Два часа назад нас накрыло снежной лавиной...

Два часа назад нас накрыло снежной лавиной. Выход из пещеры полностью завален. Моя нога прижата огромной глыбой льда. Не уверен, смогу ли я выбраться, но надежду терять нельзя. Прошло минут 40. Я наконец-то смог вытащить ногу. Теперь мне трудно идти, однако останавливаться нельзя. Если не буду двигаться, то насмерть замерзну. После часа безуспешных попыток выбраться тем же путем, каким я пришел, я решил, что нужно продвигаться вглубь пещеры. Возможно, там есть выход. Чем дальше я иду, тем больше мне начинает казаться, что я здесь не один. Я чувствую его присутствие. Оно следит за мной. Что же, я готов принять бой. Это был снежный человек. Я сражался с ним почти на равных, имея при себе лишь остро заточенный балисонг. К несчастью, моя травмированная нога дала о себе знать в самый неподходящий для этого момент. Я получил несколько глубоких порезов от его когтей и свалился на снег от сильного удара. Он был готов прикончить меня, но вдруг раздался непонятный шум и стены пещеры начали дребезжать, с потолка посыпались острые осколки льда. Думаю, это была вторая лавина. Я перевернулся на живот и прикрыл затылок руками. Снежный человек, издав истошный вопль, скрылся в тоннелях пещеры, оставив меня наедине с моими мыслями. Лавина сошла и вокруг меня воцарилась гробовая тишина. Думаю, это будет моя последняя запись. Помощь не прибудет во время. У меня не осталось ни шанса на спасение. Я стремительно теряю кровь, чувствуя ледяное дыхание смерти… …или ветер? Ветер. Это может означать только одно. Выход. Здесь есть выход. Я должен. Я должен встать. Я должен продолжить свой путь. Я должен идти. Собрав последние силы, я встал на обе ноги, слегка пошатываясь, сделал несколько шагов и упал на колени. Раны продолжали кровоточить, а ногу я вовсе не чувствовал. У меня не осталось сил, кроме силы духа. Я встал еще раз. Упал. Встал в третий раз, немного постоял и пошел. Каждый шаг давался мне с трудом, но я шел, превозмогая боль. Часами, плутая по холодным тоннелям пещеры, я, наконец, увидел свет. Пожалуй, в этот момент я понял, что это лучшее, что я когда-либо видел. Мне оставалось пройти каких-то сто метров. Я был так близок. Я упал. Упал, обессиленный, потерявший с литр крови, но не утративший надежду, не сраженный, все еще живой… Я еще раз посмотрел на свет и стал уверенно ползти к нему. Конечно же, однажды я умру, но не сегодня. Это случиться не сегодня и не в этой чертовой пещере! Я выбрался, абсолютно не имея ни малейшего понятия о том, где нахожусь. Я попытался еще раз отправить сигнал о бедствии по спутниковому телефону, но с базы никто не ответил. Руки заледенели, мне было трудно сделать хоть что-нибудь. Ноги непроизвольно подкашивались. Я присел на снег и стал рыться в своем рюкзаке. Единственное из всего его содержимого, что могло мне помочь — это ракетница с одной сигнальной ракетой. Я надел рюкзак обратно на спину и взял в правую руку ракетницу, а в левую — телефон. Я набрал номер своего давнего друга, который не раз выручал меня из разных передряг. Я набрал короткий номер, приложил телефон к уху и услышал первый гудок. Мой друг не отличался расторопностью и ответил бы, наверное, только после пятого. Второй гудок. Третий. И… телефон отключился. Аккумулятор разряжен. Кажется, только что я потерял последний шанс на спасение… Прошло около получаса. А может больше. Я замерзаю. Я чувствую, как постепенно мои глаза закатываются наверх, и я начинаю засыпать, не в силах контролировать это. Я долго боролся, но теперь я буквально разряжен, как аккумулятор моего спутникового телефона. Мне бы не хотелось закончить все так. Говорят, смерть не страшна. Они ошибаются. Они просто никогда не умирали. Дело не в том, что я слишком молод, чтобы умирать, а в том, что я слишком слаб, чтобы принять смерть. А может наоборот — силен? От моих мыслей меня отвлек глухой гул вертолета. Шанс на спасение? Я был близок, к тому, чтобы отключиться окончательно, но нашел силы поднять правую руку вверх и выстрелить… Очнулся я в больнице под капельницей, с загипсованной ногой и окровавленных бинтах чуть ли не по всему телу. Далеко не в первый раз я нахожусь в таком состоянии. — Очередные боевые шрамы разглядываешь? — напротив меня сидел тот самый, нерасторопный друг, которому я теперь обязан жизнью. — Эти с базы опять не на тот спутник настроили, да? Я улыбнулся в ответ. И чуть помолчав, добавил: — Пиво с меня. — Ну, естественно. Еще б ты меня без пива отпустил! Мы оба рассмеялись. Через неделю меня уже выписали, сказав, что на мне заживает, как на собаке. Я все еще хромал на одну ногу, но это не мешало мне вернуться к обыденной жизни. И первым местом, куда я направился, был мой любимый паб «Johnnie Shovelʼs». Приятная обстановка, уютные кресла, обитые зеленым бархатом, запах свежего пива и эля, из колонок доносятся ирландские мотивы. Напротив меня сидел мой закадычный друг, как обычно, в своей темно-синей жилетке, которая пропахла крепким кофе и моторным маслом. Он попивал светлое пиво из пол-литровой кружки, а я тем временем курил сигару и думал о том, как же мне повезло повстречать его на пути.