шрамы под рукавами

      Очередные съемки.       Всё идет просто отлично, зал умирает от каждой шутки импровизаторов. Только Антон последнее время ужасно рассеянный. Он вечно запинается, думает о чем-то своем и, самое главное, выпадает из реальности. — Шастун, может хватит уже придумывать план «Как затащить Попова в кровать?», — с усмешкой говорит в микрофон Паша. — Ты скоро его силой мысли трахнешь.       Весь зал снова начинает смеяться, но вот Шасту сейчас совсем как-то не до шуток.       Он уже давно заметил, что его невероятно сильно тянуло к Арсению. К этому невероятному, чёрт возьми, мужчине! И нет, это не просто «дружеские чувства». Совсем не дружеские. Он проверял.       Каждый раз, когда Попов проходил мимо него, ему хотелось хоть как-то прикоснуться к этому импровизатору, потрогать его губы, его жесткие темные волосы, руки и вены на них. Антону хотелось вечно смотреть в эти голубые глаза, которые были похожи на два океана. Но он не мог. Не мог. А что он, Арсений, подумает? А если они совсем перестанут общаться? Зачем он ему нужен? У него ведь жена, семья… Которых, правда, никто ещё не видел.       Миллионы таких вопросов каждую минуту всплывали в голове у Антона. И именно эти вопросы доводили его до того, что ему приходилось резать вены. Да-да, вены. Да, это очень глупо и по-детски, но другого выхода, как казалось, у Шастуна не было. По этой причине, он всегда ходил в одежде с длинными рукавами и прятал таким образом свои порезы на руках. Мантии, браслеты, все возможное. — Пройдет. Это всего-лишь влюбленность. Ты просто влюбился, как мальчишка. Это пройдет, нужно просто подождать, — говорил он себе. И не верил в это.       Они не общались. Только на съемочной площадке или после съемок. Обменивались парочкой слов и расходились каждый в свою жизнь. — Может быть, тебя подвезти, Шаст, а? — каждый раз игриво спрашивает Арсений, надеясь на положительный ответ. — Нет, спасибо, — грубо бросает ему Антон и уходит.       Попову совсем не нравилось это общение, если это вообще можно было, конечно же, назвать общением. 18 октября.       Шастун не приехал в Главкино. Он даже никого не предупредил, что не сможет. Или не захочет. — Что за нахрен? Где Антон? Телефон у него выключен. Кто-нибудь знает, что с ним? — чуть-ли не визжит, брызгая слюной, Воля, — нам опять из-за него съемки откладывать?       «Что происходит с ним? Это уже слишком. Я должен во всем разобраться» , — тут же подумал про себя Арсений.       После утверждениям переноса съёмок он узнал адрес Антона у Позова, который даже позволил взять запасной комплект ключей от квартиры Шастуна, и вечером поехал к нему.       Вот он уже подъезжает к дому в полной уверенности, что делает то, что должен. Выходит из машины, громко хлопнув дверью. Попов заходит в подъезд, в лифт, где нажимает кнопку с цифрой пять. «Что я ему скажу? А вдруг он не захочет видеть меня? Зачем вообще я сюда поперся…»       Звонок в дверь. Тишина. Очередной звонок. Снова тишина. Ключи тихонько повернулись в двери, и она открылась. — Антон? – позвал Попов, – Это Арс. Ты тут?       Невнятные звуки и шорохи в ответ. Арсений слышал, что Антон точно находился в квартире. — Ты где? — прикрывая входную дверь за собой, громко сказал темноволосый мужчина, – Шаст?       В квартире было прохладно и темно. Арсений включил свет в коридоре, прошел прямо и завернул в комнату. – Арс… Арс, не надо. Все хорошо, уходи. Или приходи потом, — сказал чей-то тихий и слабый голос. Это было непохоже на сильного Шастуна. — Антон? Что случилось? — резко спросил у него Попов. – Нет… уходи, пожалуйста. Не сейчас.       Вопреки просьбе Арсений подошел поближе. Антон сидел на полу, рядом с кроватью. Около него он заметил одну бутылку. Кажется, она была пустая. — Что такое, объясни мне? Господи, все переживают за тебя, а ты тут бухаешь в одного? Ты из-за этого не смог приехать? — громко и строго сказал импровизатор. Он резко взял Шастуна за руку и потянул на себя. Свет из коридора попал на его бледное и худое лицо. Антон морщился и, кажется, вставать ему совсем не хотелось. — Арс, давай спокойно поговорим, если тебе так хочется… Но мог и потерпеть, — пробормотал ему в ответ Шастун. — Только не тяни меня. У меня рука болит, черт.       Арсений сел рядом с ним. Он все еще не отпускал его руку. Вдруг он заметил на этой тонкой и холодной руке Антона темные следы. Это была кровь. Засохшая кровь. — Шаст, что это? Шаст? Шаст! — допытывал голубоглазый импровизатор. Шастун молчал, не желая признаваться, но вырвал руку, из-за чего сразу же зашипел. — Вены я резал, — фыркнул парень.— Слепой, что ли?       Попов был в шоке. И немного в ярости. Вены? Да как он посмел? Какого чёрта? Почему? Идиот, придурок...       Никто из них ведь не знал, что этот милый, улыбчивый парень увлекается таким вот делом. И Арсений узнал первый. Это делало ему больно. Он взял в ладонь запястье левой, второй руки и посмотрел на неё. Тоже шрамы, засохшая кровь, повязка, под которой совсем свежий… Свежий…       Арс готов был смириться с тем, что влюбился в этого парня, но не готов смириться с тем, что этот парень уйдёт от него навсегда. — Это всё из-за тебя, твою мать, — вдруг включился Шастун. — Я… Не знаю, как это назвать. Страдал из-за тебя, вены резал, вот. Любил… Любил тебя, придурок.       Антон начал тяжело дышать. Он взял пачку, которая лежала рядом и достал одну сигарету. — А я люблю. Прямо сейчас. Ты слышишь? Тебя, — в тон ему ответил Попов.       Шаст приоткрыл рот, из которого тут же выпала сигарета, и сразу закрыл его, так ничего и не сказав. Глаза вылезали из орбит, как у того хомячка на фото Арсения в IG. — Что? Серьёзно? — почти шепотом спросил Шастун. — Ты мне не веришь?       Арсений резко притянул лицо зеленоглазого, забрал не подожженную сигарету из его рта и нежно поцеловал в тонкие и жесткие губы.       После этих событий, раз в неделю Арсений Попов проверял руки своего любимого на наличие новых шрамов. Ну, и естественно каждый день целовал каждый давний порез.       А ещё раз в полгода устраивал истерики, когда его возлюбленный случайно резал себя ножиком, когда делал салат.