Тот, к кому он неравнодушен

В свой выходной день двое мафиози направились в букинистический магазин, чтобы приобрести литературу, которую обоим настоятельно советовали прочесть наставники. Накахара увлечённо читал книгу и поэтому не сразу заметил подошедшего к нему Дазая. Без особого энтузиазма отвлёкся от книги и заметил, что его друг чем-то взбудоражен, зрачки у него были чуть расширены, а на губах играла безумно восторженная улыбка. Чуя уже знал, что за этим последует. — Ты только посмотри, какая она прекрасная! — кивком головы Дазай указал на девушку, которую было видно из окна магазинчика. — Похожа на бабочку… Такая же кроткая, изящная, грациозная. Предложу ей двойной суицид! Накахара лишь неодобрительно покачал на это головой. Сегодняшняя особа напомнила Дазаю бабочку. Предыдущая — букет хризантем. Ещё раньше была стремительная река и прочие ассоциации. Чуя уже давно привык к этой особенности своего друга, но каждый раз раздражался как в первый. Сначала он думал, что таким образом выражается беспокойство за жизнь напарника. Потом стал ловить себя на мысли, что ему в принципе неприятно, когда Дазай предлагал что-то — пусть даже двойное самоубийство — не ему, Чуе, а каким-то там девушкам. Ещё и пользовался у них успехом, что тоже заставляло Накахару нервничать. Как правило, Дазаю на предложение совместно покончить с жизнью все девушки отвечали отказом, но их реакция была различной. Иногда она даже веселила Чую. Например, сейчас. Прекрасная особа оказалась не из слабых и своё «нет» подкрепила физической силой. С победной ухмылкой Накахара направился на помощь своему травмированному товарищу. Тот запрокинул голову в попытке остановить кровотечение и рукой оценивал повреждение. — Не стоит обижать девушек. Если некоторые плачут и убегают, то другие могут совсем неожиданно разбить тебе нос, — с видом великого знатока женщин поведал Накахара. В мыслях за случившееся он благодарил судьбу, высшие силы, Мори, Коё, Акутагаву — да всех, кого вспомнил. — Платок дай, — безрадостно потребовал Дазай. Чуя достал из кармана жилета платок и сам начал вытирать кровь с лица. — Ты пытался её поцеловать. Не знал, что ты умеешь, — скептично отозвался он. — Умею! — Умеешь? — Чуя не смог сдержать смешок и поднявшуюся от удивления бровь. Вопрос был задан с таким вызовом и неверием, что Дазай поддался. Его достоинство было задето настолько сильно, что подросток решил продемонстрировать своё владение искусством поцелуя. Рука легла на затылок — Осаму притягивал Чую ближе к себе и чувствовал, как в его грудь упираются чужие ладони. — Я бы не хотел, чтобы меня целовал тот, кого я не люблю. Особенно ты, — свою ложь Накахара скрывал за жёсткими интонациями. — Какой ты возвышенный в свои шестнадцать лет… — издевался Дазай. Он был уверен в неискренности последних слов своего товарища, и оттого ситуация его забавляла. — Зато ты в свои шестнадцать такой кретин, — злобно процедил Чуя и ушёл от этого разговора. Кретин, в которого Накахара всё-таки влюбился. Мысленно он вопрошал у тех, кого ещё недавно благодарил за разбитый нос, почему запал именно на Дазая. Как будто нет кого-то менее специфичного. Чуя ощутил, что с его головы снимают шляпу, сжал кулаки и даже не сомневался в том, что это делает Дазай. — Как же ты бесишь! И дня не прошло, когда ты не пытался что-то подсунуть мне в шляпу, сжечь или выбросить её! Ублюдок! Упомянутый многострадальный головной убор полетел в сторону. Накахара уже развернулся, чтобы ударить Осаму. Занёс руку, но она была им перехвачена, а сам Чуя — притянут непозволительно близко. Настолько, что чувствует чужое дыхание. Перед собой он видит лишь лукавую улыбку, которая пьянит сильнее любого вина, и карие глаза, своей красотой превосходящие любую из звёздных августовских ночей. Чуя приподнимается на носочках, Дазай склоняется ниже и обхватывает ладонями лицо напротив. Осторожно вовлекает в поцелуй. Губы целомудренно обнимают, долго и тягуче ласкают чужие губы. Для обоих подростков поцелуй получился неожиданно нежным и приторным. Никто из них не спешит разрушать этот чувственный, интимный момент. — Мне послышалось, ты особенно хотел, чтобы тебя поцеловал я, — шепчет Дазай. — Лучше вспомни про свой разбитый нос, идиот, — пытается скрыть своё смущение Чуя.