* * *
Он наткнулся на замок, когда заблудился по дороге на ярмарку. Выглядел тот как обиталище вампира из детских страшилок: с высокими узкими башнями, стаями летучих мышей и заросшим ползучими растениями рвом. Куроо продрался туда не столько из любопытства, сколько из-за своей непомерной любви к приключениям. Ему казалось, что он наткнулся на что-то интересное. Парадные двери с диковинным литьем были заблокированы, а с собой Куроо не прихватил ничего, что помогло бы пробраться внутрь. Да и быстро густеющие сумерки ограничивали любую деятельность. Вернулся он на следующий день. Замок в солнечном свете выглядел таким же пугающим, как и в сумерках, но Куроо был бы не Куроо, если бы не сунулся внутрь. Для этого ему пришлось обойти здание по периметру, заодно оценивая его гигантские масштабы. У невысокой пристройки ему улыбнулась удача – дверь оказалась открыта, и Куроо, налегая со всей силы, ввалился в пыльный коридор, уставленный начавшими ржаветь доспехами.* * *
Человек привыкает ко всему – народная мудрость. Через два дня Куроо возвращается в замок и привычной уже дорожкой пробирается в библиотеку. Теперь он знает, что ему не кажется, – покрытые разводами от сырости доспехи поворачивают к нему шлемы и, выражая свое неодобрение, щелкают забралами. Куроо сначала отступает на пару шагов, потом улыбается и кланяется как воспитанный мальчик и прошмыгивает мимо них в библиотеку. – О, смотрите, кто пришел! – ехидничает кресло и шевелит массивными подлокотниками. – Мы уж думали, что ты сбежал! Куроо не понимает, чего в голосе кресла больше – насмешки или довольства от его возвращения, но на всякий случай улыбается и протискивается к книжным полкам. – Хозяин не любит, когда трогают его вещи, – голос справа раздается как раз в тот момент, когда Куроо забирается по приставной лестнице на верхний этаж. От удивления он выпускает перекладину из рук, и только взметнувшееся полотнище шторы спасает его от перелома позвоночника. – Ну и зачем? Можно подумать, мы не знаем, куда девать тела, – с еле заметным шипением слышится с того самого балкончика, и Куроо на автомате поворачивает голову. Хозяин замка снова стоит в тени и поглаживает кончиком пальца растрепанное чучело совы, которому самое место в декорациях мистической постановки. Чучело поворачивает голову, словно услышав его мысли, и расправляет крылья – побитые молью, с частично выпавшими перьями выглядят они отвратительно. – Мне он понравился, – оправдывается штора, но Куроо держит все так же надежно. – Он вообще первый, кто вернулся после... Ну, после того как мы показались. Чучело одаривает их презрительным взглядом и отворачивает голову к позеленевшему от времени большому зеркалу, в котором переливаются туманные силуэты. – Твое дело, – пожимает плечами хозяин и скользит к неприметной дверце. – Но в случае чего спрашивать буду с тебя. – Меня зовут Куроо Тецуро, – возмущенно откликается Куроо и улыбается обернувшемуся на голос хозяину. – Мне наплевать, – цедит тот сквозь зубы и скрывается в низком коридоре, прихватив по пути насмешливо кряхтящее чучело. Штора спускает его вниз и шелестит что-то виновато, но Куроо лишь отмахивается – прямым текстом его не выставили, а значит, приходить в замок по-прежнему можно. Главное – не попадаться хозяину замка, который не слишком-то его и интересует, в отличие от книг. Кроме одного момента... – Так он призрак или нет? – спрашивает он у расшумевшейся мебели, подтягивая к себе стопку географических атласов. – Наш хозяин проклят древней ведьмой, которой он отказал в приюте в дождливую ночь, – выдает явно питающая к нему симпатию штора и выпускает из своих недр облачко пыли. – Пока не найдется тот, кто за его внешним уродством разглядит красоту, мы все обречены быть такими. Куроо, уже углубившийся в изучение подробной карты востока, лишь бубнит невнятно: – И за пятьдесят лет не нашлось ни одного психа, который бы это сделал? – Последнего хозяин напугал до икоты, явившись при свете дня, – делится с ним пожилой глобус и прокручивается, подставляя бок с горным хребтом Китая. Куроо фыркает несколько раз и все-таки смеется. Судя по поджатым губам и острому языку хозяина, которыми тот пытается выразить свою истинную красоту, жить обитателям замка в виде мебели еще лет пятьдесят.* * *
