Тренироваться для себя, потому что мне это нужно, иначе мой внутренний Дракон умрёт. В начале было сложно, очень сложно. Но потом, наверное, через месяц после начала тренировок, я смог разбудить Его. Разбудить Дракона, сила которого спала во мне. Дальше тренироваться было одно удовольствие. Тело было послушным, поэтому гимнастика стала для меня лёгкой дисциплиной. Параллельно с тренировками я начал стремительно расти. За два месяца лета (июль и июнь) я вырос на двадцать три сантиметра. И моим потолком стало один метр девяносто девять сантиметров. «Без сантиметра два метра», как заметил однажды Ральф. С этим парнем я познакомился, когда ещё не знал, что он Чёрный Лев. С Торстоном мы довольно быстро сдружились, потому как оба любили баскетбол. Это было, наверное, в августе месяце, когда я учился закидывать мяч в кольцо. Раф помог мне, научил, как правильно надо кидать, чтобы мяч всегда попадал в кольцо. Можно сказать, что Торстон стал моим личным тренером, учителем. Вырвавшись из воспоминаний только к семи утра, я встал с кровати. Вчера вечером, когда я уложил Астрид, то улетел домой. Я не хотел пользоваться гостеприимством Ас, которое она ко мне не проявляла. Когда я прилетел домой, то поговорил с отцом и рассказал, что Астрид теперь всё знает. Он же ответил, что теперь просто обязан познакомиться с ней. — Доброе утро, сын, — ко мне в комнату вошёл отец и прошёл к окну, открывая тёмные занавески. — Доброе, — потягиваясь и принимая сидячее положение, улыбнулся я. — Ты сегодня допоздна? — Я не знаю, как будет с работой, но постараюсь приехать к ужину, — отец ответил мне улыбкой на улыбку и пошёл на выход из комнаты, но остановился в проходе. — Завтрак на столе, ну, а мне уже пора. — Счастливо, пап, — крикнул я, потому что отец уже закрыл дверь моей комнаты. — Что ж, пора вставать. Когда я, приняв душ и собравшись, спустился вниз, то увидел на столе мой обещанный завтрак. Восемь отварных яиц и кружка с ещё дымящимся какао. Всё, как я люблю. Да, для некоторых может показаться, что восемь яиц это много, но для моего организма это в самый раз, потому что мой внутренний Дракон требует много пищи. Позавтракав, я вымыл чашку и пошёл на выход, захватив с дивана собранный рюкзак. Возле дома стоял тёмно-фиолетовый суперкар. McLaren P1, любовь всей моей жизни. Эту красотку отец подарил мне на мои недавние восемнадцать лет (благо мы всегда могли позволить себе такие покупки). Я был больше, чем на пятьдесят процентов уверен, что эта малышка останется пределом моих мечтаний, но папа всегда любил меня и ни разу не скупился на подарки. До этого я на ней не ездил, считая, что я не достоин сидеть за рулём моей мечты, у которой под капотом бьются почти девятьсот двадцать лошадей, и она разгоняется до трёхсот пятидесяти километров в час. Возле школы толпился народ. С чем это связано я сказать не мог, но отчётливо слышал чьи-то крики. Вылетев из машины и чудом успев её заблокировать, я понёсся к толпе. Увидев в центре побитого Ральфа, возле которого сидела его сестра Ронда, и Сверра, я не на шутку взбесился. — Йоргенсон, ты, кажется, совсем оборзел, — прорычал я, скидывая с плеч рюкзак. Парень испуганно подпрыгнул и повернулся ко мне лицом. — А, это ты, шпала двухметровая, — усмехнулся он, но, как только я двинулся в его сторону, потирая кулаки и похрустывая хрящами на руках, тут же успокоился, и его глаза нервно забегали. — Что, подкрепление ищешь? — Теперь была моя очередь усмехаться. Когда я был уже совсем рядом, Йоргенсон, буквально, сжался в комок. — Ещё раз, — прошипел я, склоняясь над парнем. — Ещё раз ты хоть к кому-нибудь подойдёшь и хоть попробуешь ударить, я уже не говорю, что я сделаю с тобой, если ты кого-нибудь ударишь. Ты смело сможешь попрощаться с этим миром, потому что я урою тебя. И запомни. Я угроз на ветер не бросаю. Выпрямившись и развернувшись, я двинулся в сторону Ральфа, когда увидел его напуганный взгляд, а сзади что-то начало шевелиться. Резко присев, я развернулся и увидел замахивающегося Сверра. Такой же резкий рывок, и я спокойно блокирую удар парня, рукой сжимая его кулак. А правой бью в ответ. — Это за то, что замахнулся и решил, что сможешь ударить меня, — усмехнулся я. — А это, — продолжил я и ударил парня ногой в солнечное сплетение. — За всё остальное. — Ты в порядке? — Присев перед Ральфом на корточки, спросил я и протянул ему платок, потому что кровь продолжала течь из его разбитого носа. — И давно он тебя так методично избивает? — Успокойся, брат, — замахал руками Раф, а потом посмотрел мне в глаза. — Спасибо, брат.