Воздух

*** Матвею нужен воздух. Казалось бы, его должно быть много, раз уж он живёт — ну, прямо скажем, в том, что можно было бы назвать настоящим волшебным замком. Кто не мечтал о таком? Кто не мечтал сбежать от скучной повседневности — в мир магии, в мир возможностей и чудес? Матвей вот мечтал. Зачитывался сказками в детстве и приключенческими романами — и, конечно, представлял себя, как и все мальчишки, то благородным рыцарем, то лихим разбойником, а то и могущественным магом, заколдовывающим целые вражеские армии. Гораздо чаще, правда, он представлял себя этаким бродягой с таинственным прошлым, который иногда, время от времени, эффектно появляется, чтобы кому-нибудь помочь. Если, конечно, ему того захочется. Но сказка, воплотившаяся в реальность, ожидаемо оказывается совсем не такой, какой ей полагалось быть. Матвей думал, что Орден книгочеев избавит его от правил, которые он ненавидит — их стало только больше. Он думал, что у него станет меньше тоскливых бессмысленных обязанностей — они только поменяли свою направленность. Он думал, что необычная сила предполагает необычные её применения — но то, чем занимается Орден, иначе как рутиной не назовёшь. Он думал, что станет наконец свободным, а вместо этого оказывается заперт в смертоносной ловушке. И его тошнит от того, что все остальные вокруг него притворяются, будто это не так. Он задыхается. От ответственности, которую никогда не просил и которой для него слишком много. От обречённости, которой пропитано теперь всё их существование. От правды, которую, похоже, никто не желает замечать. От всех этих невидимых цепей, которые не дают ему вырваться. Он сбегает один раз. Второй. Третий. Это превращается в привычку, которой он не может противиться: ему невыносимо плохо в четырёх стенах, даже если эти стены высотой до облаков. Ему нужно небо, ему нужен ветер, ему нужно — бежать, бежать, бежать и не останавливаться. Ему не нужны: иллюзии, привязанности, чужие укоры и наставления. Его ловят и запирают, снова и снова, и это самое худшее наказание, которое они могут для него придумать. В первый раз, когда Матвею предоставляется шанс выяснить, что в этом «волшебном замке» есть настоящая тюрьма, он нервно, с истерическим весельем смеётся. Решётка и темнота, в которой он оказывается — вот истина, прячущаяся за всеми этими блёстками и мишурой, которую зовут магией. Ему хочется бросить вызов всему этому миру, который связывает своих обитателей по рукам и ногам. Вызов всем условностям, вежливым расшаркиваниям и всем этим жутким и непреклонным «так надо», «так бывает», «так должно быть». Матвей — против мира. Звучит круто, безнадёжно и, пожалуй, смешно. Он бы посмотрел такой фильм, только вот он сам — в главной роли. Он знает, что ему, в конечном итоге, не убежать далеко. То, от чего он бежит — не снаружи. А внутри него. И вот парадокс: единственное время, когда он ощущает себя по-настоящему свободным — это когда его цвет, то, что он ненавидит, то, что превратило его жизнь в эту паутину, в которой он так тщетно трепыхается — когда этот самый цвет обволакивает его разум и позволяет ему летать. И ему было бы проще, если бы он не начинал к этому привыкать. Если бы ему не было весело участвовать в очередной заварушке с книгами. Если бы другие студенты не заботились о нём, хотя он того не просил. Если бы Женя — славная, добрая, всепрощающая Женя — не смотрела на него после каждого побега с таким пониманием и печалью во взгляде. Если бы то, что он называл про себя тюрьмой, не становилось с каждым годом всё больше похоже на дом. Матвею нужен воздух, но если его нет — чем тогда он дышит сейчас?..