Библиотека в замке потрясает – столько книг Куроо не видел за всю свою недолгую жизнь. В деревню торговцы заходят нечасто, а до ближайшего города несколько дней дороги через скалистое ущелье, что немного душит энтузиазм. Небольшой балкончик делит библиотеку на два этажа. Стеллажи на каждом заставлены до самого верха, и книг столько, что хватит Куроо на всю жизнь. Поэтому на экскурсию по внутренней части замка он совсем не рвется, хотя однажды кресло с сомнением в голосе предлагало ему прогуляться. – Ты совсем зеленым станешь со своими книгами, – недовольно замечает в один из дней глобус и крутится под пальцами Куроо, не давая ему отследить русло древней реки. – Иди хоть раз на улицу выйди. Куроо смотрит на него пристально, но на резном дереве истинных мыслей не углядишь, поэтому он с неуверенностью кивает и, подобрав валяющуюся в ногах сумку, выходит через распахнувшиеся двери на широкую террасу. Вокруг, насколько хватает взгляда, расползается дикий запущенный сад – розы, сплетаясь шипастыми стволами, образуют сплошной ковер из темной зелени и кроваво-красных бутонов. Запах от них идет одуряющий настолько, что засидевшемуся в пыльной библиотеке Куроо приходится опереться на тусклые мраморные перила. Он прикрывает глаза и несколько раз глубоко вдыхает, чтобы пропитаться запахом и поскорее привыкнуть к нему. До него доносятся обрывки разговора, и Куроо настораживается. – Время уходит, Дайшо. Может, ты и не замечаешь, но с каждым днем ты становишься все больше монстром, – голос совы звучит тревожно. – В замок уже давно никто не заходит. Этот... Куроо, кажется? По крайней мере не сбежал до сих пор. Попробуй с ним... Голоса приближаются, Куроо открывает глаза и встречается взглядом с хозяином замка собственной персоной. На нем длинный пыльный плащ, в честь нарастающей жары не скрывающий тело, и Куроо со смесью ужаса и восторга разглядывает его. Тело Дайшо ниже пояса – это тело огромной змеи. Самые маленькие чешуйки возле выступающих тазовых косточек величиной примерно с ноготь большого пальца. Шкура переливается на солнце всеми цветами радуги, но основной цвет – нежная салатовая зелень с четким темным рисунком. Дайшо отползает немного и поднимает руки в попытке прикрыться, но замирает. – Не надо! – просит Куроо слишком громко и тут же прикрывает рот ладонью. – Прости, я не хотел кричать. Дайшо с настороженностью во взгляде следит за ним, но руки опускает и даже немного разводит их в стороны. У него очень бледная кожа, несколько чешуек расползаются от пояса к ребрам и слабо мерцают, оттеняя белизну тела. Взгляд Куроо скользит выше по гладкой груди с темными сосками, к шее с резко выступающим кадыком, добирается до лица. Дайшо даже со змеиными чертами почти по-девичьи красив – у него четко очерченный рот, хоть тонкие губы и кривятся в усмешке, красивые высокие скулы и выразительные глаза с длинными ресницами. Куроо видит вытянутые зрачки в темных глазах, россыпь веснушек на остром носу и только тогда понимает, что перегнулся через перила и смотрит на Дайшо почти в упор. – Страшный? – с шипением спрашивает тот и пробует тонким раздвоенным языком воздух у самого лица. – Красивый, – честно отвечает Куроо и выпрямляется. Дайшо краснеет, щурится так, что глаза превращаются в тонкие щелочки и, придавив в руке горло совы, поспешно скользит назад. – Ты покойник, – печально шелестит штора и укладывается пыльным краем Куроо на плечо. Интуиция подсказывает ему, что она абсолютно права.* * *
