Позови

Твои руки связаны красными венами, Ты плачешь от боли по вечерам, И, хотя твой бледно-зелёный свитер никогда не надену я, Знаю: внутри него тебе холодно даже, когда или если на улице непродыхаемая жара. Твой голос охрип от вечных рыданий, И ты куришь опилки, потому что нет сигарет. Ты начала загнивать в темноте, что у тебя за глазами, И на жизни твоей все давно поставили крест. Ты как Авель мёртвая но всё ещё говоришь, И больше чем света в тебе разве что внутренней мглы, Из тебя во вне пробивается чёрный, как пепел тростник, А на запястьях деревья во всю разрослись. Ты веришь – не молишься, смеёшься – навзрыд, Днём, смотря в глаза, истошным криком заходишься, а никто не слышит, И тихий твой шёпот в ночи разобьётся бусинами хрустальными, опустится лепестками Сакуры на серый асфальт, и затихнет отзвуком печальным до скрежета, который и ты сама не сможешь понять. А люди растопчут хрусталь, впечатают обувью нежно-розовый в грязь, будут жаловаться на акустику, дворников и на какую-то дрянь, рассыпавшую бусины, - они, чёрт возьми, мешают куда-то бежать. Но когда ты закроешь глаза руками от воздуха, Когда потолок не выдержит того, что ему было велено, Когда уши начнёт резать от возгласов, Заполонивших комнату приведений Когда ты на, бывшей когда-то белою, сейчас в розово-точечных лужицах, простыне, Вдруг скажешь, вздрогнув от всхлипа, «Я устала быть мною, ею и, чего уж там, сильною!». Я выйду из шкафа, по тине морской, к тебе.