It's Over, Isn't It?

       В доме темно и тихо, если не считать звуков из комнаты Санса. Папирус доходит до неё, и даже протягивает руку, чтобы толкнуть, но останавливается на полпути. Изнутри доносятся тяжёлые вздохи и всхлипы: из-за цветов Сансу трудно дышать, и порой он почти задыхается. Папирус видел однажды, как брат наклоняет голову, чтобы цветы перестали перекрывать горло; Флауи научил его этому.        Он стоит перед проклятой дверью и всё не решается её открыть.        Это глупо, Папирус знает, что это глупо — если Санс вдруг посмотрит в сторону двери, то увидит тень его ног на полу. Он догадается, и утром будет ужасно неловко смотреть ему в глаза. Но это только если Санс проснулся. Папирус не знает, смог ли брат очнуться от кошмара — порой он кричит во сне, и не может выкарабкаться до тех пор, пока кто-то — обычно это Флауи — не разбудит его. Но вряд ли он стал бы так стонать, если бы до сих пор не спал.        Эта мысль успокаивает его.        Он прислушивается к звукам за дверью, ловит ритм чужого дыхания. Он почти научился распознавать опасный тембр, при котором брат близок к асфиксии, и теперь напряжённо считает секунды, пытаясь понять, что происходит. Вдох-выдох-вдох. Воздух выходит из груди со свистом, и этот не самый здоровый звук окончательно говорит, что всё нормально. Санс может дышать.        Этого достаточно. Какое-то время он ещё стоит, колеблясь, но в итоге всё же отходит от двери, оставляя Санса с его кошмарами. Негромкие стоны преследуют, пока он спускается вниз по лестнице, намереваясь ненадолго спрятаться от звуков на кухне, и постепенно затихают. В доме нет мест, где бы он ни слышал Санса, но он просто не может заставить себя вернуться. Не сейчас.       Сильно сжав кулак, Папирус ударил им по стене. На стенке проявилась длинная трещина. Она была очень схожей с трещиной, что находилась в его душе. Скелет не мог перенести ту боль, что исходила от этой неё... Он вздохнул. - Не возражал, против неё, Появившийся в твоей жизни тогда. Не возражал, ибо знал, Что она ничего не значит для тебя… – запел, кинув грустный взгляд, на пол Папирус. - Не возражал, против неё, Убивал её я, зная - та снова придёт, Но она, не пришла, Не мог я и подумать, что она с собой заберёт тебя, – огладив рукой трещину на стене, грустно пропел Папирус и отошел от неё.       Закрыв глаза, он продолжил: - Всё кончено, не так ли? Не так ли? Вот и конец. Всё кончено, не так ли? Не так ли? Вот и конец. Ты выиграла, он выбрал тебя и влюбился, и предал... Всё кончено, не так ли? Так почему не опускает в душе боль?..       Скелет, с протяжный вздохом, открыл глаза. В них читалась неописуемая тоска и горесть. Схватив в руки нож, лежащий на столе, он припомнил все сражения за свою службу. - Гвардия и драки, защита брата, Беспокойство, слежки, ноль его внимания. В защите его был мой потенциал Смелый, точный и осторожный. – Папирус сделал пару взмахов и откинул нож в сторону. - Кто я теперь в этом мире без него? Виден мне лишь труп в брате живом. Теперь я не знаю ничего о нём, Но нужно держаться лишь ради трупа его... – скелет, согнувшись, упёрся руками в стол. Его слишком перегружала боль: чуть ли, не заставляя встретиться черепушкой с землёй. - Всё кончено, не так ли? Не так ли? Вот и конец. Всё кончено, не так ли? Не так ли? Вот и конец. Ты выиграла, он выбрал тебя и влюбился, и ушёл... – в его душе это пропелось криком, однако, в действительности эти строки никем не были услышаны. - Всё кончено, не так ли? Так почему не опускает в душе боль?       Огромная слеза вывалилась из правой глазницы монстра. - Всё кончено, не так ли? Так почему не опускает в душе боль?.. – шёпотом пропел Папирус.       Снова протяжно вздохнув, он выпрямился. Только заметив слезу, которая была стыдной вещью для главы гвардии, скелет сразу схватил полотенце, которое лежало рядом с раковиной и протёр щеку с глазницой, избавив себя от постыдной влажности.        На кухне горит лампа, которую они всегда оставляют вместо ночника, и в её свете Папирус вдруг замечает чью-то скукожившуюся фигурку.        Флауи…