На следующий день дорогу в библиотеку ему преграждают грозные проржавевшие доспехи. Куроо замирает напротив них, разглядывает с минуту и пожимает плечами, разворачиваясь к выходу. Доспехи на уловку не ведутся и теснят его до самой двери, а потом еще ключом в замке для верности щелкают. Куроо сплевывает сквозь зубы, пинает от досады вросший в землю булыжник и пробирается кустами к окнам обеденного зала. Ставни приглашающе открываются, Куроо забирается на подоконник и нос к клюву сталкивается с полусгнившим чучелом совы. – Эм... Привет? Хироо, да? – на пробу здоровается он и спускает ноги на мраморный пол зала. – Дайшо не хочет тебя видеть, – угрюмо говорит ему сова, но не делает ни малейшей попытки остановить. – Мне уйти? Правда уйти? – на всякий случай спрашивает Куроо, не отходя от окна. – Ты сказал кое-что, чему Дайшо поверить не может. Он слишком давно в таком виде и совсем разучился верить людям. Но иногда Дайшо не прав, – с облачком пыли и останков насекомых вздыхает Хироо и отскакивает подальше. – Ты молодой и здоровый, а я старый больной труп совы, я не смог тебя догнать. Куроо согласно кивает и, следуя подсказкам явно благоволящих ему вещей, добирается до библиотеки. Входит он, как и полагается непрошеному гостю, без стука – дверь распахивается, но тугие петли не дают ей удариться о стену. Напротив с удивлением в темных глазах замирает Дайшо, только кончик хвоста нервно выбивает из ковра пыль. – Пошел. Вон, – раздельно говорит он, и в голосе его столько яда, что Куроо даже боится немного. – А может, не надо? Ползать тут в одиночестве и разговаривать с ожившими вещами явно не самое веселое времяпрепровождение. А я всегда рад новым знакомствам, – Куроо обходит Дайшо и устраивается в полюбившемся ему продавленном кресле. – Так что я решил скрасить тебе досуг настоящим живым общением. – Ты не нравишься мне, – прямо выдает Дайшо и складывает руки на бледной груди. – Не хочу, чтобы ты здесь был. – Ты мне тоже не очень нравишься, когда разговариваешь, но что поделать? – Куроо вертит в руках потрепанный томик приключенческого романа и улыбается. – Может, я тот самый, кто разглядит в тебе истинную красоту и все такое? В нем бурлит пузырьками игристого вина непонятное возбуждение. Дайшо ведется на его наглый тон, сначала краснеет и щурится, а потом берет себя в руки. Это подстегивает Куроо, заставляет рваться вперед, облизываться в предвкушении. Как в детстве перед хорошей дракой. – Да ни в жизнь, – в сердцах бросает Дайшо и в одно быстрое движение оказывается рядом. – Вон из моего дома! Он хватает Куроо за пояс, перекидывает через плечо и до тошноты быстро оказывается во внутреннем дворе перед самыми коваными воротами. Перехватив сопротивляющегося Куроо за запястья одной рукой, второй он открывает дверцу древней кареты и швыряет его туда. – Эй! – возмущается Куроо, пытаясь выбраться. – Отвези его домой! – рявкает Дайшо карете и отползает подальше. – Чтоб я его больше здесь не видел. Карета выбирается из оплетших ее вьюнков, встряхивается как собака и, колченого переваливаясь, спешит к распахивающимся воротам.* * *
В следующий раз Куроо видит Дайшо на третий свой визит в замок. Двери распахиваются сами, тяжелые темные шторы перешептываются и трепещут от волнения, а Дайшо, остановив тяжелый немигающий взгляд на Куроо, лавирует к нему среди книжных развалов. Его огромное чешуйчатое тело двигается с недоступной человеку грацией, узор перекатывается на блестящей чешуе. Куроо откладывает книгу, которую читал, и прикусывает щеку изнутри, пытаясь прояснить мысли легкой болью. Дайшо останавливается рядом с ним и выпрямляется на хвосте, давит аурой и разницей в габаритах. Куроо улыбается ему и поднимает на лоб очки. – Что? Дайшо смотрит на него несколько долгих секунд и, наконец, выдыхает с тихим шипением: – Кажется, я сказал тебе, что не хочу видеть в своем доме? Куроо почему-то уверен, что шипит он специально. – Так ты и не видел. – Он болтает полупустой бутылкой и еле успевает отдернуть руку, когда кончик хвоста хлыстом выбивает ее из пальцев. – Эй! Это просто настой, чтобы взбодриться. – Он воняет! Не смей носить сюда эту дрянь. – Дайшо наклоняется к нему и пробует воздух у самого лица Куроо. – Весь замок уже этой отравой провонял. Куроо смотрит ему в глаза с вытянутыми омертвевшими зрачками и заморожено кивает. Дайшо довольно скалится и отползает от него, бросая кому-то повелительно: – А ты проконтролируй! Хироо взбирается по креслу на плечо Куроо и согласно кивает, мазнув в процессе остро пахнущими перьями по скуле. Дайшо захлопывает за собой дверь, и в библиотеке воцаряется тишина. – Я так понимаю, запрет на посещение снят? – на всякий случай спрашивает Куроо и вцепляется в подлокотники вскинувшегося от смеха кресла. – Хироо, а у этого ведь кишка не тонка, – отсмеявшись, заявляет оно и снова замирает. – Я надеюсь, – шепотом признается сова и вращает головой вокруг своей оси. – А то, кажется, в этом теле что-то завелось.* * *
Куроо наваливается на тяжелую дверь и оказывается в просторной гостиной, обогреваемой большим камином. Дайшо обвился вокруг кресла и, кажется, дремлет – по крайней мере у него прикрыты глаза и грудь от дыхания поднимается медленно-медленно. Куроо подкрадывается к нему, с минуту разглядывает расслабившееся во сне лицо и осторожно ведет рукой по тяжелому змеиному телу. Дайшо не просыпается, и Куроо чувствует себя смелее – проводит пальцами по рисунку, идущему четкими линиями от копчика до самого кончика хвоста, приподнимает отстающую чешуйку и обводит ее краешек подушечкой большого, разглядывает жадно место слияния двух разных тел. Тонкие, кажущиеся совсем свежими чешуйки возле ребер переливаются в неверном свете огня, и Куроо уступает искушению – следует вдоль них пальцами и касается мягкой холодной кожи. В самые кончики отдается резкая дробь сердца, и в ту же секунду Куроо относит сильным ударом к двери. – Стража! – кричит, срываясь на невнятное шипение, Дайшо, и указывает ворвавшимся доспехам на него. – Выставить его вон! Куроо волокут по каменным ступеням, забрасывают в уже знакомую карету и провожают до самого моста, чтобы удостовериться в выполнении приказа. – Тебе ведь надоест меня возить. – Куроо начинает ковырять выцветшую обивку и тут же получает болезненный тычок в поясницу. – Вашего хозяина слишком интересно выводить из себя, чтобы я так просто отступился. Он откидывается на спинку сиденья и прикрывает глаза. Ему кажется, что руки до сих пор горят от ощущения прохладной чешуи и мягкой кожи. На большом пальце остался отпечаток отслоившейся чешуйки, а кожа хранит пряный холодный запах змеиной шкуры. Куроо тихо выдыхает сквозь сжатые зубы и пытается успокоить внезапно разогнавшееся сердце. Умом он понимает, что с ним происходит. Что непонятное притяжение, которое он испытал, впервые заглянув в глаза Дайшо, приобретает вполне определенные формы. Только вот Куроо совсем не знает, что ему теперь с этими формами делать. У него почти детское желание заставить сейчас карету развернуться и отвезти его к Дайшо, но холодная ярость в глазах заставляет считаться с его желаниями.* * *
Куроо возвращается в замок через два дня и застает поразительную сцену. Дайшо, разъяренный донельзя – не им, – привстает на хвосте и нервно шевелит раздвоенным языком между тонких губ. Перед ним с вилами стоят несколько жителей деревни, и угрожающе рассекают ими воздух. – Что здесь происходит? – спрашивает Куроо у неудачно приземлившегося к нему на плечо Хироо и поправляет вывернувшееся крыло. – Это что за темные века? – Я так понял, что жители решили, будто монстр тебя... приворожил? Вот и пришли разбираться, – с сипом вводит его в курс дела Хироо, а потом сваливается с плеча в терновый куст. – Что за? – шепотом ругается Куроо и проходит в распахнутые ворота к спорящим людям. – Мацумото-сан, что вы здесь делаете? Старик-пекарь оборачивается к нему, с удивлением всматриваясь в лицо. Судя по всему, слухи сильно приукрасили состояние Куроо, выглядящего сейчас самым обычным образом. – А? Но ты... – Мацумото-сан беззубо пожевывает губу и ежится под его внимательным взглядом. – Монстр ведь! Дайшо закатывает глаза и недовольно складывает руки на груди. Он все еще стоит на хвосте, чтобы казаться выше и грознее. Куроо быстро встает между ними и селянами, для пущего эффекта раскидывая руки. – Я со всей ответственностью заявляю, что этот монстр абсолютно безопасен! Самое страшное его преступление – это отвратительный характер, – неловко шутит Куроо, пытаясь разрядить ситуацию. Дайшо за его спиной обиженно шипит и наверняка скалится острыми тонкими зубами. Здравый смысл в нем схлопывается под желанием вернуть Куроо шпильку: – Я сейчас тебе лицо обглодаю, и будет еще одно, – с ласковой змеиной улыбкой говорит он, склоняясь почти вплотную. Селяне его шутку не ценят. – Он сожрет наших детей! – кричит истерично какая-то женщина и бросает в Дайшо продолговатый камень, выбитый из брусчатки двора. Камень попадает в голову – лицо Дайшо в секунду заливается кровью. Он громко воет и бьет мощным змеиным телом по заросшим мхом камням. Жители деревни в испуге пятятся, Мацумото-сан твердой рукой поднимает вилы. – Доспехи! – кричит Куроо, уворачиваясь от ударов хвоста и пытаясь подобраться вплотную к Дайшо. – Уберите их отсюда! Только не калечьте. Куроо сам не знает, почему решил, что они послушаются его. Сейчас не до этого. Главное – успокоить Дайшо, пока он не поранил кого-нибудь. Пока он не поранился сам. Куроо перепрыгивает через гигантское кольцо и за пальцы дергает его к себе. Дайшо на секунду замирает, смотрит ему в глаза сквозь кровавую маску, и Куроо холодеет. Впервые за все время он боится Дайшо. Боится монстра, который живет у того внутри. Доспехи теснят селян к мосту, кованые ворота захлопываются и ощетиниваются острыми прутьями. Через них пробирается потрепанное чучело и ковыляет к беснующемуся во дворе Дайшо. Куроо отвлекается на движение под ногами и пропускает момент, когда змеиная часть изгибается и всем весом обрушивается на него. Из легких выбивает весь воздух, перед глазами позорно темнеет, и под пронзительный звон в ушах он теряет сознание.* * *
Приходит в себя Куроо болезненно долго. У него болят спина и ребра, в голове вместо мозга катается стеклянный раскаленный шарик, добела выжигающий сознание, а привкус крови во рту вызывает тошноту. Он на пробу приоткрывает один глаз и натыкается на пристальный остановившийся взгляд Дайшо. – Привет, – сипит Куроо и криво ухмыляется, тут же корчась от боли. – Ты слишком сильный для своей комплекции. Он пытается шутить, чтобы показать, что с ним все в порядке, но Дайшо от этого поникает еще сильнее. Вся его спесь и язвительность, которыми он так щедро одаривал Куроо каждую встречу, сейчас слезают, как змеиная чешуя. Дайшо правда переживает, хоть и не сможет никогда этого признать. – Это ты какой-то хиляк, – ожидаемо выдает он и выпрямляется на хвосте. – Какого черта ты вообще полез? Я бы сам с ними разобрался. Как разбирался всегда, – ворчит Дайшо и комкает в пальцах расползающуюся от ветхости простынь. – Потому что это можно было решить миром, – отвечает ему Куроо, внимательно следя за быстро меняющимся выражением лица. – Не такой уж ты и монстр на самом-то деле... – Монстр, – перебивает его Дайшо и мерзко ухмыляется, демонстрируя длинный язык. – Ты сам видел, каким я могу быть. – Не видел я монстра. – Куроо упрямо мотает головой и тут же стонет от боли. – Ты, конечно, тот еще засранец, но чудовище из тебя, как из Мацумото-сана. Дайшо пытается еще что-то возразить, и выражение лица у него при этом такое несчастное, что Куроо не выдерживает. Что-то в нем с жалобным стоном рвется, он хватает Дайшо за предплечье и тянет к себе. Они стукаются лбами и носами, Куроо быстро прихватывает его за затылок и сильнее притягивает к себе. Целует. Целоваться, когда у твоего партнера целая пасть острых зубов и по-змеиному раздвоенный язык, оказывается увлекательно. Куроо проводит языком по кромке зубов и под судорожный выдох Дайшо осторожно касается раздвоенного кончика. У него шумит в ушах и сердце бухает с такой силой, что, кажется, разрывает тугую повязку на ребрах. Дайшо наклоняется над ним, изгибает шею, чтобы целоваться было удобнее, и с тихим рыком запускает пальцы в растрепанные волосы Куроо. Это приятно. Слишком приятно, хоть и необычно – возбуждение поднимается в нем огромной мягкой волной, и Куроо откидывается на подушки, притягивая Дайшо к себе. Поцелуй становится жадным – Дайшо кусается, и во рту чувствуется привкус крови, но Куроо это нравится. Он проводит пальцами по затылку, массирует выступающий позвонок и позволяет гортанному стону сорваться с губ. Дайшо это отрезвляет. Он резко отшатывается, расцепляет руки Куроо и выскальзывает из комнаты с такой скоростью, что сшибает вскрикнувшую вешалку. Куроо облизывается, собирая непривычный вкус с губ и сдавленно стонет. В паху тяжело ноет, твердый член прижимается к животу и пачкает белье сочащейся смазкой. Куроо, пересиливая боль, скручивается в комок и бьет рукой по одеялу.* * *
– Дайшо не хочет тебя видеть, – хмуро говорит сидящий на доспехе Хироо и пытается вывернуть лапу в нужную сторону. – И в этот раз я с ним согласен. На утро Куроо готов рвать, метать, выбивать пыль из говорящего чучела и сносить дверь в спальню Дайшо с петель. – Почему? – спрашивает он максимально спокойным голосом. – У него была... тяжелая ночь, – нехотя отвечает Хироо и замирает. – Но потом я тебя к нему пущу. Куроо впервые за последние несколько дней спускается в библиотеку и садится в продавленное кресло. Глобус сочувственно подталкивает его под руку и прокручивается до Гималайского хребта. Вещи терпеливо молчат, и лишь полюбившие Куроо шторы взволнованно колышутся. – Не переживай, – пытаются утешить они его и укладываются на плечи. – Я уверен, что уже к вечеру хозяин спустится. Куроо сидит в библиотеке до наступления сумерек. Сначала вещи пытались поддержать с ним разговор, как-то отвлечь от ожидания, но вскоре в библиотеке воцаряется непривычная тишина и Куроо засыпает. Просыпается он уже в сумерках, в тишине и полумраке. Словно вокруг никого нет, лишь обычные бездушные вещи и высокие книжные стеллажи. Из сада за окнами так густо пахнет розами, что Куроо перебирается в гостиную и решает дожидаться там. Дайшо и правда спускается к вечеру. Не скользит привычно по ступеням, а человеческими ногами переступает сам, судорожно хватаясь за поручни. Куроо, видя это, не может сидеть в гостиной спокойно. Он подхватывается с кресла, добегает до лестницы и помогает ему преодолеть последний пролет. Дайшо шипит и дергает головой, но его ноги подрагивают от усталости, и он затихает. Куроо усаживает его в кресло, подтаскивает поближе к огню и садится рядом. – Ты... что? Ты как? – пытается спросить он. Дайшо усмехается, откидывает с лица влажную от пота челку и смотрит на Куроо сверху вниз. – Ты удивительно красноречив, – тихо выдает он и кладет руку на плечо Куроо. – Спасибо, что ли? Куроо не знает, кто из них потянулся первым. Наверное, оба. Он подхватывает сползающего к нему Дайшо, целует, зарывается пальцами во влажные волосы и считывает самыми кончиками довольную дрожь. Дайшо выворачивается, целует Куроо в горло и довольно шепчет в бешено бьющийся пульс: – Ты все еще вкусный. Куроо ведет рукой от шеи вниз, оглаживает лопатки и ребра, переходит на грудь и сжимает левый сосок и тут же прикусывает вздрогнувшую губу. Глаза у Дайшо сумасшедшие – с расширенными зрачками и совершенно нечитаемой тьмой, расползающейся от них. Куроо замирает и счастливо выдыхает, а потом языком дотрагивается до припухшей нижней губы и целует так, как нравится ему. С жадным переплетением языков, смешавшимся дыханием и задушенными стонами между ними. Дайшо извивается в его руках, выгибается, и рука Куроо сама сползает со спины на поясницу, оглаживает крохотные ямочки, и пальцы впиваются ему в запястье до боли. Дайшо почти рычит: – Давай же. Куроо опускает между их телами руку, оглаживает напряженный член и задевает ногтем головку. Дайшо вскидывается и жалобно стонет, толкается в ладонь и запрокидывает голову, открывая горло. Куроо метит тонкую кожу засосами, сильнее сжимает пальцы и несколько раз проводит сверху вниз по всей длине ствола. Дайшо почти складывается пополам, словно используя остатки змеиной гибкости, и с громким отчаянным стоном кончает. – О... Вау. Ты быстро, – со смешком шепчет в его ухо Куроо и плотнее прижимает к себе. – Я пятьдесят лет себя не трогал, – вяло оправдывается Дайшо, щипая его за руку. – Мог бы и потактичнее быть. – Мог бы, – соглашается Куроо, опуская его ладонь на свой напряженный член. – Потом, ладно? – Я начинаю сомневаться, кто из нас чудовище, – выдыхает Дайшо и запускает пальцы в штаны. – Зато мы друг друга стоим, так ведь? – спрашивает Куроо и низко гортанно стонет.